Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)
– Считай, именное оружие. Ему и Матвею Черных такие вручили, как лучшим стрелкам.
– Поздравляю, – кисло отозвался бывший ротный командир Андрея, перекладывая свои бумажки. – Только винтовка не именная, фамилии там нет. Ее кому угодно могли вручить.
– А вручили двум моим лучшим сержантам.
Григорий Матвеевич Логунов, как всегда, был навеселе. Причин для того имелось несколько. Он сумел выбить для батальона сразу четырех снайперов, наладились наконец отношения со связисткой Надей Примаковой, прибыло хоть небольшое, но пополнение. Кроме того, хотелось подразнить надутого Орлова, к которому у комбата за последнее время отношение изменилось не в лучшую сторону.
Да и выпить повод есть. Награждают сейчас редко, а Ермаков и старший лейтенант Палеха получили медали.
Орлов морщился, но от ста граммов не отказался. Медали «обмыли», бросая их в кружку с водкой. Комбат обещал Ермакову:
– Еще десять фрицев, и будешь ходить с орденом.
– В должности повысить, – предлагал кто-то из политотдельцев.
В тот период, возможно, самый сложный в Сталинградской обороне, болтовня о наградах и званиях у многих вызывала раздражение. Хотя в обычное время о будущих орденах-медалях рассуждали с удовольствием. Командиры проявляли активность, чтобы получить повышение в должности и звании.
Но разговоры о будущем в октябре сорок второго казались большинству дурной приметой. О чем рассуждать, когда не знаешь, доживешь ли до вечера? Можно сколько угодно болтать о героизме, но выходом из безысходности были ожесточенные бои, рискованные вылазки в немецкий тыл. Нажимая на спусковой крючок, уже не думаешь о собственной смерти.
В штабных помещениях места не хватало. Логунов оставил при себе Матвея Черных, одновременно назначив его командиром снайперского отделения, Глухова определили в седьмую роту, а Ермакова и Быкова отправили в восьмую роту Палехи. Положение восьмой роты было наиболее сложное. Немецкие позиции ближе всех, в том числе траншеи боевого охранения, разбитая бомбами и снарядами железнодорожная колея. С одной стороны, неплохое место для обороны, а с другой – возможность скрытно сосредоточиться и атаковать малочисленную роту.
Кроме того, у комбата Логунова накапливалось за сутки столько дел, что заниматься со снайперами времени не оставалось. Пусть остается под рукой рассудительный сержант Матвей Черных, а трем другим снайперам нужные задания будет давать Василий Васильевич Палеха, самый надежный и опытный командир роты в батальоне.
Вечером обсудили на новом месте предстоящие действия. Палеха, отхлебывая горячий чай, настоянный на жженых сухарях, рассказал о положении дел. Чувствовалось, что за последнее время он сильно устал и долго рассуждать не собирался:
– Два дня на изучение местности. Никакой стрельбы, только наблюдайте самые важные объекты и готовьте места для будущих засад. Ясно? Тогда идем спать. У меня уже глаза слипаются.
Глава 4 Война в развалинах
Завтрак состоял из миски жидкой овсяной каши и кружки подслащенного отвара иван-чая. Зоя Кузнецова смотрела, как Максим Быков жадно скребет алюминиевое дно миски. Андрей допил отвар и стал собираться.
Бойцы, ощущая запах пищи, старались не смотреть на стол. Снабжение в последнее время стало настолько скудным, что люди едва таскали ноги. Увеличилось количество немецкой авиации. Бомбежки не прекращались практически ни днем ни ночью.
Наших самолетов стало больше, но их не хватало, чтобы защитить переправу и линию обороны. Кроме того, сказывался опыт немецких летчиков и преимущество «Мессершмитов». Если новые стремительные Як-1 давали отпор и нередко одерживали победы, то устаревшие истребители несли большие потери.
Пока еще немцы чувствовали свое превосходство в воздухе, но вера, что затянувшиеся бои в Сталинграде вот-вот закончатся победой, смешивалась с тоскливым ожиданием долгой холодной зимы. Если русских не сбросить с берега до наступления морозов, то по льду пополнение и артиллерия пойдут уже целыми колоннами.
С утра разошлись по объектам. Ермаков и Быков шли вдоль железнодорожной насыпи. Зная, что здесь прячутся наши артиллерийские наблюдатели и находятся пулеметные гнезда, немцы регулярно обстреливали из орудий и бомбили этот участок.
Насыпь была изрыта воронками, многие рельсы перебиты и скручены. Людей не хватало, и даже на этом обширном участке находилось не более десятка бойцов. Непрерывные обстрелы заставляли их глубже вкапываться в землю, искать убежище среди развалин железнодорожных построек и сваленных взрывами тополей.
Ручной пулемет Дегтярева был установлен возле сваленного тополя. Хрупкая древесина во многих местах лопнула, земля была покрыта слоем веток и сухой листвой. Знакомый пулеметчик помахал им рукой:
– Привет, ребята. На охоту?
– Нет. Пока присматриваемся. А где твой помощник?
– Убили из самолета вчера вечером. Табачком не поделитесь?
В голосе пулеметчика, крепкого мужика лет двадцати семи, не слышалось особой печали. «Отупели мы все или уже привыкли к смертям дальше некуда», – думал Андрей. Товарища убили, лежит где-то поблизости – дайте табачку.
– Вас ротный махоркой снабжает, а о нас тут заботиться некому, – пожаловался пулеметчик. – Впереди целый день, а махорки на три закрутки.
– Ты дружка-то похоронил? – спросил Ермаков.
– Начал яму долбить, а кругом камень. Забросал ветками, может, кто поможет. Да он мне и не дружок. Утром вместо выбывшего второго номера дали, а к вечеру уже готов. Пошел к Волге, увидел рыбину глушеную, ну, и поперся. «Мессер» как из-под земли вынырнул. Снаряд половину головы снес, и пули в спину попали. Вот так-то за рыбкой шляться. Ты табачком-то делись, зубы не заговаривай.
Андрей в упор рассматривал пулеметчика. Тот смутился.
– Прикопаю парня. Покурю вот и пойду.
Ермаков молча отсыпал махорки и зашагал дальше. Максим, забегая вперед, возмущался:
– Нет, это ж надо! Товарища лень похоронить. Ну и тип.
– Брось, Макся. Ты видел, сколько воронок от мин? Здесь ни один расчет больше недели не держится, да и то, если молча сидит. А они стреляют. Видел, сколько гильз набросано?
Устроились в развалинах небольшого дома, от которого осталась только часть первого этажа. Рядом были вырыты несколько стрелковых ячеек и щель для укрытия от бомб. Все вокруг было перемолото взрывами, а в одной из воронок они закопали вчера двух бойцов, пролежавших здесь, видимо, долгое время.
Полоса впереди считалась вроде ничейной. Волга обмелела, песчаная отмель тянулась метров на пятьсот. Вода в лужах уже замерзла и отсвечивала на солнце стеклянным блеском. Позиция для снайперской охоты так себе, неважная.
Но с вечера немцы копошились на берегу. То ли рыли окопы, то ли устанавливали мины. Фрицы держали здесь отделение со станковым пулеметом. Основные укрепления находились дальше.
– Все равно берег придется отбивать, – сказал Андрей. – Дожились, фрицы Волгу оседлали.
Немцы вырыли в песке небольшую траншею, неплохо укрепили ее, а в нескольких местах перекрыли бревнами. Делали с умом. Бревна не торчали над траншеей, а были врыты метра на полтора, сверху присыпаны толстым слоем песка и даже замаскированы сухими ивовыми прутьями.
– Эта штука называется боевое охранение, – сказал Андрей. – Для обороны мало пригодно, зато видимость хорошая. Так просто десант не высадишь, заметят сразу.
– Какой уж там десант! – безнадежно отмахнулся Макся. – Нам бы на месте усидеть.
– Зиму никто высиживать не собирается. Либо нас под лед спустят, либо мы фрицев погоним.
Часа два лежали неподвижно. В северной части города и на Мамаевом кургане продолжалась стрельба. Поблизости было пока тихо. Вскоре появилась тройка «Юнкерсов» и сбросила бомбы. Как всегда, выходя из пикирования, прострочила берег из кормовых пулеметов.
– По нашему батальону бьют, – сказал Андрей.
Максим не мог усидеть на месте. Пыхтя, ковырялся в своей норе, углубляя ее, иногда высовывался. Со стороны немецкого боевого охранения простучала очередь. Выбитый из кладки кирпич упал Максиму на ногу. Он долго матерился, ощупывая ушибленную ногу, затем предложил пальнуть по фрицам:
– Обнаглели, сволочи.
– Пока наблюдаем, – коротко отозвался Ермаков. – А ты меньше ковыряйся. Если минометы на нас наведут, долго не усидим.
Немцы действительно открыли минометный огонь и били довольно настойчиво.
– Меняем позицию, – скомандовал Андрей. – Здесь нам уже делать нечего.
Пригибаясь, прошли вдоль железной дороги, устроились в старых окопах.
– Если шевельнешься, – предупредил Ермаков, – завтра уйдешь в пехоту, а я другого напарника найду. В атаку бежать страшно, в засаде лежать скучно. На хрен мне такой помощник нужен.
– Холодно, – пожаловался Максим. – От земли так сквозит, что ноги закоченели. Вот и разминался немного.
– Ну и словил бы мину. Знаешь, что от человека после прямого попадания остается?
