Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Вся эта процессия выскочила на перекресток и большое столкновение сумел предупредить только китайский полицейский, остановивший все движение. Утомившись, наши «волонтеры» отволокли рикшу на то место, откуда его взяли и в качестве компенсации за нанесенный моральный ущерб, дали ему, скинувшись, как в России на бутылку, несколько десятков китайских долларов с портретом Сун-Янт-Сена, гарантированных золотым эквивалентом почему-то Мексики. Во время своего путешествия, в ходе которого наши волонтеры, конечно, будучи под «мухой», порядком взмокли, они все же подтвердили истину, согласно которой пролетарии всех стран должны с полуслова понимать друг друга. Совершенно не зная китайского языка, они умудрились выяснить, что китаец ни разу не катался на своей бедарке, что эта бедарка вообще не его, а взята напрокат, что у бедного рикши нет «мадам», поскольку жены в Китае покупаются, впрочем, по весьма сходной цене. Хорошая девушка из бедной семьи, например, стоила долларов до семидесяти. Для решения всех этих проблем наши волонтеры и субсидировали рикшу, которого, впрочем, сразу уволокла куда-то городская полиция. Примерно такая же судьба постигала и всю нашу интернациональную пролетарскую помощь, которую, примерно с таким же уровнем квалификации и понимания обстановки, мы десятилетиями навязывали разным странам мира.
Вечером в нашу фанзу-клуб явился сначала полицейский, уточнивший, что мы живем действительно здесь, а потом и очень вежливый служащий Чунцинской мэрии, который долго извинялся за недостойное поведение китайского рикши. Я просил, чтобы рикшу не наказывали и чиновник вроде бы согласился. К сожалению, нередко, китайцы соглашались с нами только для вежливости, а делали по-своему. Особенно если нужно было кого-нибудь отлупить палками.
Но вернемся к материальному положению наших летчиков, которое позволяло им оказывать материальную помощь китайским рикшам. Рядовой летчик-волонтер получал тогда 600 китайских долларов в месяц, что соответствовало американским в пропорции один к шести. Мы с командиром получали по 1100 долларов, которые назывались «мексиканскими», их гарантировала Мексика. Там же их и печатали, привозя слипшимися пачками, что мне приходилось видеть при получении жалованья, которое нам выдавали один раз в месяц. Китайский рабочий получал в месяц 12-ть таких «долларов». Можно себе представить уровень нищеты, если учесть, что далеко не все имели работу. Что можно было купить на наши доллары и привезти в свою страну, где товаров практически не было или они доставались из-под полы и были чрезмерно дороги. На месячное жалованье я мог сшить себе из импортной шерсти пять костюмов «четверок»: пиджак, двое брюк и жилет. Так я и сделал однажды, впервые в жизни став обладателем темно-синего вечернего костюма, черного для торжественных выходов, светло-серого для дневного времени, светло-песочного цвета «тропик», и еще одного из плотной шерсти — повседневного, на холодное время года. Все эти сокровища мне предложил и рассказал о их предназначении, владелец мастерских в центре Чунцина, немало проживший в России, китаец, которого мы называли Иван Иванович Иванов. «Иванов» был очень удивлен, что до сих пор я был владельцем всего одного костюма, да и то практически казенного, выданного на базе «Московшвея» при нашем отъезде в Китай. Иван Иванович, по его словам, обшивал все советское посольство, делая это, надо сказать, мастерски. В его костюмах щеголял сам Панюшкин, к которому в посольство Иванов ездил на примерку. Судьба моих костюмов сложилась на русский манер: один я истер уже после войны, носил его не снимая, а два жена Вера выменяла, будучи в эвакуации в Ульяновской области на поросенка и четверть коровы. Как рассказывала мне жена, один из костюмов, серый, приобрела мать новобранца, семнадцатилетнего паренька, уходящего на фронт. Паренек поносил его всего один день и на телеге, как когда-то мой отец, отправился на сборный пункт. Это было в 1942 году, когда необученных новобранцев, как дрова бросали в пожар Сталинградской битвы. Паренек вскоре погиб и его мать, оплакивая, все вспоминала, что только один день походил ее сын в приличном костюме.
Но костюмы — костюмами, а нужны были еще и рубашки, которые Иван Иванович предложил мне под цвет костюмов, глаз и волос. Рубашки были шелковые, льняные, батистовые — французского, английского и американского производства — нищий Китай срывал обильные плоды международной торговли и всемирного разделения труда, которые наши доморощенные коммунистические жрецы на семь десятилетий отняли у русского народа, сумев насытить прилавки только скрипучими и специфически пахнувшими калошами бесчисленных фабрик «Красный резинщик», разбросанных по всей стране.
К рубашкам, естественно, требовались галстуки — их мне подобрал помощник Ивана Ивановича, молодой китаец-модельер. Галстуки были разных расцветок с комбинациями полосок. Они, как змеи империализма, обхватывали мою шею. А вместо кандалов капиталистических хищников, китайцы продали мне десять пар запонок, отливавших всеми цветами полудрагоценных камней. Предлагали, конечно, и золотые запонки, и заколку на галстук с бриллиантом. Но эти приобретения были мне ни к чему. А ощущение было таким, что оказался в товарном раю. Эх, хорошо тогда было жить в Китае, с похрустывающей в заднем кармане брюк парой тысяч долларов, одна догадка о наличии которых растягивала рот всякого китайского торговца в улыбку до ушей. Стоило мне появиться в магазине у Ивана Ивановича (мастерские были на втором этаже), как он сразу выгонял всех околачивающихся там китайцев и объявлял, что с них толку мало и он будет обслуживать русского летчика — хорошо работала у китайцев разведка. Разместив заказы на костюмы, и дав задаток по 20 долларов за каждый, я отправился в обувной магазин. Там я сразу попал в мягкое кресло и в окружение заботливых китайцев, которые освещая мою ногу электрическими лампами, ставили ее на светящийся же ящик с изображением на нем цифрами. Китайцы старательно обмеривали ногу, определяя длину, ширину и полноту, спрашивали о моих пожеланиях и сразу доставали с полок или из выдвижных ящиков нужный товар. Так я стал обладателем белых решетчатых туфель, прохладных в самую сильную жару, двух пар туфель на толстой каучуковой подошве, с камуфлированным верхом из разных полосок кожи, в которых я выступал мягко как тигр, не чувствуя под собой земли, двух пар туфель на каждый день с лакированным носком.
Все подошло идеально, никаких намеков на мозоли и растаптывания, да плюс к этому в каждых туфлях лежали по две пары носков на резинке(что было тогда для нас диковинкой — советский человек цеплял на ногу целый аппарат для поддержания носков, напоминающий своеобразные подтяжки), входившие в стоимость. Словом, при помощи небольшой пачки «мексиканских» долларов с портретом Сун-Янт-Сена я купался в море товарного изобилия, как осетр в теплой воде возле Ачуевской косы на Кубани. Два раза я приезжал на примерку костюмов к Иван Ивановичу, где на втором этаже, в комнате с зеркальными стенами китайцы детальнейшим образом изучали все особенности моей, потомственно слегка сутулой фигуры, отмечая что-то мелками и колдуя иголками и булавками, которые, в отличие от наших портных, не держали во рту, а вкалывали в ленту, прикрепленную возле левого плеча. Во время примерки я вытянулся во фрунт, но китайцы меня охладили, попросив принять свою обычную стойку. Бесполезно казаться лучше, чем есть на самом деле и человеку, и стране, и общественной системе. Все равно примешь естественное положение, сколько не вытягивайся во фрунт. Когда я приехал рассчитываться с Иваном Ивановичем, меня усадили за низенький столик и угостили чаем. Мне выставили счет — 1300 долларов, предложив проверить правильность расчетов при помощи бумаги и ручки, лежавших здесь же на столике. Все вроде было правильно, но в посольстве нам сказали, что по первой цене в Китае товар брать нельзя — нужно торговаться. Ритуал определения цены был интересен: минут пятнадцать мы с Иваном Ивановичем как будто теннисный шарик гоняли один к другому слова: «хо» — «хорошо», «пухо» — «плохо». Иван Иванович думал, устремив глаза к небесам, производил расчеты на бумажке и в конце концов мы сторговались на 1200 долларов за весь товар: пять костюмов, рубашки, галстуки и запонки. Я поинтересовался, сколько стоит кожаный чемоданчик, в который уложены покупки. Мое настроение заметно поднялось, когда Иван Иванович сообщил, что это подарок солидному покупателю.
Во время одного из моих докладов Панюшкину, посол, держась рукой за болевший желудок, тихо говорил: «Передайте людям, пускай всякую дешевую сарпинку не покупают — платочки, полотенчики и всякую дешевую мелочь. Мы должны выступать солидными и богатыми людьми. Покупайте меньше да лучше: по этому судят, кто вы такие. Покупайте добротные костюмы из хороших материй, швейцарские часы хороших фирм, отрезы английской, французской, американской шерсти, японский шелк. Шерсть рекомендую английскую, а костюмы шить у Ивана Ивановича». Следуя наставлениям посла, я взялся за приобретение швейцарских часов и купил их несколько от известных фирм: «Омега», «Лонжин», «Сума», «Маликон», впрочем еще одни часы фирмы «Таго» мне вручили во время одного из приемов. На тыльной стороне часов были выгравированы китайские иероглифы: «Героическому русскому волонтеру от маршала Чан-Кай-Ши».
