Андреа Камиллери - Пансион Евы
Джаколино тем временем забрал у них корзину и коробки, поставил все это на буфет и сделал знак следовать за ним.
— Мадам Флора, — продолжил Джаколино тоном церемониймейстера, — позвольте представить вам моих друзей. Это Чиччо Байо, а это Ненэ Канджалози. Они студенты лицея, как и я.
— И такие же ослы, как и ты? — спросила Флора, нахмурившись.
— Нет, нет, они отличники, они в классе одни из первых.
Чиччо отвесил поклон и щелкнул каблуками, как заправский лейтенант кавалерии, потом протянул мадам букет цветов.
— Не соблаговолит ли синьора принять сей скромный знак внимания?
Мадам слегка наклонила голову в знак одобрения. Потом взяла первую девушку за руку и представила ее:
— Грациелла Бьянки, для гостей Ванда.
Девушка протянула руку Чиччо, потом Ненэ. Мадам продолжала:
— Эрминия Давико, для гостей Ирис.
— Эмануэла Риттер, для гостей Тедеска.
— Джузеппина Рануччи, для гостей Кончита.
— Грация Бонтадини, для гостей Болоньезе.
— Мария Стефани, для гостей Волчица.
Обойдя таким образом весь стол, Ненэ и Чиччо опять подошли к мадам. Она указала им места:
— Чиччо сядет между Эрминией и Эмануэлой. Ненэ между Грацией и Марией. Джаколино на край стола. Располагайтесь.
Пока шла церемония знакомства, Джаколино откупорил три бутылки и теперь, как ловкий официант, раскладывал рыбу. Наконец все расселись. Ненэ и Чиччо не знали, что делать дальше. Тут они с удивлением заметили, что и мадам, и девушки, склонив головы, осеняют себя крестным знамением.
— Начинайте есть, а то рыба остынет, — скомандовала мадам.
Все приступили к трапезе в полном молчании.
«Ничего себе бордель! — думал Ненэ. Он был слегка сердит и разочарован. — Ну ладно, пусть сегодня у них выходной день. Но это же просто институт благородных девиц, монастырь какой-то!»
Непроизвольно его левое колено коснулось колена Грации. Ненэ резко убрал ногу, будто обжегся. Ему не хотелось, чтобы девушка подумала, будто он это сделал намеренно.
— О, пардон.
— Ничего.
Один Джаколино, казалось, не менял своего обычного расположения духа. С равнодушным лицом он не отрывался от тарелки с рыбой. Все шло весело, как на похоронах.
— Вкусная рыба, — произнесла мадам, отодвигая тарелку, на которой оставались лишь обглоданные до блеска косточки.
— Да-да, вкусная, — отозвались шесть девушек одновременно.
Судя по всему, мадам приучала их к дисциплине.
— Я поела и теперь пойду. Прошу прощения, что не смогу составить вам компанию, что-то у меня голова разболелась.
— О, как жаль! — воскликнул Чиччо, но это прозвучало фальшиво.
— Прошу вас, — продолжила мадам, обращаясь к девушкам.
— О, не беспокойтесь, мадам, будьте уверены, — защебетали девушки хором.
— Джаколино, я жду тебя завтра после обеда. Всем доброй ночи!
Она повернулась и вышла за дверь.
В мгновение ока тягостная атмосфера развеялась, будто кто-то открыл окно и в комнату ворвался поток свежего воздуха. Девушки начали переглядываться. Эрминия облегченно рассмеялась.
— Кем она себя вообще воображает? — воскликнула Грация.
— Я в разных домах побывала, — сказала самая старшая, Грациелла, — но такой, как эта, никогда не встречала!
Джаколино собирал грязные тарелки. Потом взял из буфета чистые и, расставляя их на столе, попытался возразить:
— Знаете, она работала преподавательницей лицея в Палермо и…
— …оно и видно! — перебила Эмануэла.
Все засмеялись. Грация поднялась и пошла прикрыть дверь, через которую вышла мадам.
— Мы не будем ее беспокоить, — сказала она, притворщица не хуже Чиччо.
И они принялись поедать оливки, сыр, сардины, в общем, все, что следует запивать хорошим вином. Ситуация заметно оживилась.
Ненэ сидел между Грацией и Марией и не уставал подливать вино девушкам в бокалы. Ему приглянулась Грация, и он с ней беспрестанно болтал, а Мария сидела молча.
Ненэ хорошенько рассмотрел Грацию, когда она поднялась со своего места: высокая, черные волосы заплетены на манер цыганки, глаза светились, как угли. На ней были голубая блузка с воротничком и тяжелая синяя юбка. Судя по всему, у девушки было такое тело, что можно было запросто получить инфаркт, лишь увидев ее голой.
— Ты что, здесь в первый раз? — спросила Грация.
— Да.
— Почему?
— Потому что мне только семнадцать лет. Если точно, семнадцать с половиной.
— А мне двадцать пять. Я уже шесть лет занимаюсь этим ремеслом.
Ненэ неприятно удивил сухой и бесстрастный тон, которым девушка произнесла эти слова. Будто бы она сказала: «Шесть лет назад я получила диплом». И еще ему показалось, что было бы глупо расспрашивать Грацию, как и почему, поэтому он перевел разговор:
— В следующем году я оканчиваю лицей и буду поступать в университет. Если, конечно, меня не призовут в армию.
— Проклятая война, — произнесла Грация глухим голосом.
Она посмотрела ему прямо в глаза, чтобы понять реакцию. Высказывание не казалось таким уж безобидным. Накануне по всем улицам были расклеены плакаты с изображением солдата в черном мундире и лозунгом:
«Смерть пораженцам!»
— Да, война гадкая, — ответил Ненэ.
В этот самый момент раздался сигнал воздушной тревоги. Разговоры, смех, даже дыхание разом прекратились.
— Что будем делать? — спросил Джаколино.
— Пойдем все в убежище, — предложил Чиччо. — Мы очень близко к порту, и здесь находиться опасно.
Дверь отворилась, и появилась мадам, как всегда, безупречно одетая. Отсутствовала только брошь на платье.
— Девушки, если хотите отправиться в убежище, идите, не медлите.
— А вы как же? — спросил Чиччо.
— Я остаюсь.
Она повернулась и ушла в свою комнату.
— Хорошо, идемте, — сказала Грация.
Как только девушки встали и направились к выходу из столовой, послышался гул налетающих бомбардировщиков. И тут же раздалась канонада зенитных орудий, открывших оборонительный огонь.
— Нет, сейчас опасно выходить, — напрягая голос, сквозь грохот прокричал Чиччо. — Там осколки летят.
— Давайте потушим свет, — предложил Джаколино, — откроем окна и будем любоваться вспышками, будто это обычная гроза.
Ненэ повернул выключатель, а Чиччо открыл окно.
Казалось, что на улице был ясный день. Все небо светилось от трассирующих очередей, от лучей прожекторов, от разрывов снарядов. Ненэ неожиданно пришли на ум стихи одного из его любимых поэтов Монтале, и он громко продекламировал две строки:
Светлые ночи казались вечным рассветом,И в пещеру мою приходили лисицы.
Его никто не услышал.
Зенитная батарея, расположенная на холме у самого поселка, вела беглый огонь, с моря открыли огонь эсминцы и другие военные корабли. Стрельба велась даже с десяти рыбачьих судов, которые военные реквизировали и оснастили орудиями. От оглушительной пальбы закладывало уши и болели глаза, но этот грохот не мог перекрыть приближающийся низкий и зловещий гул бомбардировщиков. Невозможно было ни спрятаться, ни убежать от этой ужасной грозы, которая надвигалась и давила всей своей мощью.
— Обними меня, — прошептала Грация.
Ненэ осторожно положил ей руку на плечи, и Грация плотно прижалась к его телу. Она вся дрожала.
— Прости, мне очень страшно.
И тогда Ненэ обнял ее за талию. Так они и стояли, полагаясь на волю судьбы. И судьба их помиловала. Медленно и торжественно гроза прошла над поселком и пропала вдалеке. Канонада мало-помалу стихла.
— На этот раз они нас пожалели, — сказал Чиччо, закрывая окно.
Грация немедленно отстранилась от Ненэ. Джаколино вновь зажег свет. Все стояли бледные и молча смотрели друг на друга. Возможно, от испуга им захотелось пить. Они докончили последнюю бутылку, но как-то невесело. Под звуки сирен, возвещавших отбой воздушной тревоги, они распрощались.
На следующий день Ненэ, Чиччо и Джаколино отправились на автобусе в Монтелузу. У ворот лицея вдруг выяснилось, что их класс учится теперь во вторую смену. Что ж, оставалось время, чтобы обсудить события прошлого вечера.
— Чертова война, она меня уже достала, — начал Чиччо. — Только все пошло на лад, так надо же было зареветь этой дурацкой сирене.
— Согласен, — ответил Ненэ, — но я думаю, что главная проблема не война, а мадам Флора. Она там вроде надсмотрщицы, старшего сержанта. Я перед ней просто цепенею, а уж девушки, так те вообще живые мумии.
— Верно, — кивнул Чиччо. — Да мы туда хоть пятьдесят литров вина принесем и девушек напоим вусмерть, они все равно не расклеятся, пока с ними будет эта чертова мадам.
— А знаете, — сказал Джаколино, — я ведь нарочно погасил свет, под предлогом бомбежки. Вы могли воспользоваться этим.
