Бела Иллеш - Обретение Родины
— Прекрасна жизнь коммуниста, товарищи! — тихо и как-то по-особому проникновенно произносит Анна Моцар.
В девять часов утра адъютант полковника Тюльпанова пришел за Балинтом. Полковник ждал его в типографии.
Тюльпанов бодрствовал всю ночь. Он успел даже наведаться в Берегово, где его интересовала судьба местной когда-то очень крепкой коммунистической ячейки. В 1939 году, в период, когда войска Хорти вторглись в Закарпатскую Украину, береговская партийная организация насчитывала шестьсот пятьдесят членов. Хортистские власти немедленно запретили ее деятельность, а всех коммунистов, до которых сумела дотянуться рука жандармов и военной полиции, бросили в тюрьмы или отправили в концлагеря. В первые же четыре недели было арестовано триста семнадцать коммунистов. Из них пятьдесят два умерли, не выдержав пыток при допросе. Остальные были заточены в будапештские застенки на проспекте Маргит, в тюрьмы Берегова и Шопрона. Одновременно продолжалась охота за теми, кто пока оставался на свободе.
Однако более чем сотне коммунистов все-таки удалось укрыться в Будапеште, откуда многие перебрались в провинцию и снова включились в подпольную работу. Человек пятьдесят партийцев из Берегова подались в деревню, но в живых из этой группы остались только те, кто затем присоединился к партизанам. Разумеется, немало их погибло и там, но пали они в бою, с оружием в руках.
Салашисты, захватив власть, вновь извлекли из тюрем и концлагерей годами сидевших там коммунистов и еще раз предали их суду. Заседавший в течение восьми дней чрезвычайный военный трибунал под председательством полковника Мартона Зёльди и Золтана Шерли — ими двумя и ограничивался состав трибунала — вынес береговским коммунистам более пятидесяти смертных приговоров, причем без всякого допроса, с единственной мотивировкой: измена родине. Все приговоры были приведены в исполнение.
Тюльпанов приехал в Берегово на третий день после освобождения. За эти дни местная партийная ячейка успела сорганизоваться заново и даже избрала свое руководство. Сейчас в ней насчитывалось пятьдесят два человека. Из них двадцать два были членами партии еще до 1939 года, остальные вступили в нее на первом же общем собрании. Большинство вновь вступивших составляли партизаны, но между ними встречались и люди, которые, не состоя в партии до освобождения города, в это наиболее тяжелое время выполняли здесь и в окрестных деревнях опасные партийные задания.
Секретарем местной партийной организации был единогласно избран учитель гимназии Имре Берек. Он просидел в тюрьме с 1939 года до самого момента освобождении, если не считать нескольких недель перерыва, когда его дважды выпускали на поруки — первый раз на две недели, второй на восемь дней. Обе эти кратковременные передышки он сумел использовать для восстановления истекавшей кровью от бесчисленных ран городской партийной организации. Ему удалось наладить связь с венгерскими коммунистами, пришедшими в Закарпатье вместе с войсками Хорти в качестве рабочих, инженеров, врачей или чиновников, а также с одетыми в солдатскую форму коммунистами, находившимися в рядах хортистской армии, Все они быстро включились в работу местной партийной группы и установили связь между нею и Центральным Комитетом загнанной в подполье Венгерской коммунистической партии.
Многие советовали Имре Береку воспользоваться временно полученной свободой и бежать в Будапешт. А уж там партия, мол, позаботится, чтобы жандармы окончательно потеряли его след. Но Берек не согласился последовать этому совету. В ответ на уговоры он обычно заявлял, что оставит свой пост лишь в том случае, если получит на этот счет указание Центрального Комитета. Но пришло такое указание, когда Берек опять уже был упрятан в тюрьму, и просидел он там до того момента, пока советский солдат винтовочным прикладом не сбил замок с двери его камеры.
Тюльпанов пробыл в Берегове всего несколько часов, успев, однако, за этот короткий срок поговорить не только с Береком, но и со многими другими членами партийной группы. Уже в пять часов утра он выступал перед ними с докладом о международном положении.
— Я, товарищ майор, потому так срочно вызвал вас к себе, — сказал Тюльпанов явившемуся к нему Балинту, — что сегодня к вечеру нужно выпустить свежий номер газеты. Дело в том, что сейчас наши войска ведут бой за станцию Чоп и город Ужгород. Необходимо не позднее полуночи распространить в Чопе и Ужгороде свежую «Венгерскую газету». Но до того, как взяться за нее, вы еще должны отпечатать афишу. Завтра, на одиннадцать часов утра, назначен доклад товарища Пожони для мукачевских коммунистов. На него мы, конечно, приглашаем и беспартийных трудящихся. Составьте об этом сообщение в таком духе, чтобы решительно все, и интеллигенция, и любой самый простой человек, поняли, что мы рады будем их видеть. Место доклада — большой зал ратуши, ныне городской комендатуры. Название доклада: «Борьба против фашизма и задачи трудящихся». Вам понятно? Вот и отлично. В таком случае пойду немного сосну. Если понадоблюсь, пришлите за мной. Ну, всего хорошего. Да, чуть было ни забыл! Завтра во второй половине дня вы отправитесь в Берегово. Товарищ Берек говорил мне, что вы там родились. Береговские товарищи с нетерпением ждут вас, Геза.
* * *В одиннадцать часов вечера свежий номер «Венгерской газеты» был готов. Тысячу двести его экземпляров грузовик повез в Ужгород. Еще на западных окраинах города, где возведенные чехами здания местной администрации образовали целый квартал, шли бои, а бойцы специально выделенного советского стрелкового взвода уже начали разноску «Венгерской газеты». Эти необычные, с винтовкой за плечами, почтальоны ходили с ней из дома в дом.
В Чопе газету разносить не пришлось, город не удалось сразу очистить от немцев. Еще в начале сентября немецкое командование сильно укрепило этот важный железнодорожный узел, а в середине октября, когда Красная Армия окружила посланные на линию «Арпада» гитлеровские дивизии, генерал-полковник Хейнриц для обороны Чопа вызвал из Словакии артиллерию и свежие танковые части. На укреплениях вокруг Чопа были сосредоточены также и те разрозненные немецкие подразделения, которым при разгроме гитлеровцев на линии «Арпада» удались вырваться из советских клещей. Советское командование решило разбить чопские укрепления из орудий.
Тяжелая артиллерия 4-го Украинского фронта уже перешла к тому времени через Карпаты, но застряла в Марамурешсигете, так как железнодорожную линию Марамуреш — Хуст — Берегово разрушили отступавшие гитлеровцы. Над ее восстановлением с лихорадочной поспешностью трудились два советских саперных полка и ремонтно-восстановительный батальон путейцев. Красноармейцам помогали многие украинские и румынские лесорубы, а так же немало венгерских землекопов. Принимал участие в возведении железнодорожного полотна и венгерский саперный батальон в количестве трехсот восьмидесяти семи гонведов, четырех унтер-офицеров и одного лейтенанта запаса. Это был тот самый отряд, который перешел на сторону Красной Армии под Хустом.
Двадцать девятого октября командующий фронтом посетил в сопровождении своего начальника штаба позиции советских войск, окружавших с трех сторон чопские укрепления. В первую очередь интересовал генерала не сам Чоп. В данный момент уже ничего не стоило полностью блокировать этот сильно укрепленный противником островок и, выждав прихода тяжелой артиллерии, без особого труда его уничтожить. Но ему показалось весьма подозрительным то обстоятельство, что гитлеровцы, которые бросили на защиту Мукачева и Ужгорода только одни сильно потрепанные, малобоеспособные части, с таким упорством обороняют теперь Чоп, видимо считая его настолько важным, что поторопились для этой цели вызвать крепостную артиллерию из-под Братиславы и Комарно.
Географическое положение Чопа позволяло противнику превратить эту станцию в исходный пункт для контрнаступления, а оно, если его осуществлять в крупных масштабах, могло отрезать наступавшие на запад от Мукачева советские части от главных сил Красной Армии. Пока жители городов Берегова и Мукачева, а также окрестных сел и деревень приходили постепенно в себя, командующий произвел перегруппировку войск, чтобы полностью застраховать от любых неприятных сюрпризов Берегово и Мукачево.
Население Берегова не было особенно обеспокоено артиллерийской канонадой, доносившейся днем и ночью со стороны Чопа. Тем большей и крайне неприятной неожиданностью явился для них вид собственного города ранним утром тридцатого октября. Берегово, где в течение целых пяти суток оставалась лишь небольшая горсточка поддерживающих порядок красноармейцев да изредка проходили по ночам направлявшиеся на запад советские войска, которые останавливались здесь только для короткого привала, даже не требуя постоя в домах, — это Берегово внезапно превратилось в настоящий военный лагерь. На западных его окраинах появились с невероятной быстротой отрытые чьими-то проворными руками стрелковые окопы и траншеи, немедленно заполнявшиеся пехотой. На улицах Бочкаи и Андрашши расположились артиллерийские и минометные батареи. По всему городу, днем и ночью, проносились мотоциклисты, а высоко в небе постоянно кружила пара «ястребков».
