Свен Хассель - Уничтожить Париж
Старик хмыкнул, бросил свои карты и обратился за утешением к своей любимой трубке. Почему-то он всегда напоминал мне ремарковского Ката[29]. Старик научил нас распознавать разные гранаты по звуку их взрыва, как Кат — свое отделение. Старик научил кое-кого из нас почти всему, что мы теперь знали, и видит Бог, многих из нас уже не было б в живых, если б не он. Старик выводил свое отделение из многих опасных ситуаций. И у многих молодых офицеров, брошенных полуподготовленными из потсдамского военного училища в гущу боев на передовую, имели причины благодарить его. Я никогда не забуду оберштурмфюрера[30] СС, которого отправили к нам отбывать наказание. За полчаса он потерял целую роту, которую прямо у него под носом бесшумно окружили русские. Оберштурмфюрер одним из немногих вырвался из окружения, и если б не снисходительность майора Хинки, наверняка предстал бы перед военно-полевым судом. Он тут же стал очень скромным и оказался одним из лучших учеников Старика.
Как-то я случайно подслушал разговор между Стариком и одним врачом из генерального штаба; тот с жаром спорил, что мы выиграем войну, потому что лучше, чем наши противники.
— К сожалению, — сухо ответил Старик, — лучшие побеждают далеко не всегда.
— Ну, что ж, — сказал врач, — возможно, ты и прав. В этих военных делах я совершенно не разбираюсь… Но скажи, когда, по-твоему, мы получим замечательное новое оружие, которое нам так долго обещают?
— Новое оружие? — Старик почесал мочку уха чубуком трубки и засмеялся своим мыслям. — Знаете, я не возлагаю особых надежд на это мифическое новое оружие. Готов и дальше воевать старым…
С этими словами он повернулся и указал на нас. На Порту с его длинной, жилистой шеей и острыми коленями; на Малыша, здоровенного, как бык, силача с маленьким мозгом и большим сердцем; плоскостопого Барселону; меня со слабыми, не выносящими света глазами; на Грегора, потерявшего половину носа, и майора Хинку, потерявшего правую руку.
— Неприглядный народ, — признал Старик, когда Хинка отошел далеко и не мог услышать. — Но поверьте, я предпочту воевать бок о бок с ними, чем иметь любое новое оружие. Вот такие люди дают противнику отпор, а не ваши реактивные установки и самолеты-снаряды.
Врач вздохнул.
— Ну, что ж, — снова сказал он, на сей раз со вздохом отчаяния, — возможно, ты и прав. В этих военных делах я совершенно не разбираюсь…
Три дня спустя мы узнали, что он застрелился. Я часто думал, что, может быть, его сломили реплики Старика. На первый взгляд, мы не внушали особой уверенности. Должно быть, врача сильно потрясла мысль, что для победы в войне нужно полагаться на людей вроде нас.
Раздался сигнал тревоги, пронзительный, будоражащий. Противник наконец пошел в атаку. Множество одетых в хаки солдат перелезали через наше проволочное заграждение, забрасывали нас гранатами, а перед ними катились волны огня. Сквозь пламя мы видели блеск их штыков. Целью их было захватить позицию № 112. Это был приказ генерала Монтгомери[31]: он твердо решил взять Кан любой ценой, даже если придется потерять целую шотландскую дивизию. Позиции № 112 предстояло стать второй Голгофой.
Шотландцы возглавляли атаку. С обоих ее флангов находились бронетанковые дивизии. Грегор вел огонь из крупнокалиберного миномета, который держал как пулемет[32]. Он потерял каску, лицо его почернело от дыма, по нему стекали, оставляя следы, струйки пота. Майор Хинка, засунув пустой рукав в карман, занял место у крупнокалиберного пулемета и посылал очередь за очередью в надвигающуюся массу пехоты. Ему помогал один из санитаров. Ни тот ни другой не говорили ни слова; губы их были плотно сжаты, на мундирах запеклась грязь.
Малыш бросил сразу две гранаты. Обе взорвались, как только угодили в цель. С гранатами Малыш никогда не давал оплошности. А у меня заело пулемет. Эту модель я терпеть не мог. Мне постоянно приходилось больше возиться с ним, чем стрелять из него. В данном случае, как и во многих других, в зарядном устройстве застрял патрон. С громким проклятьем я снял с винтовки штык и стал пытаться извлечь патрон с его помощью. Ничего этим не добился, разве что загнал его еще глубже. К счастью, на выручку мне пришел Порта.
— Пошел вон, тупой болван!
Он оттолкнул меня и через несколько секунд жестом подозвал снова к пулемету, который теперь работал как часы. За эти секунды не щадившие жизни шотландцы продвинулись вперед и теперь превратились в кишащее перед нами пестрое сонмище. В смесь красного, зеленого, синего, желтого цветов[33]… очень красивую и очень опасную смесь. Все они орали, как сумасшедшие, и валили валом через колючую проволоку, не обращая внимания на летящие градом гранаты и пулеметный огонь. Очевидно, Монтгомери очень уж хотелось взять Кан. Шотландцы гибли сотнями на колючей проволоке. Танкисты горели в танках. И все равно они шли вперед, потому что город было приказано взять.
Отделению, которое удерживало местность справа от нас, грозила гибель. В узких траншеях шел рукопашный бой. Наши соседи отчаянно сражались за жизнь штыками, прикладами, ножами, и мы знали, что, если они погибнут, тут же настанет наш черед. Майор Хинка отвернулся на миг от пулемета, властно взмахнул рукой и выкрикнул команду, утонувшую в общем шуме. Мы поняли, что от нас требуется. Повторяться ему не было нужды. Барселона повернул пулемет к этим траншеям и повел непрерывный огонь в гущу сражающихся. Гибли и свои, и чужие. На Голгофе было не до сентиментальности. Где-то чуть подальше подняли белый флаг: старая, посеревшая нижняя рубашка вяло полоскалась на винтовке. Мы увидели, что к ней приближается небольшая группа канадцев. Они жестами приказывали сдающимся немцам покинуть убежище и выстроиться вдоль траншеи, бросить оружие и завести руки за спину. Потом раздался приказ стрелять. Сержант поднял автомат «стэн»[34], и солдаты в серо-зеленой форме попадали один за другим.
— Ублюдки! — крикнул во весь голос Легионер.
Резко повернувшись к Порте и Малышу, он позвал их на быстрое и явно решительное совещание. Потом Порта снял рваную нижнюю рубашку с ближайшего мертвеца, привязал ее к винтовке и медленно пополз по ничейной земле к этим канадцам, которые теперь победоносно заняли погребальную траншею своих жертв. Следом за Портой ползли Малыш с Легионером, таща с собой огнемет. Порта помахал своим серым флагом и окликнул канадцев. Сержант со «стэном», улыбаясь, встал в траншее. Я увидел, что он готовится стрелять. Но прежде, чем сержант успел нажать на спуск, почти одновременно произошли два события: огнемет пришел в действие, а Порта бросил в траншею гранату. Канадцы были моментально уничтожены.
— Будет наукой этим ублюдкам, — пробормотал Легионер, когда вернулся и снова занял место рядом со мной. — На такую подлость они больше не пойдут.
Поздравить его я не успел: на нас надвигались танки. Плотный строй «черчиллей» и «Кромвелей», уже прорвавших нашу переднюю линию обороны. Мы отчаянно стреляли из противотанковых пушек, но солдаты вокруг нас покидали свои позиции и бежали от танков врассыпную. Майор Хинка крикнул нам, чтобы мы пустили в ход «голиафы». Это были радиоуправляемые мини-танки, каждый со ста килограммами взрывчатки. Мы охотно пустили это маленькое, эффективное оружие в гущу противника. Противник явно еще не сталкивался с ним. Первые два «голиафа», с виду маленькие, безобидные, остановились перед наступавшей ротой. Должно быть, показалось, что дальше они не способны двигаться из-за каких-то механических недочетов. Солдаты противника пришли в замешательство. Сперва они приближались к «голиафам» осторожно; потом, поскольку ничего не происходило, осмелели и окружили их. Один достал фотоаппарат и стал щелкать; другой, очень смелый, коснулся «голиафа» рукой; потом кто-то, безрассудно отчаянный, с силой ударил по нему тяжелым сапогом. Несколько человек сразу же бросились на землю, но этот ротный шут забрался на второй мини-танк и громко запел «Типперери»[35]… Тут Барселона нажал кнопку. «Голиаф» взорвался в громадном смерче пламени, с грохотом взлетел в воздух и унес с собой немало людей разных родов войск.
— Тупые ослы, — проворчал Легионер. — Как малые дети, всё нужно потрогать… Никогда не касайся незнакомых вещей… Казалось бы, общеизвестно, не так ли?
На воздух взлетело семьдесят танков. И семьдесят экипажей превратилось в пепел. Но Кан требовалось взять, притом танки всегда еще есть в резерве. Бой продолжался восемнадцать часов; как обычно, обе стороны несли чудовищные потери. Под конец мы не знали и не хотели знать, что происходит с Каном. Выстоял он или пал?
— Мне совершенно наплевать, — сказал Барселона.
— Да и кому он вообще, черт возьми, нужен? — недовольно пробурчал Порта. — Мне так определенно нет!
