Бела Иллеш - Обретение Родины
— По машинам! Поехали! — командует Балинт.
Караван грузовиков трогается. Уже не в гору, а с горы, вниз, держа курс на юг.
Над восстановлением волоцкого виадука горячо трудились советские саперы. Им помогали сотни украинских и венгерских лесорубов. Но машинам «Венгерской газеты» все же пришлось пока сделать огромный крюк по отвратительным проселочным дорогам, в объезд виадука.
Едва они успели свернуть с шоссе, как у одного из «виллисов» спустила левая задняя шина. Колесо сменили, караван двинулся дальше. Но тут произошла авария с грузовиком, на котором ехал Балинт. Поломка оказалась серьезной и трудно устранимой. Наконец после долгого совещания шоферы приступили к ремонту. Пуститься снова в путь удалось, когда солнце уже клонилось к закату. Во время затянувшейся стоянки редакцию «Венгерской газеты» нагнал на своем «виллисе» подполковник Давыденко. Кроме него и шофера, в машине находился капитан Дьенеи.
Давыденко сообщил хорошую новость:
— Сегодня в полдень наши войска вступили в Мукачево! С юга в город вошли советские части, с севера — партизаны.
Когда где-то в районе Сольвы вереница машин, на которых ехала редакция «Венгерской газеты», снова выбрались на главную магистраль, уже заметно стемнело. Теперь движение по шоссе происходило в обе стороны: это жители деревень возвращались в свои родные места, откуда их согнали немцы. Большинство возвращающихся состояло из женщин, детей и стариков. Артиллерия и танки теснились к краю шоссе, давая дорогу оборванным, измученным, голодным людям.
Солдаты раздавали консервы из своих «нз» крестьянским ребятишкам. Анна Моцар отдала бредущим домой из Верецка женщинам все имевшиеся в редакции запасы сахара, десять буханок хлеба и четырнадцать банок консервов.
Стало совсем темно. Но вот за очередным дорожным поворотом небосклон загорелся красным заревом. Это пылали дома в деревне Варпаланка. Огонь вспыхнул также возле одной из башен крепости Ракоци. И в самом Мукачеве местами занимались пожары. Зарево становилось то желтым, то красным, то вдруг взметало к небу густые клубы черного, подсвеченного бледно-розовыми отсветами дыма.
Откуда-то справа, там, где шоссе сворачивало на Ужгород, совсем близко послышался грохот орудий.
Машины «Венгерской газеты» въехали в темную, сплошь из низеньких домиков улицу. Балинт дал команду остановиться. Выйдя из машины, он быстро определил, где они сейчас находятся.
— Это улица Илоны Зрини[55], одна из центральных улиц Мукачева. В доме, что на углу слева, проживал Шамуэл Фельдман, или, как его называли, кошутовский раввин. В соседнем здании в прежние времена помещался профсоюз металлистов… Через несколько домов улица свернет влево, и мы выедем на Главный проспект, не знаю, как его теперь называют. Он ведет прямиком к ратуше, Всего вероятнее, именно там мы и найдем городскую комендатуру.
Предъявив стоявшему в воротах часовому документы, Давыденко с Балинтом вошли в ратушу и поднялись на второй этаж. Встретиться с комендантом города им не удалось, но в этом, как выяснилось, не было особой необходимости. Дежурный, молодой капитан, армянин, уже был извещен, что ночью в Мукачево должна прибыть редакции «Венгерской газеты».
— Мы забронировали для вас восемь комнат в отеле «Звезда». Правда, гостиница пока не отапливается, но зато в каждом номере есть постели. Настоящие, с простынями, подушками и стегаными одеялами.
— Где же находится эта удивительная «Звезда»? — спросил Давыденко.
— Как раз против ратуши, в двух шагах отсюда! — поспешил ответить за капитана майор Балинт.
— В «Звезде» мы поместили также товарища полковника Тюльпанова. Уже с час, как он вас ждет.
— Тюльпанов в Мукачеве? — удивился Давыденко. Каким образом успел он нас опередить?
— Прилетел на «У-2». Опустился прямо на площади перед ратушей.
Поджидая приезда редакции, Тюльпанов с помощью лейтенанта Тамары, прикомандированной к мукачевскои фронтовой радиостанции, организовал холодный ужин на тридцать восемь человек. На столе в его комнате были приготовлены сало, колбаса, хлеб и водка.
— С ужином придется поторапливаться, товарищи! Не вздумайте, Балинт, начать нам сейчас рассказывать полную историю города Мукачева от Адама и до наших дней! Мы должны к утру расклеить-по всему городу плакаты с обращением генерал-полковника Петрова к местному венгерскому населению.
— Где это обращение? — слегка обиженным голосом спросил лысый майор.
— Русский текст я привез. Вам, товарищ Балинт, придется перевести его на венгерский язык.
— Это-то мы сделаем! — сказал Балинт. — Но вот каким образом сможем мы так быстро установить нашу типографию?..
— Типографию для вас подготовили здешние салашисты. За несколько дней до того, как мы заняли город, они привезли в Мукачево небольшую, но хорошо оборудованную типографию и много рулонов бумаги. Теперь это добро достается в наследство вам, Балинт.
Обращение Петрова к населению Мукачева лысый майор перевел на венгерский язык уже в новом типографском помещении. Петров коротко разъяснял проживавшим в городе мадьярам истинные цели войны, которую ведет советский народ.
Типография находилась в примыкавшем к ратуше здании, где во времена республики Масарика стояли чешские жандармы. Электричество здесь еще не наладили, и потому работать пришлось при свечах.
Пока набирался и печатался текст обращения, Анна Моцар хозяйничала в отеле, распределяя места для ночлега. Кроватей хватило только на пятнадцать человек, остальные улеглись на полу на добротных соломенных тюфяках. Среди восьми отведенных для редакции номеров один был одноместный. Анна Моцар оставила его за майором Балинтом.
Здание отеля «Звезда» было построено очень давно, в 1868 году.
— Очевидно, с тех самых пор здесь ни разу как следует не убирали! — заключила Анна, когда в нос ей еще в вестибюле ударил резкий запах — это была удивительная смесь пота, лука, табачного дыма, бензина, капусты, хлорной извести, мокрой одежды, запекшейся крови и дешевого одеколона.
К половине третьего ночи плакаты с обращением были готовы, и весь состав редакции приступил к расклейке их по улицам.
Покончив с этим делом, лысый майор занял отведенный ему номер. Его поразил этот неожиданный комфорт: впервые за долгие военные месяцы можно спать в отдельной комнате, на настоящей кровати! С изумлением взирал он на эту кровать, на чистую подушку и голубое шелковое одеяло. Лег он, конечно, не раздеваясь, но сапоги все-таки снял. И предварительно приказал дежурным не впускать к нему до утра ни одной живой души, а разбудить себя распорядился ровно в восемь.
— Что это, я еще не засыпал или уже проснулся? — спустя некоторое время спросил себя Балинт.
Засветив карманный фонарик, он взглянул на ручные часы. Было семнадцать минут четвертого.
— По-видимому, еще не засыпал. До чего же неудобная постель! Так мягка, что прямо тонешь.
Он встал, снял гимнастерку и лег опять. Но уже через несколько минут откинул одеяло, вскочил, надел сапоги и только после этого снова опустился на кровать.
— Теперь как будто лучше! — заключил он, снова накрываясь всего несколько мгновений назад сброшенным одеялом.
Еще через пять минут Балинт сбросил с постели уже подушку и положил под голову вещевой мешок. Вскоре он еще раз встал, надел гимнастерку, застегнул на все пуговицы, кроме двух верхних, подпоясался ремнем и затянул его потуже. Затем, прежде чем лечь, кинул на пол одеяло, взял шинель и укрылся ею с головой.
— Если и теперь не засну, значит, виновата не кровать, а я сам.
Какое-то время лысый майор беспокойно ворочался, потом сел в постели, набил трубку, закурил. Но что за удовольствие дымить в темноте! Он засветил фонарик и направил сноп света вверх. На потолке появился вполне правильный, хотя и тусклый круг — посередине бледно-желтый, по краям светло-серый. Поворачивая фонарь, лысый майор заставил плясать по потолку светового зайчика. Трубка тем временем погасла. Хотел зажечь ее снова, да не нашел спичек. Пришлось подняться.
В комнате было холодно. Вдруг Балинт сообразил, что ведь окна номера не завешаны, и погасил фонарик. Сунув в карман трубку, он опять залез под шинель. Закрыл глаза и принялся считать. Но, дойдя до трехсот, решительно сдернул с себя шинель, спрыгнул с кровати и подошел к окну. Долго смотрел он на площадь, которая отделяла здание гостиницы от ратуши, и, как ни напрягал память, не миг вспомнить ее названия.
Маскировка на окнах ратуши была прилажена небрежно, то тут, то там просвечивал огонь. Балинт давно перестал ломать голову над названием площади. Ему теперь казалось, что он ни о чем не думает. А между тем он поймал себя вдруг на том, что машинально подсчитывает количество лет, месяцев и дней, прошедших с той памятной ночи, когда именно здесь, в отеле «Звезда», схватили его чешские жандармы и, надев стальные наручники, отвели в помещение ратуши к начальнику полиции Фолтыну. Фолтын предъявил ему обвинение, что он, Балинт, является организатором взрыва волоцкого виадука, а следовательно, повинна в этом и мукачевская коммунистическая ячейка, секретарем которой он тогда, в 1920 году, был.
