Владимир Карпов - Взять живым!
— Война закончится через несколько дней. Все вернутся к своим фрау и детям. Люди будут работать, отдыхать. — Взглянув на большой живот собеседника, Ромашкин подумал: «Он определенно обжора» — и добавил: — Все будут есть вкусную пишу: курица, гусь, поросенок. Хорошо! Кофе, шнапс, сигары. А вы будете мертвый. Вас снимут с веревки и закопают. Товарищи будут считать вас трусом и самоубийцей. Никто не узнает, что мы вас повесили.
Немец смотрел исподлобья. Ох, если бы сейчас ему развязали руки, он разорвал бы Ромашкина!
Как заставить его говорить? Время шло, грохот боя в городе не умолкал. Скоро сюда придут наши войска, а Гитлер удерет из-под носа! И Ромашкин продолжал искушать пленного:
— Но вы можете остаться живым.
Эсэсовец с недоверием посмотрел ему в глаза.
— Что я должен для этого сделать?
Ромашкин схитрил:
— Мы должны уйти к своим. Но здесь всюду сильная охрана. Если выведете нас из этого района, мы вас отпустим.
— Не обманете?
— Даю слово офицера.
— На вас форма немецкого офицера, а наши офицеры умеют держать слово.
— Русские тоже.
Немец с любопытством посмотрел на него и признался:
— Первый раз вижу живого русского офицера.
— Вы согласны?
— Да.
— Но если попытаетесь обмануть, первая пуля вам.
Ромашкин достал пистолет из кобуры. Сказал, чтобы развязали пленному только ноги. Затем вывел его в зал. Остановились у окна. Рядом наготове стояли все разведчики. Василий стал быстро задавать вопрос за вопросом:
— Где несут охрану караулы?
— На всех улицах, которые сюда подходят. Крайние дома квартала превращены в крепости.
Ромашкин посмотрел на темные силуэты зданий. Оказывается, он с разведчиками по туннелю проник в центр квартала, оцепленного эсэсовцами.
Немец между тем продолжал:
— Второе кольцо охраняет рейхсканцелярию снаружи — ворота и входные двери. Оба кольца — это батальон СС. Наш эскортный батальон дежурит внутри здания.
— Где был ваш пост?
— В этом крыле канцелярии. — Эсэсовец кивнул на самый ближний край дома.
— Черт возьми! Мы, оказывается, вторые сутки находимся рядом с Гитлером! — сказал Ромашкин спокойно, чтобы немец по интонации не уловил его радости. — Значит, вы стояли у входа в бомбоубежище. А кто охраняет двери, выходящие в сад?
— За каждой из них стоят четыре парня из батальона СС.
— Где размещается свободная смена?
— Они спят на первом и втором этажах в бывших служебных помещениях. Сейчас дом пустой. Все генералы — в бетонных бункерах под землей.
— А где самолет Гитлера?
— Поверьте, я не знаю. До 24 апреля он был на аэродроме Гатов, но этот аэродром уже не действует. Я говорю правду. Двадцать пятого мы собирали население и подготовили уличную магистраль как взлетную площадку. Когда рассветет, увидите — вон там срубленные деревья и сваленные столбы. Мы убрали все, что может помешать взлету. На эту улицу уже садился один самолет. Прилетел генерал фон Грейм. Самолетом управляла его жена — Ханна Рейч. Она прекрасная летчица-спортсменка. Говорят, генерал Грейм будет назначен главнокомандующим воздушными силами вместо рейхсмаршала Геринга.
— Где самолет Ханны Рейч?
— Он где-то здесь замаскирован. Генерал фон Грейм не улетал, он у фюрера.
Эсэсовец стал пояснять, как пройти по дворам, чтобы выбраться из этого района. Однако Ромашкин его не слушал. Он уже думал о последующих действиях. «Через охрану в подземелье не пробиться. Самый удобный момент для захвата Гитлера — во время посадки в самолет. А если мы не справимся с охраной? Их все равно будет больше, чем нас. Правда, на нашей стороне внезапность. Хорошо бы схватить его и улететь на этом самолете. Но никто из нас не имеет понятия об управлении самолетом. Значит, Гитлер улетит? Этого допустить нельзя! Следовательно, встает такая ближайшая задача: разыскать самолет Ханны Рейч и вывести из строя мотор. Но сделать так, чтобы немцы об этом не знали. В решающий момент он не сможет улететь и попадет в руки наших. Они уже близко. Но как испортить мотор? Как пробраться к самолету и скрыться незамеченными?»
— Когда мы пойдем? — спросил Краузе.
— Обстоятельства изменились, придется задержаться.
— Обманули? — с укором сказал гитлеровец.
— Почему вы так думаете? Вас же не собираются вешать.
Василий пересказал разведчикам все, что узнал от пленного.
— Давайте думать, как быть дальше. Рогатин, отведи пленного в ванную и уложи, пусть лежит.
— Может быть, я его кокну? — спросил Вовка. — Что с ним возиться? Будет только мешать.
Это был самый верный и простой выход. Пленный действительно станет обузой, если водить его за собой,' он может удрать, улучив удобный момент. Ромашкин ненавидел фашистов, убивал их беспощадно в открытом бою. Но убить пленного не позволяла совесть. «Наивные все же мы, русские, — думал он. — Нас тысячами истязали в лагерях, умерщвляли в душегубках, и может быть, этот самый фашист стрелял в наших женщин и детей, а я не разрешаю его уничтожить». Но как Василий ни старался себя разозлить, ничего не вышло. Вид беззащитного связанного человека его обезоруживал.
— Нет, — сказал он Голубому, — не нужно. Отведите его в ванную. Потом видно будет.
После обсуждения создавшейся обстановки решили искать самолет. Разделились на пары — Ромашкин с Шовкоплясом, Рогатин с Пролеткиным. Радисту и Голубому поручили охранять пленного.
Остаток ночи разведчики лазили по развалинам. Ромашкин и Шовкопляс добрались до поваленных деревьев и столбов. Улица действительно была расчищена, воронки от снарядов засыпаны. Краузе сказал правду: улицу подготовили как взлетную полосу. Однако самолет обнаружить не удалось. На рассвете Ромашкин решил вернуться на свою базу. Вскоре пришли Рогатин и Пролеткин. Они тоже не нашли самолета.
— Будем изучать развалины днем, — решил Василий. — Пойдем в другие квартиры. Осмотрим все направления, может, увидим самолет из других окон.
На рассвете 29 апреля разведчики определили по шуму боя, что наши войска совсем близко. Они уже заняли Ангальский вокзал, Потсдамскую площадь и приближались к рейхсканцелярии по Вильгельмштрассе. Рейхстаг дымился, но еще не был взят.
День, как и вчера, нарождался пасмурный и хмурый. Моросил дождь. Гремели артиллерийские выстрелы. Дым по-прежнему застилал улицы. Ромашкин рассматривал при дневном свете рейхсканцелярию. Когда-то это гигантское здание, наверное, выглядело очень внушительно. Прямоугольные колонны, облицованные серым мрамором, явно претендовали на римское величие. Однако все это можно было лишь предполагать: теперь перед ними стояла огромная, исклеванная снарядами развалина. Многие колонны упали, все окна выбиты, мраморная облицовка покрошилась.
Днем так и не удалось обнаружить самолет. Ромашкин хотел взять еще одного пленного в районе взлетной площадки. Уж он-то должен знать, куда запрятали эту машину. Но все планы Василия нарушили события, развернувшиеся вскоре. В десять часов тридцать минут началась артиллерийская подготовка. Ромашкин понял: готовилось общее наступление советских войск. Дом, где сидели разведчики, задрожал и задребезжал остатками стекол, как мчащийся трамвай. Хорошо было видно сверху: снаряды рвались на крышах, как на поле боя, улицы и промежутки между домами затянула завеса дыма, во многих местах ее пробивали языки пламени.
В доме напротив началась паника. Фашисты бегали, как муравьи в горящем муравейнике. Но удирать было некуда. Наоборот, сюда с разных направлений стекались разбитые гитлеровские части.
Охрана канцелярии продолжала действовать — эсэсовцы не пускали отступающих за ограду. Но первое кольцо охраны — оно находилось на подступах, в укрепленных домах, — было прорвано. По Фоссштрассе беспорядочным потоком двигались грязные, измученные солдаты, автомашины, танки. Ими никто не командовал, они просто брели в ту сторону, куда еще можно было идти.
В середине дня разведчики отчетливо услышали автоматные очереди у станции метро «Фридрихштрассе», это было совсем близко. Ромашкин продолжал следить за рейхсканцелярией, там явно что-то замышлялось. Эсэсовцы принесли из глубины сада девять канистр, составили их в ряд. Караулить остался один, остальные ушли.
— Приведите пленного, — сказал Ромашкин.
Краузе поставили у окна, прикрыли занавеской, спросили:
— Что они делают?
Он всмотрелся, ответил:
— Возле канистр находится Кемпке — личный шофер фюрера.
— Они собираются заправить автомобиль?
— Не знаю.
Шофет Гитлера стоял на своем посту около часа. Но вот в дверях показались офицеры-эсэсовцы. Они несли большой, скатанный в рулон ковер. За ними шагали еще двое, эти несли что-то полегче, тоже продолговатое, завернутое не то в портьеру, не то в чехол от дивана.
