Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский
18 сентября (д. Удяганза)
Получил телеграмму от главного священника, в которой он настоятельно предписывает усугубить духовные беседы и службы. Действительно, трудно себе даже представить, что за томительную жизнь ведем мы теперь. Ведь смысл пребывания нашего здесь уже потерялся: войны нет. Прежде хоть безысходная постоянная опасность нашей службы в передовых линиях невольно бодрила нас, не давала опускаться. А теперь? Прямо беда.
Разумеется, нам, священникам, нельзя бросать своих «приходов», т. к. для воинов в настоящее время только ведь и утешения, что Бог и молитва; хотя, грешный человек, временем на меня нападают такие минуты, что я готов умолять главного священника умилосердиться надо мной и исходатайствовать мне перед командующим 3-й армией отпуск.
Господи, подкрепи!..
19 сентября (д. Удяганза)
Вчера получил от главного священника 3-й армии телеграмму, в которой он предписывает мне прибыть к 21 сентября к нему в деревню Людиазу в штаб армии на братское собрание всего духовенства и дать отчет о моей деятельности на войне.
Сейчас выезжаем с Михаилом верхами. Путь дальний: более 100 верст только в один конец.
23 сентября (г. Чженцзятунь)
Слава Богу, сегодня я благополучно вернулся из штаба 3-й армии с братского собрания духовенства. Чувствуется страшная усталость.
Главный священник дал надежду на отпуск, если только найдет священника для нашей бригады, хотя решительно сказал, что до последних чисел октября он ни одному священнику отпуска не даст.
И странное дело! Я как будто рад, что нельзя получить отпуска. Если бы я не попросился, то все как-то думалось бы, а теперь и думаться не будет. Очень уж жалко оставить солдат.
Получил сегодня посылку с собственноручным письмом (от 29 июня) от великой княгини Елисаветы Феодоровны в ответ на мои слова утешения после страшного февральского дня. Письмо простое, любезное, полное христианского смирения. Наш августейший шеф, как попечительная мать о своих детях, все заботится о своем полку и боится, как бы мы не остались к своему полковому празднику 1 октября «без подарочков».
Да утешит Господь эту истинную глубокую христианку!
Пока я ездил на братское собрание, наши здесь перешли из деревни в город, и мне нужно снова устраиваться в фанзе.
Трудная была наша дорога в Людиазу. Туда ехали – пыль; оттуда – дождь и грязь: промокли ужасно. Местность пустынная.
21 сентября в 10 часов утра мы благополучию прибыли в эту самую Людиазу, где в высшей степени приветливый прием главного священника протоиерея о. Каллистова и общество 52 съехавшихся священников скоро заставили забыть все трудности дальнего двухдневного пути.
После молебствия в походной церкви штаба 3-й армии и речи протоиерея Каллистова нас, собравшихся иереев, приветствовал командующий армией ген. Батьянов, после чего все мы перешли в большую штабную шатер-столовую, где главный священник и открыл братское собрание.
Из присутствовавших иереев в битвах участвовали далеко не все, а лишь иереи 17-го корпуса (с Ляояна) и отчасти также иереи 5-го и одной дивизии 1-го сводного стрелкового корпусов. Священники же 4-го, 9-го, 19-го и 2-го стрелкового корпусов прибыли сюда уже после Мукдена. Посему на собрании преобладали, так сказать, мирные иереи.
Ввиду этого главный священник предложил прежде всего благочинным боевых корпусов поведать собранию как о своей деятельности на войне, так и о деятельности подведомственных им священников, а также сообщить об известных им выдающихся подвигах офицеров и солдат, так как все такие сведения должны были интересовать присутствовавших «мирных» иереев.
Сначала говорил благочинный 35-й дивизии, а за ним, в качестве благочинного 61-й дивизии, говорил и я. Кое-что из моей речи главный священник записал.
После благочинных говорили и другие священники, свободно и откровению выражая то, что так или иначе было пережито ими.
Благодаря умелому руководству и радушию о. Каллистова, братское собрание прошло оживленно и с пользой для дела. Говорили между прочим о том, что вообще нужно военному священнику для похода.
Я тоже сделал доклад о безусловной необходимости для кавалерийского священника казенного церковного вьюка и двух верховых лошадей (священнику и церковнику), без чего священнику почти немыслимо быть всегда с полком. При настоящих же условиях только любезность командира и офицеров может сделать возможным неразлучное пребывание кавалерийского священника с полком.
По окончании заседания командующий армией ген. Батьянов предложил от себя всему присутствовавшему духовенству трапезу, после которой штабной тонограф-фотограф всех нас снял.
При расставании иерей не находит слов выразить инициатору и устроителю братского собрания протоиерею о. Каллистову свою искреннюю благодарность за его руководство и чисто отеческое радушие.
5 октября (Чженцзятунь)
1 октября вся наша бригада справляла свой годовой праздник. Утром я совершил св. литургию, а затем на городской площади отслужил молебен, после которого наш новый бригадный ген. Баумгартен произвел полкам парад.
Я не мог без слез смотреть на проходивших мимо меня драгун. Все шли молодец к молодцу: я видел и знаю их честную и храбрую службу на протяжении всей войны. И вдруг они едут домой побежденные, опозоренные!
Временем прямо-таки невыносимо бывает. Появилась масса пасквильных стихов на армию, а некоторые из запасных, чиновников, докторов открыто насмехаются над армией.
Погода сырая, холодная. Служа сегодня, по случаю именин нашего царственного крестника, на площади молебен, я немного простудился. Впрочем, у нас теперь хороший новый доктор Гаусма, который до войны занимался в Орле частной практикой: он не даст мне разболеться.
12 октября (Чженцзятунь)
Служил я вчера отряду молебен по случаю заключения мира.
Грустный был молебен! Не привыкла русская армия так встречать окончание войны. У многих на глазах были слезы. Никаких торжеств. Молча выслушали манифест и молча потом разошлись с площади, как будто после похорон. Ни музыки, ни кликов «ура». Только я громче обыкновенного произнес многолетие христолюбивому воинству и с полным убеждением в правильности назвал его по-прежнему победоносным, т. к. и в эту войну русская армия была геройской. Вообще радостно встретили мир только кое-кто из запасных, офицеры же действительной службы по большей части очень-очень грустно.
Да, даром опозорена армия, сражавшаяся в неимоверно неблагоприятных условиях.
28 октября (д, Паучеинза)
Мы благополучно перешли на
