Катехон - Сухбат Афлатуни
Монах замолчал и снова поглядел долгим взглядом на доктора, ища в его лице отклик. Но доктор ушел в себя, куда-то в центр своей головы, где, как в мастерской ваятеля, день и ночь вытачивались фигуры новых и новых мыслей, мужские и женские… Доктор поднял глаза. Всадники уже давно покинули лес, но пространство, по которому они ехали, не было знакомо ни доктору, ни монаху.
«Дальше всё было так, как обещала старуха… – Отец Мартин вздохнул. – Или почти так. Эльзу они нашли раздетой и как бы окаменевшей; когда она, выпучив глаза, попыталась подняться, облили нечистой кровью и прочли заклинание; та снова рухнула и уже не могла шелохнуться. На столе были видны остатки трапезы и череп. Удивительнее было то, с кем Эльза делила эту трапезу и ложе. Парень был не из наших рудокопов; едва к Эльзе ворвались, мо́лодец выскочил из кровати и заметался по горнице, как молния, распахнул окно и сиганул вниз; раздалось ржание и стук копыт. Все, однако, божились, что никакого коня они возле избы тогда не видели, и…»
Не договорив, монах снова тихо рассмеялся.
«Эту историю вы придумали сами, – сказал доктор. – Или вычитали где-то. К чему вы мне ее рассказали?»
«Мы беседовали с вами о буке, доктор. О том, что древние германцы вырезали на нем свои писания, имевшие таинственную силу… Так вот, у той Эльзы потом нашли много таких буковых дощечек. На них были имена жителей, потом всё это сожгли вместе с ее домом… А той, другой ведьме, предлагали остаться: мол, в поселке, как ни крути, должна быть своя колдунья… но она ушла. Забрала корову и ушла».
«Это вы тоже выдумали, – добавил доктор, глядя куда-то в сторону. – У вас какой-то напуганный ум, отец Мартин. И вы слишком щедро делитесь вашим страхом с другими, со всей Германией, со всей вселенной. Вы хотите наполнить ее дымом своего страха».
«Это притча, господин доктор. И рассказана она, чтобы призвать вас к покаянию. Покайтесь, господин доктор!»
«Так я и думал», – вздохнул доктор.
«Под несчастной Эльзой здесь подразумеваетесь вы и ваш несчастный ум. Под посещавшими ее рудокопами, а также духами подразумеваются ваши умственные похоти и философские учения. Остальное вы можете разгадать сами».
«Уже разгадал».
«Покайтесь же».
Доктор молчал. Потом показал рукой куда-то вперед:
«Что это за город?»
«Разве не Веймар?» – чуть приподнялся в седле монах.
Впереди, среди холмов, виднелись стены и башни. Небо над ними было все таким же серым и металлическим.
«Обычная история, – вздохнул доктор. – Furor spatii. Бешенство пространства. Это Наумбург, поздравляю вас».
«Не может быть. Наумбург находится гораздо дальше; мы не могли его достичь так быстро».
«Хорошо еще, что нас не постиг furor tempori, бешенство времени. Мы могли бы прибыть в Веймар… в Веймар! Но – старцами. Или детьми. Или я был бы старцем, а вы – юнцом. Вас бы это больше устраивало?»
«Но у меня нет дел в Наумбурге», – задумчиво сказал монах.
«У меня тоже. Но разве пространству есть дело до наших дел?»
Всадники остановились.
Прямо перед ними по снежному полю шла женщина. Шла медленно и устало и так же медленно помахивала длинной хворостиной. Перед ней, слегка покачиваясь, шла черная корова. Женщина, не слишком старая, тоже казалась какой-то черной; верно, от слишком белого снега, окружавшего ее. Она тоже остановилась и равнодушно поглядела на всадников. Потом махнула хворостиной и снова пошла, поднимая и опуская ноги.
81
– Для чего ты поступил в училище?
– Чтобы получить ответ, что такое ад.
– Получил?
– Он меня не устраивает.
– Это и есть ад.
– Что?
– Когда «не устраивает».
– Меня не устраивает не ответ…
– А что?
– Сама его логика. Что ад есть то, что превосходит наше сознание.
– Чем плоха эта логика?
– Это логика «кирпича».
– Чего?
– Белого кирпича… знак, белый кирпич на красном фоне. «Въезд запрещен».
– Давно не садился за руль.
– А когда-то садились?
– Когда-то садился.
Один голос принадлежал ему.
Второй – тоже ему, но другому. Тому ему, которым он так и не стал.
82
Herr Lieutuant Adam, in Erfurt.
Canon und Professor Agricola, in Erfurt.
Albrecht, Schneider, in Erfurt.
Amlung, Kaufm, in Erfurt.
83
Господин лейтенант Адам, в Эрфурте. Каноник и профессор Агрикола, в Эрфурте. Альбрехт, портной, в Эрфурте. Амлунг, купец, в Эрфурте. Доктор Апелль, в Эрфурте. Пастор Арманн, в Эрфурте.
Продолжаем.
Господин член городского правления Бахманн, в Эрфурте. Профессор Бадер, в Эрфурте. Бадштубе, купец, в Эрфурте. Барт, купец, в Эрфурте. Господин Бартол…
«Что значит Biereige»?
«Что?»
«Вот. Herr Bartol, Biereige in Erfurt».
«А что ты читаешь?»
У него слегка дернулась щека. Ему не нравилось, что эта очередная фрау Фрау так быстро свернула на «ты». И сама она ему тоже не нравилась. И что лезет к нему в планшет своими серыми глазами.
«Вот», – он ткнул пальцем.
«А, швабахер!»
«Что?»
«Готический шрифт, швабахер… Что это за имена?»
За окном электрички возникли белые ветряки. Он стал смотреть на них. Пролетали желтыми пятнами поля цветущего рапса. Когда-то он восхищался ими.
«Ну, Bier – это пиво, – в ее голосе теплился огонек обиды. – Biereige – кто его делает».
«Спасибо», – кивнул и снова принялся за имена.
Господин Бартол, пивовар, в Эрфурте. Аптекарь Бауэр, в
