Иван Шевцов - Бородинское поле
Примерно метров через сто в лучах фар они увидели два немецких танка, загородивших проезжую часть мостовой. Танкисты, должно быть, ожидали неприятеля с противоположной стороны, потому как их пушки были направлены в сторону городской окраины. Они охраняли не выход из города, а вход в город. И это было единственное, хотя и немаловажное утешение для Макарова. Смять и опрокинуть танки, как только что смяли орудия, было невозможно. Но можно было - и то с немалым трудом - обойти стороной по узкому тротуару, сшибая броней деревья.
Орудийные выстрелы, должно быть, насторожили и всполошили немецких танкистов. Игорь Макаров видел, как судорожно поворачивалась башня одного из вражеских танков навстречу им. Нельзя было медлить, во что бы то ни стало нужно было упредить удар. И он послал бронебойный снаряд по тому немецкому танку, который поворачивал в их сторону пушку. Одновременно прогремел выстрел из танка Добрыни. И вслед за тем, не сговариваясь и не останавливаясь, тридцатьчетверки свернули на тротуары.
Танк Макарова, шедший с правой стороны, с трудом протиснулся между гигантским тополем и кирпичным домом, содрав своей броней толстую тополиную кору и сбив резной наличник с окна первого этажа. Он проскочил мимо подожженного им танка с повернутой назад пушкой и, вырвавшись метров на пятьдесят вперед, притормозил, поджидая Добрыню Кавбуха и Андрея Епифанова. Добрыня появился незамедлительно. Он шел следом за командиром по тротуару. Епифанов, шедший по левому тротуару, задержался. С его танком случилось непредвиденное. В потемках он не рассчитал ширину прохода слева и застрял на тротуаре, зажатый с одной стороны стеной дома, а с другой - стоящим со сбитой гусеницей фашистским танком. Мотор его бешено ревел, левая гусеница не касалась земли, а правый борт был плотно прижат к стене, танк лихорадочно дрожал всем своим многотонным стальным корпусом и не двигался с места.
Епифанов понял, что случилась беда и без посторонней помощи ему не выбраться. Неожиданно попал в западню… Не пройдет и полчаса, как немцы возьмут их голыми руками. Требовалось незамедлительно принимать решение и действовать быстро и без колебаний.
- Надо бросать танк и уходить, - несмело предложил теряющий самообладание наводчик.
- Разговорчики! - прикрикнул Епифанов, хотя такая мысль пришла ему раньше, чем ее высказал вслух наводчик. - Сообщите командиру взвода: просим помощи.
Когда радист командирского танка доложил Макарову, что Епифанов застрял, зажатый между стеной и немцем, лейтенант, не раздумывая долго, развернул свой танк на сто восемьдесят градусов и с повернутой назад пушкой пошел на помощь Епифанову. Всего на один миг, чтоб сориентироваться, он включил фары, освещая запрудившие улицу три танка, и в ту же секунду сам был ослеплен встречным лучом прожектора. А затем грянул выстрел немецкого танка. Тридцатьчетверка Макарова вздрогнула. Немецкий снаряд угодил в лобовую броню башни, сделал внушительную вмятину и рикошетом ушел в сторону.
Первоначально Игорь хотел с ходу спихнуть танк Епифанова назад, столкнувшись лоб в лоб. Но затем, когда фашист влепил в него снаряд, он мгновенно переменил решение и крикнул механику-водителю:
- Давай на немца, таран! Держись, ребята!..
Удар был сильный, и, несмотря на предупреждение командира, ребята не избежали фонарей и синяков. Немецкий танк отбросило назад. Вздыбилась и тридцатьчетверка Макарова. Два танка, два непримиримых врага, приподнявшись, сцепились в смертельном поединке.
Освобожденный из тисков танк Епифанова устремился вперед. И в этот самый момент из немецкого танка раздался пушечный выстрел. Снаряд угодил в мотор. Танк Епифанова вспыхнул, и командир отдал приказ экипажу покинуть горящую машину. Они выскочили на мостовую и заметались в лучах фар немецкого танка. Потом шарахнулись под деревья, где стоял танк Кавбуха, и, как воробьи, облепили его броню. А тем временем Макаров дал задний ход, осторожно пятясь в свете фар вражеского танка. И опять прозвучала азартно-торопливая команда лейтенанта, совсем не уставная, а какая-то задиристо-мальчишеская:
- По глазам его! Из пулемета! Ослепи!
Хлестнула пулеметная очередь по фарам, и свет погас. Механик-водитель, воспользовавшись темнотой, стал разворачивать свой танк.
Только бы поскорей выбраться из города, который теперь вспыхивал огнями прожекторов и пожаров, гремел стрельбой, надрывно ревел моторами.
Лейтенант Макаров опасался преследования. Но их никто не преследовал. На сборном пункте они остановились. Гусева не было. Значит, не дождались. Приглушив моторы, Макаров и Кавбух вышли из машин, прислушались. В стороне Орла всполошенно метались лучи прожекторов, да среди сплошного отдаленного гула то там, то сям звучали взрывы и выстрелы. Но они уже не тревожили, а радовали наших танкистов. Немного озадачила стрельба впереди, в стороне Мценска, вспыхнувшая вдруг, внезапно и какая-то лихорадочно-поспешная, торопливая. Продолжалась недолго, всего несколько минут, и потом также внезапно умолкла. Что б это могло быть? Ночной бой? Макаров знал, что где-то недалеко отсюда должен проходить передний край обороны стрелкового корпуса. А может, это старшин лейтенант Бурда столкнулся с немцами? Или капитан Гусев?..
Да, танки капитана Гусева по пути из Орла встретились на шоссе с подвижным немецким отрядом, возвращавшимся из ночной разведки: четыре бронетранспортера в -сопровождении мотоциклистов. Идущие из Орла танки немецкие разведчики встретили с полнейшей беспечностью - они никак не могли предполагать, что это советские танки. Поэтому капитану Гусеву не стоило большого труда одним ошеломляющим ударом из пушек и пулеметов разгромить и уничтожить весь разведотряд врага, превратив бронетранспортеры и мотоциклы в пылающий костер.
Ночной рейд роты капитана Гусева привел Гудериана в бешеную ярость, и не столько из-за причиненного ущерба, сколько из-за дерзости русских. Как смели они, трижды разгромленные, битые-перебитые, воскреснуть из небытия, да еще в самый неподходящий момент, как могли решиться на такую браваду? А он, Гудериан, иначе и не расценивал поступок советских танкистов как браваду, за которую они жестоко поплатятся. И немедленно, сегодня же, то есть 5 октября 1941 года. Перед генералом на длинном столе лежала развернутая карта, на которой, по данным разведки, была обозначена линия обороны советских войск. Собственно, никакой такой линии перед танковой армией Гудериана не было - просто стрелковый корпус генерал-майора Лелюшенко оседлал шоссейную и идущую параллельно ей железную дороги. Да и что это за корпус? Одно название. Войск-то у него и на дивизию не наберется. На самом шоссе занимают оборону мотоциклетный полк и полк пограничников, вооруженных винтовками, противотанковыми ружьями и бутылками с горючей смесью. Это против стальной танковой армады самого Гудериана! Да они все, со своими мотоциклами и ружьями, будут раздавлены гусеницами, как муравьи, раздавлены втоптаны в землю, в которую они даже не успели как следует зарыться. Для этого у русских не было времени, и не будет. Нет не таков генерал Гудериан, чтобы дать возможность противнику выиграть время и создать жесткую оборону. Быстрота, стремительность, натиск! - вот что такое танкисты Гудериана.
Генерал еще раз взглянул на карту. Правый фланг обороны русских упирался в извилистую голубую линию Оки и тут же обрывался. За Окой, на ее левом берету, по данным разведки, сколько-нибудь значительных сил не было, если не считать разрозненных частей Брянского фронта. Отступая, они, конечно, доставляли некоторое беспокойство, вынуждали отвлекать на себя часть сил. Ока, хотя и не представляет собой серьезного препятствия, все-таки река, водный естественный рубеж обороны, какая-никакая, а все же преграда, и на ее берегах можно потерять не один десяток танков в случае какой-нибудь неожиданности, вроде событий минувшей ночи. "Да, но откуда они взялись, эти ночные танки? - с беспокойством спрашивал себя Гудериан. - И сколько их? Похоже, что прибыла свежая танковая часть в подкрепление корпусу Лелюшенко. Разведка о ней ничего не докладывала".
Мысль о неизвестных танкистах и ночном переполохе вызывала неприятный осадок, раздражала. Гудериан снова взглянул на карту. Левый фланг обороны русских открыт. Его можно обойти и захватить Мценск с тыла. Но в таком случае танкам придется идти по пересеченной местности, по балкам, оврагам и мелким, но с топкими берегами речушкам, таким, как Зуша, разделившая маленький городок Мценск на две части. Нет, он поведет свои танки по шоссе, оставаясь верным уже испытанной тактике. Мощным бронированным тараном он раздавит в спешке созданную оборону русских. Он бросит в бой 24-й мотокорпус. 4-я дивизия генерала Лемельзена уже двинулась в направлении Мценска, и Гудериан решил выехать в боевые порядки дивизии, чтобы лично руководить сражением. Его трезвый, холодный ум военачальника подсказывал вполне здравую, логическую мысль: чем ближе Москва, тем упорней, ожесточенней будет обороняться Красная Армия. Несомненно, у Сталина есть резервы, и он будет постепенно вводить их в бой на угрожаемых участках фронта.
