Валерий Николаев - Закуси горе луковицей
Зоя не могла не думать и о Владимире. Почти каждая встреча с ним удивляла ее каким-нибудь маленьким открытием. Его внутренний мир оказался гораздо богаче ее первоначального представления о нем. Она заметила, что Владимир хоть и перестал прятаться за створками раковины отчуждения, но и не спешил чем-либо хвалиться, и только вопросы к нему вынуждали его рассказывать о себе.
Он, безусловно, интересный человек, — думала она. — Очень интересный. И жаль, что больше с ним не встретимся. И хотя нам удалось побеседовать о многом, но все ж возникла парочка вопросов, на которые тоже хотелось бы знать ответы. Первый: почему тогда из доброй сотни общепризнанных поэтов он прочитал стихи именно Бунина? И второй: отчего вдруг при расставании с Некрасовым мне захотелось заплакать?
Двадцатого августа в почтовом ящике Зоя наконец-то обнаружила тоненькое измятое письмо. Однако оно было не от Дениса, а от бабушкиной соседки Дарьи Моховой. Новости были удручающие: бабушка Анфиса занемогла, и соседка просила мать девушки поскорее приехать в Ольховку и поухаживать за ней. И еще приписала: «Поспешите навестить ее, чтобы потом ни о чем не жалеть, да и меня не виноватить».
Зоя предвидела реакцию матери и, тем не менее, позвонила ей. Сообщила о содержании письма и спросила ее, что она намерена делать? Мать со свойственной ей прямотой ответила дочери:
— Что ты от меня хочешь? Чтобы я выбросила на ветер несколько тысяч, а потом неизвестно сколько торчала в Ольховке и, в конце концов, потеряла свою работу? А что если, как только уеду, она умрет? Кто меня тогда на похороны отпустит? И что обо мне подумают люди?
— А что могут подумать о тебе твои мать и дочь, — сорвалось у Зои, — тебя это не волнует? Ты, мама, показываешь дурной пример.
— Ты уж больно правильная. Сама-то когда у бабки своей была? А письма как часто ей пишешь? Я, может, и плохая, но тебя родила, и муж у меня есть. А теперь, моя умница, скажи, где твоя семья? Что ты в своей жизни вообще успела? Разве что заработать на несколько юбок?
Зоя не знала, что и возразить ей. Телефонная трубка едва не выскользнула из ее мокрой ладони. Мать, как всегда, поставила дочь на место. Она это почувствовала.
— Ладно, дочка, пустой это разговор. Ты там ближе, вот и навести бабушку и, в самом крайнем случае, дай мне телеграмму. Договорились?
— Хорошо, — обреченно вздохнула она.
Трубку положили. «И зачем только я звонила ей? — подосадовала Зоя. — Мы окончательно перестали понимать друг друга. Что с нами такое? Если я не выйду замуж и не уберусь из ее дома, ох и тесно же нам будет жить вместе. Почему так долго Денис не пишет?»
На следующий день, придя на работу, Зоя тщательно изучила график дежурств. В резерве — хоть плачь — ни души, кто бы мог ее выручить. Надо говорить с заведующим. Он славный дядька, хотя и не волшебник. Однако ни от кого другого помощи ждать не приходится. Дверь кабинета заведующего была приоткрыта, девушка постучала в нее и, отворив ее еще шире, сказала:
— Здравствуйте, Николай Иванович. Можно?
Он кивнул.
— Здравствуйте, Зоя Николаевна. Присаживайтесь, — указал он на стул.
Она села.
— Что за проблемы привели вас?
— Да вот, письмо получила от бабушкиной соседки, — она протянула ему конверт.
Он пробежал глазами несколько неровных взывающих к милосердию строк, вздохнул.
— Хотите съездить?
— Да. Ведь я у нее росла. Мне обязательно нужно поехать к ней.
— А мать не может?
— Нет. Ей из Сибири еще сложней выбраться, вчера я разговаривала с ней, она надеется, что я съезжу.
Заведующий снял очки, в задумчивости повертел их в руках, отложил в сторону.
— Ох, и время же неудачное: сезон отпусков как никак, и ситуация, Зоя Николаевна, скажу вам честно, почти безнадежная.
— Почти?
— Да, почти. Где ваша Ольховка находится?
— Недалеко от Волгограда.
— Хм, это подходяще. Видите ли, голубушка, вчера наше сиятельное начальство получило распоряжение сверху: подобрать медработника для отправки в командировку, конечная цель которой — Волгоград. Думаю, этим грех не воспользоваться. Обсудим?
— Обязательно, Николай Иванович. Для меня это очень важно.
— Хорошо, тогда ввожу в курс дела. Предписано сопроводить инвалида войны из санатория…
— Некрасова? — перебила она его.
— Да, Зоя Николаевна, вашего бывшего подопечного.
— Вот не ожидала. Значит, он еще там… и его нужно сопроводить в Волгоград?
— Верно. В одном из районов области принимается в эксплуатацию что-то вроде пансионата для ветеранов. Там сейчас царит полный аврал. И, естественно, не хватает рук. Наша задача: доставить этого капитана в областной Дом ветеранов и передать его вместе с сопроводительными документами им, а уж они потом сами доставят его на место. Ну как, Зоя Николаевна, сможете убить двух зайцев? Если вы в состоянии решить обе проблемы, то я похлопочу за вас, согласны?
— А к какому числу нужно его доставить?
— В распоряжении указано: в период с третьего по пятое, но, думаю, это не принципиально. Ну так как? Решайтесь, нужно спешить, пока не отдали приказом кого-нибудь другого.
— Я согласна. Мне это по пути, думаю, справлюсь.
— Вот и прекрасно. Пойду договариваться с главным; надо еще и подмену тебе выпросить.
К обеду Зоя уже прошла инструктаж, получила командировочные деньги и предписание и пошла готовиться к отъезду. Вот тут-то у нее и возник главный вопрос: куда ехать в первую очередь, в Ольховку или в санаторий? Если она сначала поедет к бабушке, может случиться так, что обстоятельства не позволят ей вовремя уехать от нее, и тогда она ничего не успеет и многих подведет. Если же начнет с санатория, то однозначно сможет увидеться с Денисом и тетей Машей, а также забрать и сопроводить Владимира. При острой необходимости она тотчас выедет с ним в Волгоград и, освободившись, поспешит в Ольховку.
Глава 7
Возвращение
Принять решение было не легче, чем собраться и преодолеть около тысячи километров. У них дома все приметы осени налицо, а здесь — ни намека на неё, повсюду царствует лето. Зоя чуть ли не вприпрыжку шагала к знакомому домику, а внутри нее звучала мелодия беспечной песенки: «Я твердила о морях и кораллах…»
Тетя Маша, сидя за столом под яблоней, что-то писала. Зоя толкнула калитку, она непривычно легко распахнулась во всю ширь, мягко увязнув в траве, не издав при этом ни звука. Девушка шагнула во двор, хозяйка подняла голову.
— Вот так сюрприз! Глазам не верю.
— Здравствуйте, тетя Маша. Как я рада вас видеть, не передашь.
Она встала навстречу. Они обнялись.
— Здравствуй, дорогая. Неужели отпустили догуливать?
— Скорее отправили в погоню за тремя зайцами, чем в отпуск.
— Ты же знаешь, детка, переловить их — дело безнадежное.
— Что вы, тёть Маша, не дай Бог! Если не удастся отдохнуть — не беда, но других неудач не переживу: я обязательно должна проводить Володю до Волгограда и непременно застать свою бабушку живой.
— Бедная девочка! В этот раз тебе выпала невеселая миссия. Ну что ж, все это жизнь.
Хозяйка, ласково коснувшись ее плеча, усадила ее за стол.
— У меня в термосочке чай на травках. Обожди минутку.
Шагнула через порожек кухни, зазвякала посудой.
Чай пили с лимоном, конфетами, ели бутерброды с сыром.
— Володю жалко… таких парней, как он, я уже лет двадцать не встречала.
Зоя с изумлением посмотрела на нее. Она усмехнулась.
— Да-да, Зоенька. Мы продолжаем общаться: то я его навещаю, то он меня.
— Приятно слышать. Ведь я тогда хотела попросить вас об этом, да не решилась.
— Ты познакомила нас и довольно.
— Тёть Маша, вы тоже считаете его интересным человеком?
— Весьма. Он своеобразен, и как я поняла, деятелен и упрям, и еще, по некоторым признакам, смел и решителен. В нем всего в меру: и воспитания, и интеллекта. И самое важное: он не пустоцвет, а личность.
— Я это тоже чувствую… и не совсем понимаю… Он же детдомовский.
— Да, Зоенька, для воспитанника детдома это не типично. Тут, вероятно, гены сработали. У него ведь тоже были родители и, очевидно, не глупые. А жизнь, как он сам считает, — способ передачи опыта будущим поколениям. Вот тебе и весь ответ.
— Да, он любит пофилософствовать.
— Согласна. Ты не поверишь, но я заслушиваюсь им, как первокурсница… Мне будет не хватать его.
— Я верю вам, потому что и сама частенько опираюсь на его слова. Тетя Маша, а обо мне он вспоминал?
— Миленькая моя, даже не сомневайся! Ведь ты в его глазах — воплощение всех достоинств. У нас не было встречи, чтобы мы не говорили о тебе.
— Вы преувеличиваете.
— Ничуть. Кстати, вчера он был у меня, заезжал попрощаться и, представь себе, оставил для тебя письмо.
— Тёть Маша, вы шутите?
