Симота Сэйдзи - Японский солдат
Однако мечта о быстром возвращении домой померкла уже через полгода после высадки на остров. Американская армия начала контрнаступление с острова Гуадалканал, перерезала в августе сорок третьего года все транспортные коммуникации с севера и в ноябре высадилась на остров Б. С тех пор они чуть не каждый день хоронили своих товарищей — люди умирали от голода, малярии, погибали во время артиллерийского обстрела; в роте, насчитывавшей более двухсот человек, осталось всего двадцать. Мысль о том, что и он может погибнуть здесь, на этом острове, жалкой смертью, казалась Ёсимуре невыносимой. Он боялся смерти.
Ёсимура боялся смерти и семь лет назад, когда его призвали в армию, он хотел во что бы то ни стало вернуться домой живым. Когда пришло известие, что его племянник Ногами Тосио погиб на поле боя в Северном Китае и односельчане, шумно обсуждавшие это событие, называли смерть Тосио большой честью для деревни, он слышал, как мать тихо прошептала: «Мертвые чести не имут». Он тоже так думал. Он не ощущал, что в словах «смерть на поле боя» заключено нечто большее, чем просто смерть. Но он боялся прослыть малодушным и потому всегда поступал так, как поступали другие. Страх смерти неотступно следовал за ним, но это был страх в предвидении возможной смерти. Поэтому, как только отдалялась эта возможность, сам собой исчезал и страх. Случайно (это было действительно чистой случайностью) он уцелел. Однако теперь дни его были явно сочтены — жизнь таяла, как месяц на исходе. И эта близость смерти была невыносимой.
Тем не менее Ёсимура никак не мог решиться бежать вместе с Мадзимой на остров С. Его останавливало не столько чувство долга, сколько неопределенность их будущего. Возможно, им повезет, они переберутся на остров и спокойно устроятся там, но что их ждет потом? Смогут ли они вернуться в Японию, когда кончится война? И вообще, чем еще обернется для них эта война? Что будет с Японией?
Дней пять назад ефрейтор Аоки ходил в штаб батальона. Вернувшись, он рассказал, что в Японии все, даже старики и старухи, учатся сражаться бамбуковыми пиками. Последние сообщения из Японии, напечатанные в батальонном листке, как уверял морской офицер, тайно прибывший на аэролодке, свидетельствовав ли о решимости японского народа стоять насмерть. «Значит, и мои родители, владельцы бакалейной лавки в префектуре К., и младшие сестры, — думал Ёсимура, — сейчас тоже ходят на военные учения». И он представил себе эту картину. Во дворе начальной школы, где он работал перед уходом в армию, собрались деревенские старики и ребятишки, а офицер обучает их сражаться бамбуковыми пиками, как учат солдат приемам штыкового боя.
Ёсимура больше не верил, что Япония выиграет войну. Он давно уже убедился, что военные сводки главной ставки далеки от действительного положения вещей. Уже отданы Филиппины, остров Сайпан, острова Волкано — американская армия неуклонно продвигается вперед. Все говорит о неизбежном поражении Японии. А если они проиграли войну и сто миллионов японцев погибнут смертью героев, что будет со страной по имени Япония?
Однако, сколько бы Ёсимура ни думал об этом, ничего изменить он не мог. Да и не его ума это дело. Кто он, в конце концов, — всего лишь унтер-офицер! К тому же Япония, семья, родная деревня казались сейчас такими далекими, ушли куда-то на задний план. Не лучше ли обдумать, как они будут жить вдвоем с Мадзимой на острове С. Но Ёсимура не мог расстаться со своими сомнениями. Он перебирал в уме всевозможные варианты, и то ему казалось нехорошо, и это плохо, а силы воли, чтобы решиться на что-нибудь, не хватало.
Когда начались бои у реки Преак, ефрейтор Кубо предложил Ёсимуре перейти на сторону противника, но Ёсимура, конечно, отказался. Он и теперь не собирался сдаваться в плен (возможно, потому, что еще меньше, чем в случае побега на остров С., верил в благополучный исход). Но он долго не мог забыть страшную картину, как ефрейтор Кубо, волоча изъеденную трофической язвой ногу, один уходит в джунгли. Кубо сказал, что все равно сдастся в плен. Ёсимура подумал, что сам бы он на такое не отважился.
Вот и ефрейтор Мадзима, как видно, все уже решил для себя. Медлит лишь потому, что не хочет бежать один. Вот и старается заполучить в спутники старшего по возрасту и более опытного, чем он сам, унтер-офицера. Если Ёсимура окончательно откажется, Мадзима непременно предложит свой план кому-нибудь другому, скорее всего, ефрейтору Камисэко. А может быть, уже предложил.
Младший унтер-офицер Тадзаки и фельдфебель Такано были очень разными людьми, правда, их объединяла одна общая черта: ни тот, ни другой никогда не испытывали никаких сомнений и колебаний. Младший унтер-офицер Тадзаки всегда думал только о том, как прожить сегодняшний день, и не проявлял никакого интереса к проблемам, волновавшим солдат: как закончится война, что будет с Японией и т. д. Когда солдаты потихоньку заводили разговор о том, что Япония, пожалуй, проиграет войну, он раздраженно рявкал: «Лучше бы винтовки почистили, чем болтать невесть что!» Фельдфебель Такано в отличие от Тадзаки был человеком рассудительным. Даже теперь, когда сложилась тяжелая обстановка, он не терял присутствия духа. Мужество и воинская отвага сделали его обладателем медали «За особые заслуги» — в Центральном Китае он захватил вражеский опорный пункт, как говорится, с ходу, «не слезая с коня». Такано был сыном извозчика с окраины города К. Окончив начальную школу, он сразу же отправился в Кавасаки и поступил рабочим на маленький литейный завод, владельцем которого был его дядя. Однако эта работа пришлась ему не по душе — день-деньской в масле и саже. Такано мечтал стать военным и в восемнадцать лет добровольно пошел в армию. Он сделал это еще и потому, что его старший брат, бывший к тому времени уже офицером, посоветовал идти добровольцем — в армии можно стать офицером и без образования. Два его младших брата тоже пошли добровольно, один во флот, другой в авиационную школу. Их дом получил от городских властей почетное наименование: «Уважаемый дом фронтовиков». Вот почему Такано скорее умер бы, чем подумал о дезертирстве. Несмотря на отчаянную ситуацию, он ни разу не пожаловался и мужественно терпел все лишения.
— Решайтесь поскорее! — торопил Ёсимуру Мадзима. — Вы что, все еще думаете, что бегство — позор?
— Нет, я этого не думаю, но… — промямлил Ёсимура.
— Ну тогда чего же тянуть?
Ёсимура не ответил. Он немного постоял и молча пошел обратно к навесу.
— Надо еще подумать, — бросил он на ходу.
— Сколько ни думай, ничего другого не придумаешь, — заметил Мадзима, шагая следом.
* * *Фельдфебель Такано, ходивший для связи в штаб батальона, вернулся только на следующее утро. Под навесом дремало несколько человек. Все, кто еще мог двигаться, ушли в джунгли.
— Вот и я! — объявил Такано и тут же направился к командиру роты.
Хижина командира роты тоже больше походила на навес — стен не было, одна крыша над головой. Для трех человек вполне просторное жилище.
Поручик Харадзима спал, накрывшись с головой. Одеяло у него было отличное — клетчатое, из настоящей шерсти, не то, что солдатские грязно-серые тряпки. Почувствовав, что кто-то вошел, он проворно вскочил с постели, будто и не был болен.
— А… вернулся наконец. Отчего так долго? Я волновался, — сказал он с трудом дыша, однако по всему было заметно, что у него отлегло от сердца.
— Извините, задержался, — сказал Такано. — Штаб переехал.
— Как переехал?
— Прихожу, а его и след простыл, — Такано снял с плеча планшет. — Остались одни воронки от снарядов. Видно, совсем недавно обстреляли. Хижины как ветром сдуло, заглянул в убежище — никого. Только трупы повсюду валяются. Думаю, дня три, как обстреляли.
— Ну и что же дальше?
— Вот я и решил: не могли же они все погибнуть. Наверно, перебрались куда-нибудь в другое место. Но куда? Ну, думаю, придется поискать какого-нибудь солдата, разузнать, что да как. А тут как раз и появился связной из штаба. Оказывается, каждый день, как только противник уходит на отдых, он приносит клочок бумаги, где написано, куда переехал штаб, приклеивает его, а на следующее утро срывает. Таким способом им удалось уже с тремя ротами установить связь, осталось еще две.
Такано снял с пояса ремень с пистолетом и присел на одеяло. Мутные, потускневшие глаза на желтом отекшем лице пристально глядели на Такано.
— А вы слушайте лежа, господин поручик, — сказал Такано. — Связной проводил меня до штаба. Ну и местечко они выбрали! Примерно в километре от прежнего. До главной дороги оттуда километра два. Помощник начальника штаба смущенно так сказал: «Ничего, сойдет и тут».
— М-да…
— Командир батальона совсем голову потерял от страха. Говорят, убито восемь штабных офицеров.
— Ишь куда забрались! Как же они намерены теперь поддерживать связь?