Наглое игнорирование. Другая повесть - Николай Берг
Неожиданно явился ординарец командира дивизиона и пригласил весьма вежливо немецкого офицера к комдиву.
Потом пришлось перенацеливать минометы в другую сторону и отработать по пять мин с каждого ствола на дальность в четыре километра. И, видать, такой уж день был сегодня – сплошные странные гости – в поле шмякнулся на брюхо тяжелый штурмовик «Ил–2». Темно-зеленый утюг взрыл нежнейшую травку и замер. Тут уж комбат сразу отправил бойцов – помочь летунам. Ну, и помогли, конечно.
– Я вот думаю, что Гитлер сейчас делает? Сидит, как слыхал, в Берлине, оттягивает свой конец, не иначе. Но вот чем занят? – спросил наводчика Калинин.
– Умен, как поп Семен: книги продал, да карты купил, забился в овин да играет один, – ответил тот.
Пара Илов – таких же «горбатых», как свалившийся с неба, перестала крутить над головами минометчиков размашистые восьмерки, покачали крыльями и унеслись прочь. Убедились, что с экипажем все в порядке.
Взводный не удержался и с тремя бойцами сам побежал к «горбатому», который пропахал бронированным брюхом поле и остановился, вроде бы совершенно целехонький, только лопасти винта загнулись об землю. Вернулся быстро с таким же молокососом-лейтенантом и скучного вида младшим сержантом – явно бортстрелком.
Ссыпались все прямо в окопчик к Калинину.
– Зема, ты часового поставь, – а то мало ли что, – настойчиво требовал лейтенантик из ВВС, освободившись от парашютных лямок и отдавая тюк с шелком своему члену экипажа. Калинин не без интереса поглядел на чужое добро. Хорошо бы такой парашют домой привезти – веревки отличные и шелк замечательный, хоть на рубашки, хоть на платья. Девкам – праздник, бабам – счастье!
– Не боись, тут гвардейские минометчики стоят, никто и близко к твоему шаробану летающему не подойдет! Калинин, ведите наблюдение за самолетом!
– Есть, – спокойно ответил сержант. Чего тут наблюдать – ясный день, лежит крылатая машина, как карп на блюде.
– Зема, мне связь нужна, чтоб техников прислали, там всего ничего делов, и аэродром рядом – мигом обернутся. Где у вас связь? – продолжал волноваться летчик. Видно было, что вывалившись из воздушной свалки, он еще не успел толком придти в себя. Командир батареи, сочувственно ухмыляясь, разрешил взводному проводить летягу. Оба лейтенантика дружно зашустрили к расположению штаба. А комбат спросил у нахохлившегося бортстрелка:
– Что сверху видно?
– Да как и раньше – немцы со всем своим добром драпают. Шныряют, что тараканы, но у нас задача – выбивать им технику. Вот и стараемся, тащ кан.
Калинин про себя отметил, что летяга держится независимо, что и выражается в обращении – вроде как и все по уставу, но даже слово «капитан» не выговорил как должно, проглотил большую часть букв, показывает, нахал, что он из другого ведомства и артиллерийский начальник ему до лампочки.
Комбат, бесспорно, это тоже заметил, но в бутылку не полез, в конце концов, этот сержантец ему чуж-чуженин. Спросил только:
– Когда вас заберут?
Младший сержант пожал плечами, отчего мятые летные погоны смялись еще раз:
– Часа через два-три.
Комбат недоверчиво поднял бровь.
– Мы сейчас на аэродром Ютербог базируемся. Тут рядом совсем, – пояснил бортстрелок.
– Прямо на фрицевском аэродроме? – чуточку удивился офицер.
– Так точно. Их там два. Здоровенные оба. Ихнее ПВО тут все истребители для столицы держало. А на втором – всякой техники навалом. Больше трехсот самолетов, половина – исправные. И со всем гарниром – ангары, склады, бензин, боеприпасы всякие, казармы роскошные, мастерские разные… Все нам в руки и попало. Так-то, когда танкёры на взлетку гусеницами выкатывают, то от самолетов жеваный да давленый люмень остается – а тут аккуратненько взяли, уважительно. До того мы с автострады взлетали, неудобно было, а теперь – летай не хочу! Потерь, тьфу-тьфу, – мало, так что скоро приедут.
Калинин подумал, что хоть стрелок и нудный человек, а разговорился. Капитан, похоже, к такому же выводу пришел.
– И как сверху немец выглядит? – не удержался пухлощекий лейтенант.
– Так народу у него еще много и техника какая-никакая. Но сравнить если с ранешним временем, – а я с 43 года стрелком – так лопнула у фрицев пружинка. Даже по потерям судя.
– Это – нашим?
– Так да. Мы в часть прибыли, когда уже под Курском бои закончились, так старичков-то по пальцам в полку пересчитать можно было, посбивали много кого, дали там нашим дрозда, а потом уже – шабаш. Наша сила взяла, – рассудительно заявил младший сержант.
– А с самолетом что?
– Так сложно сказать. Пилоту-то виднее. Я ж за пулеметом, мне глядеть надо за другим, на мне – все, что сзади, тащ лтнат. Но машина цела, мотор работал, сели мяконько, аккуратненько. Даже корзина масляного радиатора цела, – отбоярился бортстрелок.
Разговор поусох. Но тут как-то уж очень быстро вернулся взъерошенный летчик, физиономия раскраснелась и глаза блестели, словно у кота дворового перед дракой.
– Дозвонились? – уточнил комбат.
– Да. В общем. Немец у вас там расселся, а я когда их мундиры вижу – руки чешутся. И еще надменный такой, сучара. Сидит, гляделками своими оловянными смотрит. Ладно, сейчас наши приедут – видели же, куда сел, – пропыхтел возмущенно штурмовик.
– Он такой. Непростой, в общем. Пойдемте, угостим крылатых братьев славян, чем бог послал, – пригласил командир батареи.
– Не, спасибо, – застеснялся летчик. Ну, мальчишка же.
– Что ж, была бы честь предложена, – нахмурился комбат.
– Товааарищ капитан! – покаянно возопил летчик и тут же кинулся пояснять: – Мне сейчас кусок в глотку не полезет, после драки такой. Так ювелирно, как миллиметровщику, впервые работать пришлось! Мы только к квадрату вышли, а наш комэск вдруг эскадрилью разворачивает – и в город. Прямо почти по крышам, я честно опасался за какую трубу зацепиться! А Бегельдинов командует: «Наши танкисты на себя огонь вызвали. Атакуем немцев, осторожно, наших не заденьте!»
Он на боевой курс – мы как нитка за иголкой. А там внизу вперемешку и наши, и немцы, лупят друг по другу мало не в упор, ну мы и вспотели! Бомбы, ракеты как руками укладывали, словно яйца в лукошко! Там на площади две наши тридцатьчетверки зажали, вот мы оттуда
