Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский
Отслужу молебен, как только перестанет дождь. Еще ночью полил страшный ливень и вот льет и льет.
16 июля (д. Удяганза)
Вопрос войны и мира, кажется, стал вопросом нескольких дней. У нас говорят, что, если мирные переговоры не примут теперь же благоприятного для России оборота, то Линевич в конце июля перейдет в наступление, и, значит, произойдет страшный бой. У нас теперь солдаты почти все молодые, сильные, совсем другие, чем были в прежних битвах, и результата будущего сражения японцы, очевидно, боятся. Они 5 месяцев собирают и формируют новую армию, желая довести численность войска до 700 тысяч, а резерв до 300 тысяч. Они забирают уже студентов, гимназистов, не хватает лишь офицеров.
Если мира не будет, то нам трудно будет выдержать лишь первый натиск, когда японцы обрушатся, несомненно, всей массой. Потом будет легче: японцы уже все исчерпали, и пополняться им больше нечем. Впрочем, все в руках Божиих.
Вот уже неделю идут страшные дожди, и грязь стоит такая, что двуколки двигаться не могут. Я хотел было выписать сюда на несколько дней церковную двуколку, чтобы пересмотреть вещи; но теперь это прямо немыслимо.
Сегодня похоронил казака. Умер от тифа; но это единичный случай. В общем здоровье у всех хорошее.
19 июля (д. Удяганза)
Почти 2 недели дожди идут без перерыва. Везде сырость. Почти все переболели инфлюэнцей. На улице такая грязь, что движение обозов невозможно. Послали в Харбин и Гунчжулин двух офицеров за покупками. Они купили припасов, а привезти не могли, едва сами верхом добрались сюда.
Скука смертная. Одно утешение, это – письма. Какое великое спасибо солдатам, доставляющим нам почту! Ведь совершить 140 верст каждый день по неописуемой грязи под дождем дело прямо каторжное; а солдатики до сих пор почти ежедневно аккуратно доставляли.
Какой хороший учитель нужда! Я теперь отлично моюсь без посторонней помощи; сам пришиваю пуговицы, чиню одежду; раз даже я превосходно заштопал чулки.
27 июля
Дожди уже прекратились. Если мира не будет, то в конце августа наша армия пойдет в наступление, и произойдет великий бой. Мы прямо убеждены, что японцы при отступательной войне долго не выдержат. Ведь не всякая армия может отступать полтора года и все же существовать. А Линевич[80] на одном месте стоять не будет. Все, конечно, в руках Божиих; только, несмотря на нестерпимое желание всех нас скорее увидеть родину и близких, никто не хочет мира без победы, тем более что японцев, право же, можно победить.
Сегодня у нас погибли в разъезде 3 солдата 4-го эскадрона.
Японское судно, потерпевшее крушение на скалах у подножия Золотой горы. Порт-Артур
30 июля
Приехал Ксенофонт с двуколкой, и я весь день перебирал и просушивал вещи. Устал страшно. Многое из церковной утвари подмокло, но, слава Богу, ничего не испортилось.
Сейчас буду служить молебен по случаю царского дня, а потом поставим церковь и будем служить всенощную, а завтра литургию.
Расставил кровать. Ах, как хорошо спать на кровати! Очень уже надоело валяться на кане. Хочу оставить ее у себя. В случае же похода переправлю ее в обоз. Если же не удастся этого сделать, брошу.
Сейчас приходил монгол: говорит, что японские разъезды подходили к нам верст на 30.
Что-то будет? Мир или война? Неужели придется платить контрибуцию? Ох, позор какой! Господи, спаси честь России!
1 августа (д. Удяганза)
Опасность похода все еще не миновала, т. к. слухи о появлении в Монголии отряда японцев из пехоты и кавалерии все крепнут и крепнут. Вот как японцы соблюдают нейтралитет! А Китай и державы молчат.
Весь июль мы, штабные, простояли на даче, а бедные эскадроны почти без перерыва работали.
Вот обычный порядок службы наших полков[81] за это время.
Всего 12 эскадронов и батарея. Один эскадрон ежедневно держит летучую почту до штаба 17-го корпуса, а это 80 верст только в один конец. 2 эскадрона ежедневно уходят верст на 55 на юг в деревню Тавайзу и оттуда высылают разъезды в Монголию и к реке Даляохе. Один эскадрон ежедневно занимает сторожевое охранение вокруг всего города Чженцзятуня и расположения отряда; а это значит, целые сутки не спать, коней не расседлывать, патрулировать и сторожить входы, выходы и переправы, обыскивая всех приезжающих и уезжающих. Один эскадрон ежедневно выделяет из себя одну половину своего состава на 30 верст к северу, другая же освещает по границе Монголии полосу в 110 верст. Наконец один эскадрон несет такую службу: половина эскадрона ежедневно выходит на заставу у горы Пуэршань, с которой видна окрестность верст на 40–50; другая половина отправляется под командой офицера за покупкой скота, что хуже разъезда.
Итак, в службе и очень тяжелой ежедневно находится половина отряда. Другая половина сутки уж только отдыхает, хотя случается, что и из отдыхающей половины посылают разъезд по чрезвычайным обстоятельствам, как, напр., позавчера наши 3-й и 4-й эскадроны ушли в Монголию искать эту самую японскую пехоту.
Вот она служба-то конницы какова! И это ведь в затишное время. А когда идет большой бой, то один Бог знает, что только творится и что выносят наши солдатики.
Я потому это пишу, что многие, не понимая службы конницы на войне, думают, что наш полк ничего не делает. Конечно, о нас в газетах не пишут, а, если и пишут, то вообще под именем конницы, т. к. обявлять, какие конные части стоят у нас на флангах, строжайше воспрещается.
Вчера служил св. литургию, а сегодня возил церковь в Нежинский полк, где служил их новый очень симпатичный батюшка о. Николай Сейфулин.
8 августа (д. Удяганза).
Я давно не писал. Причина следующая.
5 августа в 7.30 я, поручик Свидерский, Михаил, 2 солдата и с двуколкой Ксенофонт отправились в деревню Улантунь в обоз. Я собирался послужить там 6 и 7 августа и приобщить св. Таин тех солдат, что Великим постом были с дивизионным обозом на станции Куанчендзы и не говели.
Погода была прекрасная. На пароме переехали реку Силяохе, затем перешли вброд еще 2 речки. Тут для сокращения пути мы поехали прямо без дороги, взяв направление по компасу на восток, и сбились. Степь необозримая. Деревень нет. Трава такая высокая, что лошади скрывались, и такая притом густая, что в некоторых местах мы
