Сергей Кольцов - Тихая разведка

Пленный судорожно сделал несколько глотательных движений, провел ладонью по лицу, словно снимая с него невидимую щекочущую паутину:

— Наблюдение и информация о всем видимом и слышимом, что касается русской разведгруппы. Как это у вас русских?.. Чтобы не тянуть вола, скажу все, что вас интересует. Русскую разведку повсюду ищут. Сегодня в час ночи перекрыты все известные командованию тропы и дороги. Установлены секретные посты. Усложнена служба дозоров и наблюдения. Дорога Станичка — Кобылино блокирована — мышь не проскользнет. Операция под кодовым названием «Липкая волокуша» не оставляет малейшей надежды миновать этот емкий мешок для непосвященного в ее сложные секреты. Еще: если я — радист спецгруппы, с позывными «Кречет-семь» — через пятнадцать минут не выйду в эфир с высоты «двадцать девять дробь семь», то по нашим следам выйдут поисковые группы горных стрелков из соединения «Эдельвейс». Высоту немедленно займет десант бронетранспортера. Это все что мне известно.

«Так вот в чем дело, вот где зарыта собака открытого радиообмена между „Барсом“ и „Кречетом“. — Дошла до сознания Черемушкина запоздалая разгадка тайны. — Лихо, как мальчика в коротких штанишках, провели меня. Красиво, черт возьми! Ничего не скажешь! Да и сам стал страдать забывчивостью: берлинское время всегда впереди московского шагает».

— Вам придется сопровождать нас к вершине высоты, — обрывая поток мыслей, заявил капитан пленному.

— Да. Но…

— Я сдержу свое слово. Но ваше присутствие в этой точке просто необходимо. Причем алиби солдатской чести — полное.

— После выхода в эфир нашего гостя с высоты «двадцать девять дробь семь» надежно свяжите и уберите с глаз! — Приказал Черемушкин.

План выхода из капкана у него уже полностью созрел.

Начальник штаба армии генерал-майор Валентинов внимательно просматривал объединенную разведсводку, когда к нему вошел командующий генерал-лейтенант Переверзев. Он как бы впервые окинул взглядом небольшое помещение, остановился на крупномасштабной карте, закрытой сейчас шторками из обычной хлопчатобумажной ткани цвета «хаки», и сказал предупредительно поднявшемуся ему навстречу человеку, которого почитал не только за его деловитость и знание штабной, не знающей предела работы, но и за интеллигентность, покладистый характер и самое главное — ценил в нем такие редкие качества на войне, как душевность и человечность. Командарм гордился своим офицерским корпусом, генералитетом, но, пожалуй, больше других симпатизировал начальнику штабарма, командиру гвардейского стрелкового корпуса генералу Чавчавадзе и начальнику бронетанкового управления, с протезом левой ноги до коленного сустава, генерал-лейтенанту Соловьеву. Однако это не говорило о том, что он давал им какие-то поблажки, напротив, спрашивая с них строже, чем с других.

Командующему шел, как иногда он с юмором говорил о своем возрасте, боевой сорок девятый. Небольшого роста, по-юношески темпераментный, с внимательным, критически оценивающим взглядом крупных темно-серых глаз на худощавом загоревшем лице, это был волевой, физически развитой человек с феноменальной памятью, обширной эрудицией. В общем, человек из молодых уже в годы войны генералов.

— Иван Данилович, выделил время пообщаться с тобой, кой о чем потолковать. Знаешь, не дает мне покоя последняя радиограмма майора Черемушкина. Да и не только суть раздумий над некоторыми аспектами контрплана штаба командующего войсковой группировкой под кодовым названием «Феникс» генерала Веллера. На сегодняшний день многое еще не совсем ясно. Это одна сторона дела. Другая, совершенно непонятная: как мог настигнуть уже над нашей, контролируемой десятком истребителей территорией, ожидаемый нами ПО-2, и в упор расстрелять его в воздухе фашистский ночной охотник?

— Тайна иронии и коварство судьбы, Георгий Севастьянович, — назвал командарма по имени и отчеству генерал Валентинов. И эта маленькая вольность начштаба была понятна Переверзеву, как начало доверительного разговора.

— Вы имеете в виду, товарищ командующий, трагедию самолета ПО-2 при возвращении экипажа и пассажиров из вражеского стана?

— Разумеется.

— Для нас это невосполнимая потеря. На борту, как известно из радио пилота ПО-2, находился плененный Черемушкиным штандартенфюрер СС. Руководитель гестапо районного масштаба Ганс Ганке. Этот человек примечателен уже тем, что он должен был знать доступные ему тайны, скрываемые за семью печатями службой безопасности и контрразведки войсковой организации «Феникс».

— Иван Данилович, — напомнил командарм своему начальнику штаба, — в нашем распоряжении разветвленная сеть тайных корреспондентов. Полагаю, что поступающие от них по разным каналам сведения требуют внимательного изучения и увязки в практическом применении.

— Все это так. В данном направлении непрерывно ведется кропотливая работа. Прошу извинить меня, товарищ командующий, за бестактность по поводу моего вопроса: кто же должен ответить за положение, когда вражеские истребители безнаказанно шарят в нашем воздушном пространстве? Думаю, руководство авиационного полка прикрытия. Напомню: радиосвязь с разведгруппой капитана Черемушкина, находящейся сейчас в архисложных условиях рейда прервана, и его радиостанция, работает только на прием. Но по сведениям того же пилота, успевшего до общей гибели передать радиограмму, на борту его самолета, кроме Ганке и офицеров армейского СМЕРША, находился капитан Шелест — командир транспортного самолета СИ-47, сбитого фашистскими истребителями примерно в том же квадрате, в котором десантировалась и разведгруппа. Капитан Шелест имел при себе карту, доставшуюся ему в результате вынужденного диверсионного акта. Карта, товарищ командующий, принадлежала ранее начальнику оперативного отдела известного нам отдельного армейского пехотного корпуса полковнику фон Гильфингеру. Корпус в настоящее время находится северо-восточнее Тернополя. Этот документ мог бы исчерпывающе удовлетворить и наш и интерес фронтового начальства, заранее определиться в сложности мощных оборонительных сооружений правого фланга противника, упреждающих прямой удар или вторжение наших войск в юго-восточную часть польской территории…

Командарм, слушая начальника штаба смотрел на стену, охваченный тревожным раздумьем, и видел на ней не карту с открытыми шторками, а огромную действующую панораму, громыхающую жестокими боями, сложную систему укреплений и идущие под губительным огнем на штурм шеренги солдат с выкинутыми вперед штыками русских трехлинеек в выбеленном солнцем простецком обмундировании, таких же белых от пыли ботинках, с пояском обмоток на щиколотках ног.

— Сожалею, очень сожалею, Иван Данилович, — подавив вздох, сказал Переверзев, — но от действительности никуда не денешься. Разведсводки говорят о не менее серьезных укреплениях левого крыла немецкой группировки не только по фронту, но и в глубине, содержащие, как правило, огневые опорные пункты, взаимодействующие с траншейными отсечными позициями.

— Да, жаль, Георгий Севастьянович… Тем более, когда думаешь о гибели наших контрразведчиков — майора Старикова и капитана Шестопалова.

— А что? Старинов — достойный уважения офицер. Мне лично нравилось его упорство. Шестопалова знаю слабее. Пусть земля будет им пухом. А группенфюрер Веллер, Иван Данилович, — достойный своего положения военачальник, как иногда мы говорим, — собаку съел в своем деле. Генерал Вайс — начальник штаба? Насколько мне известно, подчиненные ему службы отличаются безупречностью в работе, выдавая отлично выполненные документы.

Генерал Валентинов впервые услышал из уст командующего такую высокую оценку вражеским генералам и инстинктивно осмотрелся вокруг: нет ли нечаянно рядом с ними посторонних людей. И невольно меняя тему разговора, сказал:

— Могу предложить чашечку кофе. Вы не против, товарищ генерал-лейтенант?

Тихо и успокаивающе заблеял молодым барашком полевой телефон. Переверзев удивленно посмотрел на аппарат, затем на Валентинова и усмехнулся:

— Что это у вас, товарищ генерал, подчиненные овчарню, что ли, устроили? — И не дожидаясь ответа добродушно рассмеялся.

— Да, есть здесь один из последователей того, кто мог блоху подковать. Связист Самороков. Вчера лишь вечером…

В дверь трижды коротко постучали.

— По стуку — ваш адъютант, товарищ командующий. Разрешаете?

Чуть пригибаясь, вошел высокий сутуловатый майор Симаков.

— Товарищ генерал-лейтенант! На проводе командующий фронтом. Ждет…

— Вы догадались предупредить связистов, что нахожусь у начальника штаба.

— Не забыл. Слышите, как ягненок жалобно блеет…

Все трое сдержанно рассмеялись.