Виктор Светиков - Вершины
Посоветовавшись с Борисовым, командирами взводов, старшиной, он решил атаковать не в один из проходов ущелья, а там, где душманы менее всего ожидают. В островерхих вершинах западного хребта была одна по сравнению с другими более или менее пологая высота. «Прорвемся по ее склону и сами ударим бандитам в тыл», — окончательно утвердился в решении Черножуков.
Однако разведка обнаружила на высоте огневые точки душманов. Видимо, такую возможность бандиты не исключали и на всякий случай укрепили высоту. И все же атака будет именно здесь. Блокированные проходы слишком хорошо простреливаются и можно при броске потерять людей, а кроме того, подорвать машины на минах.
Александр брал в расчет внезапность, малочисленность бандитов в направлении высоты и подготовленность подчиненных к действиям в горах. А главное — он верил в своих солдат, в их смекалку, смелость, тактическую грамотность. Он верил в свой маневр. Опасность, стечение неблагоприятных обстоятельств, несмотря на самую тщательную подготовку боя, всегда возможны. От них никто не застрахован. Так было, так оно и будет. Однако человек, надевший военный мундир, заранее готовит себя к связанному с этой профессией риску и неожиданностям.
Общий, так сказать, генеральный план у Черножукова родился сразу, как только он посмотрел на высоту, на склон, по которому пойдут люди. Там и сям, словно застывшие часовые, стояли валуны. И суть плана как раз и заключалась в использовании естественных укрытий: атака должна развиваться волнами. Ударными волнами. Сначала рывок делает один взвод, два других поддерживают его огнем. Затем прорвавшийся вперед взвод залегает, используя естественные укрытия, а движение начинает второй взвод.
Во время рекогносцировки Александр обратил внимание на такую деталь: первая половина склона заканчивалась террасой. Эта терраса продолжалась в горном хребте. А нельзя ли по ней совершить обходный маневр? Да, о чем бы ни думал командир, готовясь к лобовой атаке, мысль его все равно возвращается к тому, как ее избежать.
Будучи в училище, Черножуков поднимался на многие вершины Кавказского хребта. В горном учебном центре курсанты в общем-то учились скалолазанию, бывало, переходили вброд коварные горные реки, переправлялись через ущелья и каньоны по навесным мостам, веревкам и тросам, стреляли из пушек со склонов вверх и вниз. Этому Черножуков учил и своих подчиненных. Готовил людей к ведению активных боевых действий днем и ночью, в любое время года с учетом использования противником любого вида оружия и техники. Не уставал повторять подчиненным: «Вы должны быть в горах, как у себя дома».
Из истории военного искусства он знал, как горы жестоко наказывают тех, кто не готовился к встрече с ними. История помнит жестокие примеры. В первую мировую войну две турецкие дивизии общей численностью двадцать тысяч человек во время марша из Косора на Саракамыш потеряли, еще не вступив в бой, шестнадцать тысяч солдат: они погибли в буран на крутых заснеженных склонах. Даже суворовским чудо-богатырям с трудом давались легендарные горные переходы. В 1799 году из двадцатитысячной суворовской армии, вышедшей в швейцарский поход, свыше четырех тысяч бойцов навечно полегли на альпийских перевалах. И все же гениальному полководцу, разработавшему, кстати, правила войны в горах, удалось вывести армию из-под удара, нанеся вчетверо больший урон противнику. За этот поход А. В. Суворову было присвоено звание генералиссимуса, воздвигнут памятник в Санкт-Петербурге, а Ф. Энгельс спустя десятилетия назвал высокогорный марш суворовских войск «самым выдающимся из совершенных до того времени альпийских переходов...»
Итак, обходный маневр с середины склона высоты. Что ж, это даже не шаблонно. Если группе, которая пойдет в обход, удастся выскочить душманам во фланг, а еще лучше — в тыл, можно сказать, бой выигран.
Все вроде бы неплохо задумано. Да и не раз что-то подобное отработано по элементам во время учебных выходов в поле. Но в бою, в настоящем бою, убедился Александр, никаким совершенным планом всего предусмотреть нельзя. То есть надо быть готовым к любой неожиданности. Шаблон непростителен, смерти подобен. Творчество, постоянное напряжение ума, создание ложных для противника ситуаций, поиск неожиданных поворотов — без этого командир всего лишь исполнитель. А исполнитель же, будь он даже сверхблестящим, многого не добьется.
...Радисту приказал войти в связь с «Чайкой» — командиром батальона майором Тереховым. Сейчас командир батальона ничем не мог помочь Черножукову. Только утром могут прилететь вертолеты, подойти другие подразделения. Ждать Александр не намерен. Ведь если бандиты поведут прицельный огонь — потерь не избежать. Потому прорываться надо до рассвета. О своем решении он и доложил майору Терехову. И теперь комбат, конечно же, тревожась за подчиненных, спрашивал по-отцовски: «Готов?» Черножуков собрался было отрапортовать, но почему-то изменил своей привычке и ответил не по-уставному: «Как пионер».
— Ну что, тогда ни пуха... — раздалось в трубке.
«Хороший человек, Сан Саныч», — подумал Черножуков.
«Сан Саныч» комбата звали даже солдаты, за глаза, конечно, между собой. Терехов никогда не навязывал командирам рот и взводов своего мнения, инициативу и самостоятельность поощрял всегда. Докажи, что твое решение верное, и в ответ услышишь: «Действуй».
Поговорив с комбатом, старший лейтенант с минуту растирал ладонью лоб, щурил уставшие глаза. Ночь была все такой же темной, а небо косматым. Такое же небо он часто видел над родным Баку. Все казалось одинаковым — небо, облака, горы... Но почему-то все казалось и другим.
«Просто там — дом родимый», — вздохнул он. Дом, а в нем живет один человек, которого Александр очень хотел увидеть. Увидит ли? Не опоздает ли? Уцелеет ли?
В горах Афганистана неспокойно. Нередко вспыхивают перестрелки, идут настоящие бои между солдатами республики и отрядами душманов. Империалисты за расходами не стоят, снабжают банды оружием, обучают в Пешаваре главарей, шлют своих инструкторов.
Но видел интернационалист Александр Черножуков и новую жизнь, которая ныне пробивает дорогу в самые отдаленные кишлаки. Дехкане вступают в кооперативы, строят дороги, учат детей...
Ночь была черная, но прозрачная, словно в сетке подвешенная к одинокой тусклой звезде. Под ее свечением должна начаться атака. Совсем скоро.
Сжатая, как стальная пружина, рота ждала сигнала к началу атаки. Спящим солдатам виделись, конечно же, родные края и, наверное, те, с которыми, может, не успели даже поцеловаться. Но отдых их тревожен: скоро тихая команда сразу поднимет всех на ноги. Их обожжет холодом. Холодом изнутри и снаружи: наступит самое главное — они выйдут к высоте. А затем — атака. «Ну, командир, в последний и решительный!» — не преминет сказать Борисов. И командир, на секунду настраиваясь на волну своего зама, поправит его: «В решительный, но не последний».
В темноте послышались шаги. Вернулся Борисов.
— Ну как, Андрей?..
— Все в порядке.
А потом была атака. Первыми пошли заместитель по политчасти Борисов, прапорщик Видлога, младшие сержанты Сергей Гришин, Петр Токпаев, рядовой Рубик Саркисян... Их силуэты тотчас же размылись в прохладной темноте ночи. Вскоре с высоты ударило несколько винтовок, потом зачастил автомат, поющая строчка пуль прошла где-то неподалеку, цокая по камням. Александр даже почувствовал, как пахнет горячий свинец. Из орудий «бээмпэшек» выплеснулся огонь. И там, наверху, один за другим раздались взрывы. Наверное, только теперь душманы поняли, что шурави штурмуют высоту. Их огонь усилился, но тем самым они выдавали себя, и орудия теперь грохотали беспрерывно. Снаряды рвали верхний ярус.
В то мгновение, когда раздался свист первых снарядов, когда пулеметные и автоматные очереди разорвали ночной устоявшийся воздух, Александр почувствовал, как в его руках, глазах появилось ощущение сосредоточенного ожидания, настороженности, обостренной чуткости.
Достигнув террасы, старший лейтенант Минаков со своей группой пошел в обход. Спешил ударить во фланг душманов, пока основные силы атаковали по фронту. Плотный огонь снизу мешал бандитам разглядеть атакующих, чтобы стрелять прицельно. И они палили по всему скату высоты, демаскируя себя вспышками. Черножуков, видел, как в том или ином месте снаряды накрывали огневые точки душманов.
Прижимаясь плотно к земле, к камням, еще хранящим дневное тепло, солдаты упорно стремились вверх.
Они сливались с землей, из которой черпали силы. Ни для кого на свете земля не означает так много, как для солдата. В те минуты, когда он приникает к ней, долго и крепко сжимая ее в объятиях, когда под огнем страх смерти заставляет зарываться в нее лицом и всем телом, она для него как мать. Черножуков до боли отчетливо представлял, как ползут его подчиненные, его товарищи, его братья к вершине, как бесшумны и рациональны их движения и как напряженно, ужасающе прямолинейно обдумывают они свои движения; все остальное для них сейчас не существует. Все функции организма служат только сохранению жизни, а стало быть, выполнению поставленной задачи. Остальное отметается, так как оно привело бы к ненужной трате сил.
