Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.
Скомандовали взять вещи и выходить на третью платформу. Игорь сходил за своим пакетом и вместе с остальными вышел на переходной мост. Идя по мосту, Игорь смотрел на медленно катящийся поезд и думал о том, что в большой жизни ровным счетом ничего не изменилось — как обычно, люди едут по своим делам: кто в гости, кто в командировку, и абсолютно никому нет дела до того, что через пару часов Игоря увезут в загадочный Минск, в котором Тищенко еще ни разу не был. Глядя на улыбки зевак, праздно разглядывающих призывников, Игорь почувствовал зависть, к которой примешивалась некоторая доля досады по поводу такого распределения ролей. Тищенко понял, что ему гораздо больше хочется стоять у ограждения моста, нежели идти по нему. Но у Игоря никто не спрашивал, чего он хотел, а чего не хотел, и Тищенко подавил в себе небольшое проявление малодушия. На перроне всех построили, и Николаев стал инструктировать:
— Отправление в двадцать один двадцать. Поедем в тринадцатом вагоне. Надеюсь, что среди вас суеверных нет?! Вагон общий. У нас примерно половина билетов — в другой половине будут гражданские. К гражданскому населению проявлять уважение и такт: в вагоне не материться и не шуметь. За распитие спиртных напитков виновные будут строго наказаны. При посадке не толкаться. С перрона никуда не расходиться. Кто желает, после посадки можно выйти и перекурить и, если кого провожают, попрощаться с родными и друзьями. Разойдись?
Подошел поезд. Игорь никогда не любил толкаться и зашел внутрь в числе последних. Почти все полки были заняты, но на каждой было не более одного человека, что приятно удивило Игоря — он привык к тому, что в общем вагоне обычно не то, что сесть — стать нормально трудно. Но весь железнодорожный опыт Игоря сводился к, хотя и многочисленным, но довольно однообразным маршрутам «Городок-Донецк» и «Донецк-Городок», поэтому ему казалось странным, что столь привычная во время путешествия к югу давка куда-то исчезла. Наконец, и Игорь отыскал себе свободную полку. Она была верхней, но Тищенко этому только обрадовался: во-первых, он любил ездить на верху, а во-вторых, верхняя полка гарантировала личное обладание ею. Оставив на полке в качестве опознавательного знака свой пакет, Игорь вышел на улицу.
На перроне толпилось много призывников, окруженных плотными кучками друзей и родителей. В метрах пяти от себя Игорь увидел Алексеевича. Рядом с Андреем стояла его девушка и однокурсница Наташа Гончарова. Они о чем-то оживленно переговаривались. Через несколько минут к Алексеевичу подошел его отец и Андрей принялся с ним прощаться. Игорь с завистью посмотрел на Алексеевича и взглянул на часы. Часовая стрелка приближалась к девяти. Тищенко начал беспокоиться: «Интересно, почему это их нет так долго?». Но не прошло и минуты, как на перроне появились мать, Славик, Ирина Сергеевна и тетя Оля.
— Чего вы так долго, ма?!
— Мы вначале к Анне Николаевне зашли. Славику врача вызывали, он ему укол сделал. Славик полежал немножко и, как только спала температура, захотел идти тебя провожать.
— Тебе что, Славик, делать нечего? Лежал бы потихоньку, раз болеешь.
— Скажешь тоже, лежал бы! Не для того я из Донецка приехал.
На перроне показалась запыхавшаяся Анна Николаевна:
— А вот и я, Игорек. Я так быстро, как твоя мама, ходить не умею — ноги уже старые стали, так что я немного задержалась.
Раздался протяжный крик:
— По ваго-о-о-нам!
После крика прокатился настоящий шквал прощальных восклицаний и поцелуев. Заходя в вагон, Игорь обернулся и увидел Алексеевича, застывшего в поцелуе с Наташей. Придя в свое купе, Тищенко сразу же вскарабкался наверх и высунулся в открытое окно. Поезд тронулся и медленно пополз вдоль перрона, надрывно грохоча своими стальными мускулами. Игорь увидел маму, которая грустно смотрела ему вслед. На ее щеках едва заметно поблескивали слезы. Все остальные дружно махали на прощание. Игорь следил за ними до тех пор, пока провожающие не скрылись за поворотом. В уголках своих глаз Тищенко почувствовал влагу. К горлу подкатился комок, и Игорь с трудом сдержал свою слабость.
Мало-помалу призывники повеселели. То из одного, то из другого купе раздавались озорные шутки, и вскоре Игорь заметно приободрился и переключил свое внимание на вагон. Только сейчас он с удивлением заметил, что в одном купе с ним едут Николаев и Сапожнев. Сапожнев перехватил взгляд Тищенко и спросил:
— Ну что, повеселел немного?! А то с таким видом ехал, будто бы на расстрел.
— Повеселел вроде…
— Ты витебский?
— Учился просто, а так я из Городка.
— А где учился?
— В пединституте.
— А я технологический в том году закончил. Сам из Витебска. Вот за вами приехал, заодно и дома побывал.
В разговор вступил Николаев:
— Два года — это совсем мало. Вон раньше по двадцать пять служили. У нас учебка хорошая, вот получишь, как Сапожнев, младшего сержанта, а там еще выше — вот и служба пойдет. Хочешь быть сержантом?
Игорь не задумывался над подобной перспективой, поэтому в ответ лишь неопределенно пожал плечами.
— Ну, это ты зря. Любой солдат должен стремиться в генералы.
В подобных разговорах прошло около часа. Затем Николаев и Сапожнев улеглись на полки и быстро уснули. Игорь тоже начал было дремать, но проснулся от чьего-то настойчивого постукивания. Открыв глаза, Тищенко увидел Алексеевича.
— Слазь, Игорек, побазарим немножко.
Игорь обрадовался однокурснику и быстро спустился вниз. Чтобы не будить «начальство», студенты сели в соседний отсек у бокового столика.
— Откуда ты, Андрюха?
— Я в соседнем вагоне еду. Решил к тебе зайти, посмотреть, как ты устроился.
— Да ничего вроде бы, на верхней полке вполне удобно.
— Завтра приедем в Минск, и начнется служба.
— Интересно, Андрей, а, правда, в армии такая сильная дедовщина, как говорят?
— Еще хуже. Ты знаешь, как переводят по сроку службы?
— Куда переводят?
— Ну, например «черпака» в «деда» или «соловья» в «черпака»?
— Нет. А эти, как их… черпаки и… соловьи, их так по периодам службы называют?
— Да. Только пришел — «салабон», через полгода «соловей», еще через полгода — «черпак» и, наконец, последнюю четверть службы — «дед».
— А как переводят?
— Просто. Снимут штаны и по заду пряжкой от ремня как заедут! Из «салабона» в «соловьи» шесть раз, из «соловья» в «черпаки» — двенадцать, а из «черпака» в «деды» — восемнадцать, но чисто символически.
— Что это значит?
— Бьют не «черпака», а какого-нибудь «салабона», а «черпак» кричит вместо него.
Разговор призывников с интересом слушали две девушки, сидевшие рядом. Иногда они о чем-то переговаривались, и заливалась веселым озорным смехом. Подобных рассказов было около десятка, и Игорь лег лишь во втором часу, на всякий случай, попрощавшись с Алексеевичем — утром можно было и не увидеться.
С непривычки спать на голой полке было неудобно, и Игорь долго ворочался в поисках удобного положения. Собственно, сном это состояние назвать было нельзя, скорее какое-то полузабытье, в котором прошла почти вся ночь. По-настоящему Игорь уснул лишь под утро.
Глава четвертая
Минск
Минск. Метро и стадион «Динамо». Улица Маяковского. «Тёплая» и эмоциональная встреча старослужащих. Их предположения о том, что ели дома новобранцы и чем они ходят пока в туалет. «Добрый» совет повеситься. Для чего в армии штык-нож. Новая форма. Тищенко не досталось сапог. Новобранцы с бритыми головами и без пилоток — типичные уголовники. Подозрительный солдат, избивающий ремнём деревянную колонну-подпорку. Вторая рота. Чёрные петлицы и чёрные погоны. Тищенко кажется самому себе лихим гусаром.
Не успел ещё Тищенко поспать, как следует, как был разбужен шумом, охватившим вагон. По проходу ходил младший сержант Сапожнев и расталкивал призывников. Все принялись одеваться. Тищенко хотел подтянуть молнию на замке штанов, но сделал это слишком сильно и обломал язычок, с трудом застегнув штаны. Капитан Николаев был уже на ногах и ходил взад-вперёд по вагону, объясняя дальнейшие действия:
— Подъезжаем к Городу-Герою Минску. Как только приедем, не торопиться и выходить из вагона без лишнего шума. Возле вагона всем построиться по команде младшего сержанта Сапожнева. Всем понятно?
Нестройное утвердительное мычание свидетельствовало о том, что понятно всем. Тищенко с интересом смотрел в окно, за которым мелькали кварталы белорусской столицы. Игорю ещё ни разу не приходилось бывать в Минске, поэтому он был полон ожиданий и любопытства: «Интересно, Минск солиднее Донецка смотрится, или нет?! По населению вроде бы немного побольше.»
Поезд сбавил ход и почти остановился. Раздался лязг и грохот тормозящего состава, который с тяжёлым шипением замер на рельсах. Вместе с другими призывниками Тищенко двинулся к выходу.
