Валерий Николаев - Закуси горе луковицей
— Тёть Маша, вы шутите?
— Нет, моя дорогая. Если хочешь, убедись: оно на книжном шкафу лежит.
— Так вы не хотите отдать его мне?
— Зоенька, я не знаю, что в нем, но когда Володя оставлял мне конверт, он сказал: «Это написано для Зои. Если лет через пять — семь она заглянет к вам, отдайте. Надеюсь, оно кое о чем ей напомнит».
— Что ж, может быть, это и к лучшему, — ответила девушка. — Тогда через пять лет я забегу за ним.
Хозяйка улыбнулась.
— Вот и славно. Буду ждать. А пока располагайся.
— Спасибо. — Зоя взглянула на часы. — Уже полпятого. Тёть Маша, вы не обидитесь, если я сейчас возьму книжку и сбегу на пляж. А вечером, как и прежде, за чашечкой чая мы обо всем поговорим с вами. Ну а дела я оставлю на завтра.
— Иди-иди, Зоенька. Понежиться на солнышке — самое время.
Переодеваясь, девушка вспомнила о подарке тете Маше. Со дна сумки достала «Энциклопедию по кулинарии».
Вышла из дому, положила ее на угол стола.
— Тёть Маша, это вам.
Та, увидев огромную сияющую позолотой книгу, привстала.
— Мне?..
— Ну а кому же еще? Вам, конечно.
— Спасибо, — прошептала она.
— Развлекайтесь.
Гостья поцеловала ее в щеку и выскочила за калитку.
Зоино место было не занято. Накупавшись, она добралась до топчана, улеглась на живот и раскрыла «Клеопатру» Хаггарта. Книга, легко читаемая в иной обстановке, сегодня не увлекала. Смысл прочитанного текста упорно не доходил до сознания. Захлопнув ее и положив подбородок на руки, Зоя стала смотреть на улицу, по которой обычно приходил Денис. Из третьего по левую руку дома вышла молодая круглолицая женщина. Рядом с ней старательно косолапил голенький пухлощекий малыш. На его кудрявой головке, придавая ему сходство с неким экзотическим фруктом, красовалась зеленая, чуть ли не кукольная, кепочка. Его матери не более двадцати пяти. Воздушные медно-золотистые волосы, румянец, проступающий сквозь ровный матовый загар, добрые счастливые глаза. Она красива, и с этим не поспоришь. Женщина, высоко подняв голову, кого-то высматривала на берегу, а мальчик просто вертел головой.
Они шли прямо на нее. И тут ей захотелось поозоровать. Чтобы привлечь внимание мальчишки, она демонстративно сняла очки. Он это заметил. Тогда она «сделала ему глазки» и «страстный поцелуйчик». Малыш, последние шажки не сводивший с нее глаз, вдруг отпустил палец матери, встал перед девушкой на четвереньки и полез целоваться. Зоя чмокнула его в нежные, как граммофончик вьюнка, губки и рассмеялась.
Его мать остановилась и тоже засмеялась.
— Борька, ты что творишь? И это-то в полтора года. Что же я с тобой дальше буду делать? — И уже Зое: — Да, генетика — опасная вещь. Такого еще с ним не бывало.
Кончиками пальцев Зоя коснулась его кудряшек, провела по розовой щечке.
— Какой милый малыш.
Мать взяла его за руку.
— Если он уродился в Дениску, то ой-ёй-ёй! Намучаюсь я с ним. — Покачала она головой.
Зоя привстала.
— А кто такой Дениска?
Женщина усмехнулась.
— Есть тут один… известный человек… с очень редкой профессией.
— Он ваш муж? — чуть поспешнее, чем следовало, спросила девушка.
— Слава Богу, не мой. Другая дура с ним мучается.
Женщина внимательно всмотрелась в ее лицо.
— О-о! Да это никак вы подпортили ему репутацию?
— Я?!
— Ведь это же вы у нас отдыхали недавно?
— Да, в июне…
Уже предчувствуя нечто дурное, Зоя спросила:
— Вы о Солошенко?
— Ну да, о нем, горемычном.
— Чем же я могла скомпрометировать его?
— Своей беспримерной стойкостью, — хохотнула она. — Вы первая из его подруг, кого он так и не смог соблазнить.
— О чем это вы? Кто, кроме нас двоих, может знать о том, что было между нами?
— Да у нас, девушка, добрые вести не лежат на месте, впрочем, как и худые. Так что знают все, кому это интересно.
— Но от кого?
— Да от Дениски же и знают. Он ведь, сердечный, переживает. Хотя, истины ради, после неудачи с вами он уже дважды реабилитировался.
Зоя взволнованно села, неприязненно, чуть ли не враждебно взглянула на женщину.
— Понимаю, — сказала та, — сама такая была: доверчивая, как овца. Но свой паспорт Дениска вам не покажет, гарантирую. Зинка его еще жива, в районке лежит.
— У него что, и дети есть? — подавленно спросила Зоя.
— В его семье нет. А вот в семьях отдыхающих я уже замечала его ребятишек — у меня глаз острый, славные малыши. Да и Борька — парень хоть куда. Так что, если хотите ребеночка от Дениски, то в лучшем виде получится. Ну а во всем остальном полагаться на него не советую. Его миссия — нести людям праздник, улучшать род человеческий, а с пеленками возиться — это, поверьте, не для него.
— Я уже поняла.
— Ну и ладно. Мы пойдем. Прощайте.
— Прощайте.
Сделав всего несколько шагов, экс-красавица побережья и ее маленький сын потеряли очертания, а через пару мгновений их и вовсе заволокло горькой влагой.
Обида обезволила девушку. Она, пряча глаза, поспешно сдала свой топчан и кружным путем направилась к дому тети Маши.
«Значит, все ложь?.. А я-то уже начала надеяться, что мое затянувшееся одиночество вот-вот закончится. За какие-то два месяца в своих упоительных мечтах я создала целый мир, в котором мы с Денисом все делаем вместе: путешествуем, работаем, отдыхаем, покупаем новые вещи, находим себе друзей, растим своих детей, все вместе ходим на пикники или просто купаться, рыбачить…
И вот этот мир, вдохновенно возводимый мною, рассыпался. Господи, как же мне его жалко! За что я так наказана? Разве мало я ждала своего счастья?
Бросить в беде близкого, хоть и нелюбимого человека, как это подло. Он уже дважды утешился. Каково? А я еще тридцать минут назад была уверена, что смогу простить ему любой грех. Нет, видно, к этому я не готова.
Так что же такое любовь — иллюзия? Раз при одном холодном прикосновении к ней она так стремительно исчезает. И не бесследно. В душе остается что-то противное, что отравляет мысли, убивает мечты».
Зоя шла и вспоминала недавние встречи с Денисом. Вероятно, ей повезло, что его философские сентенции иногда раздражали ее. Если бы не это, все могло быть гораздо хуже. Придя на квартиру, она тут же завалилась в постель. Лежала и копалась в своей судьбе. Почему именно ей так фатально не везёт? В чем она виновата?
Спустя полчаса появилась тетя Маша.
— Ты что же это, девонька, никак заболела? — всполошилась она. Села на край ее кровати, приложила руку ко лбу Зои. Пристально посмотрела на нее.
Та отрицательно мотнула головой.
— А что же тогда такая скучная? Что-нибудь случилось?
— Устала, наверно, — равнодушно ответила Зоя.
— Да нет, голубка, что-то ты скрываешь от меня. Уж не наши ли парни тебя обидели? А то есть тут у нас парочка донжуанов, от которых лучше подальше держаться.
Заметив ее внимание, продолжила:
— Один — коренастый с длинными пшеничными волосами и татуировкой на груди: «Ай лав ю». — Это Саня Титов. Он понахальней второго, попроще, и главное — холостой. Другой — Дениска Солошенко: статный, чернявый, волосы — что крупный каракуль. Влюбленный в себя Нарцисс с замашками аристократа. У него жена от рака помирает, а этому самцу и горя нет: знай себе амурничает. Бабы смеются: говорят, что наши парни обольщают девчонок по графику: штука в неделю. И у каждого свои методы, свой контингент. Эти и вздоха твоего не стоят. Так что, если кто из них цепляется, не деликатничай. Или тебя что-то другое тревожит? А то расскажи мне, девочка, — с нежностью погладила она ее голову, — полегча?ет.
Зое было стыдно признаться, что из-за своей скрытности она попала в такую нелепую ситуацию.
— Мне уже легче, спасибо. — Она поднялась и села на кровать. — Тёть Маша, как, по-вашему, у каждого должна быть любовь?
— Любовь?.. — задумалась она. — Я думаю… любовь — это большая удача, может быть, самая большая удача в жизни. Ведь человек приходит в этот мир, чтобы воспитать свою душу, а любовь почти всегда облагораживает и возвышает ее.
— А если влюбишься в какого-нибудь лживого, недостойного человека?
— Отсюда и все трагедии, моя милая. Никак нельзя давать воли чувствам, пока не узнаешь, чем дышит этот человек, что любит, о чем мечтает. Ты сначала загляни в тайники его души, а уж тогда решай: сможешь ли ты с ним быть счастливой или нет.
— Как у вас все просто: если подходит по всем статьям — влюбляйся. А что, если я еще не успела заглянуть в его душу, а уже вопреки всему здравому смыслу тянет к нему, как мушку на огонь?
— Так это, милая, еще не любовь. Это — желание, чистая физиология.
Зоя понурила голову.
— От этого не легче. Да и, собственно, велика ли разница?
— Зоенька, я тебя понимаю. Когда такое случается, любые аргументы бессильны. Тем более что сейчас сплошь и рядом животную страсть отождествляют с любовью, и разобраться в этом ой как нелегко. Но поверь мне, различие между ними преогромно.
