Проверка огнем - Александр Александрович Тамоников
— Совершенно верно, товарищ командир, — подтвердил его догадку разведчик. — Считаю неразумным брать что-то громоздкое. У меня финка есть, думаю, и Ольге такое же оружие понадобится. А на этом все. Сами понимаете, тащить что-то тяжелое — рацию или винтовку — не сможем, слишком приметно. Так что холодное оружие и смекалка — вот наш арсенал.
— Хорошо, понял я тебя, капитан. — Теперь Зубарев пытливо смотрел на Ольгу: — Ты мне честно ответь, как комсомолка. Нет, вот знаешь, как будто отцу отвечала бы, без утайки — готова идти в разведку?
Ольга Белецкая насупила белесые брови и твердо ответила:
— Да, готова и уверена в том, что у нас все получится!
Зубарев подвинул к себе четвертушку листа и принялся писать записку для начальника армейского склада…
— Так, тогда последний вопрос. Я так понимаю, поддерживать связь со штабом во время вылазки вы не сможете?
Белецкая оживилась:
— Знаете, а ведь есть тайники для передачи шифровок, радиоточка только в трех шахтах. Поэтому мы всю информацию относили в специальные тайники, откуда связные уже доставляли в катакомбы с оборудованием, чтобы отправить сведения в штаб. Что, если поступить таким же образом?
— Ну, это, конечно, дополнительный риск… Хотя… продуманно. — Зубарев откашлялся, не зная, как произнести страшные слова.
Ведь это было разумно на случай гибели разведгруппы. Если она попадет в плен или будет ликвидирована, то сведения все равно попадут в штаб. Это страховка, которая сработает, если Белецкая и Шубин погибнут.
Он протянул записку капитану и заключил:
— Все вопросы решили, действуйте. Пока найду для вас транспорт до границы фронтов, свободную полуторку. Как закончите сборы, жду обратно.
Шубин задумался, потом заключил:
— Выдвигаться будем на закате, за три часа, чтобы добраться до границы и за ночь перейти в тыловую часть немецкой территории, на подступы к Одессе.
— План принимаю, — согласился полковник.
И разведгруппа отправилась собираться в дорогу.
Глава 3
В помещении оружейного склада каптер, пожилой и хромоногий, почесал в затылке, с недоумением косясь на тоненькую фигурку: ну какое оружие этой девчонке, ее же ветром сдует! И вдруг хлопнул себя по лбу:
— Ох, вот для девчонки есть у меня пистолетик!
Начхоз вытащил откуда-то с дальней полки завернутое в тряпицу крохотное оружие, развернул его осторожно, словно младенца:
— Вот, трофейный карманный браунинг и пачка патронов к нему имеется. Отняли у одного немецкого офицеришки, хотел пальнуть в себя, испугался советского плену. А думал о чем, когда на нас попер, дуралей? У нас-то, ишь, и девчата воюют, и мужики, каждый заради победы старается. Такую страну не победить.
— Верно, отец, — подтвердил капитан. — Не одолеть нас Гитлеру, потому и сверкает пятками. Но победа пока только впереди, поэтому надо еще нож для нашей разведчицы найти подходящий, чтобы прятать удобно и в руку ложился хорошо, а уже я его наточу как надо.
Глеб повернулся к Ольге:
— Ножом когда-нибудь действовала?
У девушки вдруг округлились глаза, она с трудом преодолела себя и призналась:
— Один раз… штыком… Я его в горло всадила, и фриц умер. После этого меня мама в катакомбы навсегда забрала, чтобы меня гестапо не нашло.
Начхоз сжал крепкий кулак:
— Молодец, боевая девчонка, спуску не даст! Правильно все сделала! Сейчас найдем тебе самый лучший нож, такой, что ни один немец к тебе не сунется! Как бритва, только махнешь — и Гитлеру капут!
Он принялся перебирать в ящиках ножи, финки и клинки, пока не вытащил короткий, но широкий клинок с ручкой небольшого размера, как раз под маленькую ладошку Ольги.
— Ну вот, малая, примеряй.
Белецкая взялась за нож, взвесила его на руке, попыталась взмахнуть, а потом сделать резкий выпад вперед. Довольная результатом, кивнула — подойдет! Капитан покачал головой и переложил нож в руке девочки совсем по-другому, так, что рукоятка легла вниз.
— Смотри, вот так тебе будет бить удобнее. — Он потянул руку девушки и вдруг почти воткнул острое лезвие себе в нежную кожу под подбородком, где билась синяя жилка. — Один удар, много крови, почти стопроцентная смерть. Здесь мягкие ткани, нет кости, но бить надо точно между горлом и костью. Попробуй!
Ольга вся натянулась как струна, казалось, слилась с ножом в одно целое, и вдруг резким выпадом вскинула его вверх. Ее стремительное движение было таким молниеносным, что разведчик не успел увернуться и получил царапину на гладко выбритом горле.
От вида кровавой полосы Ольга Белецкая в ужасе ойкнула и швырнула нож в сторону:
— Извините! Я не знаю, я… не хотела! Простите!
Начхоз захохотал во все горло:
— Вот так девчонка боевая! Молодец! Ну все, Гитлеру капут! Найду сейчас чистую тряпицу, капитан, утрешь кровь.
А Глеб подхватил нож с пола и снова вручил его Ольге:
— Молодец! Все правильно сделала! Царапина пустяковая, главное — ты ударила куда надо. И всю свою силу вкладывай, ведь вместо меня будет фашист! Поняла?
Показался пожилой каптенармус, который, помимо новеньких портянок для Шубина, принес еще свернутый в улитку тюфяк.
— Ну-ка, держи. — Каптер шлепнул перед Олей разодранный, с торчащей соломой, постельник. — Сподручнее будет бить. Пробуй, сколько надо секи его, фрица поганого.
Для достоверности, что это фриц, он водрузил фуражку немецкого офицера на грязную соломенную скатку.
Ольга сначала нерешительно, а потом с каждым разом все увереннее принялась втыкать клинок. От ее ударов полезли во все стороны пучки сухой травы, с треском распадалась ткань.
В это время Шубин объяснял начальнику хозяйства, что им требуется для преображения:
— Одежонку бы такую, ледащую. И чтобы побольше размером была.
— На тебя, капитан? — Каптер измерил взглядом ладную, высокую фигуру.
— Да, куртку, рубашку, портки.
Пожилой каптенармус откашлялся и как-то вдруг внутренне подобрался:
— Если не забоишься с мертвяков одежку носить, так найдем. Давай, капитан, пускай девчонка тренируется, а мы с тобой до одного места дойдем.
Они вышли из здания склада и свернули к незаметному дощатому сарайчику. Внутри сопровождающий капитана зажег керосинку и поднял ее повыше, чтобы разведчик мог увидеть огромную гору из одежды.
— Одежда узников лагеря, — объяснил начхоз. — У фашистов тут трудовой лагерь был для мирных жителей. Сгоняли со всех окрестностей, переодевали в робы, а одежду сохранили, уж больно рачительные. С собой не потащили, бросили. Да и мне жалко выкидывать, вдруг живым пригодится. Наши отсюда щипают потихоньку — кто на тряпки, кто для тепла под форму. Девчата себе перешивают много, а то мучаются, бедные,