Чак Паланик - Бойцовский клуб (пер. В. Завгородний)
Тайлер стоит под единственной лампой в полуночной тьме подвала, полного людей. Тайлер оглашает остальные правила. Бои идут только один на один. Только один бой за раз. Никаких рубашек, никакой обуви. Бои будут продолжаться столько, сколько будет нужно.
И седьмое правило, говорит Тайлер. Если это твоя первая ночь в бойцовском клубе — ты должен драться.
Бойцовский клуб — это не футбол в телевизоре. Это не то, что смотреть на людей, находящихся от тебя за полмира, избивающих друг друга живьём через спутник с двухминутной задержкой, с рекламой каждые десять минут, с паузой для идентификации станции. После того, как ты побывал в бойцовском клубе, смотреть футбол по телевизору — всё равно, что смотреть порнографию вместо того, чтобы как следует трахнуться.
Бойцовский клуб становится причиной того, чтобы ходить в спортзал, стричь волосы и ногти. Спортзалы, в которые ты ходишь, наполнены парнями, старающимися походить на мужчин. Как если бы быть мужчиной означало выглядеть как сказал скульптор или дизайнер.
Как говорит Тайлер, даже яйцо может назвать себя крутым.
Мой отец никогда не ходил в колледж, так что было действительно важно, чтобы в колледж ходил я. После колледжа я позвонил ему по межгороду и спросил: что теперь?
Мой отец не знал.
Когда я нашёл работу, когда мне было двадцать пять, межгород, я спросил: что теперь?
Мой отец не знал. Так что он сказал: женись.
Я как тридцатилетний мальчик. Я спрашиваю себя: другая женщина — это тот ответ, который мне нужен?
То, что происходит в бойцовском клубе, не выразишь словами.
Некоторым парням нужна драка каждую неделю. На этой неделе Тайлер сказал, что только первые пятьдесят войдут внутрь, и всё. Не больше.
На прошлой неделе я вызвал одного парня, и мы попали в список сражающихся. У него, наверное, была тяжёлая неделя. Он зажал руками мою шею «полным нельсоном» и бил моей головой о бетонный пол, пока мои зубы не разорвали щёку изнутри, а глаз не заплыл и не закровоточил. Когда я смог выговорить «стоп», я посмотрел на пол, и там остался кровавый отпечаток половины моего лица.
Тайлер стоял рядом со мной, мы оба смотрели вниз на большое кровавое «О» моего рта и кровавое пятно на месте глаза, смотрящее на нас с пола.
Круто, сказал Тайлер.
Я пожал парню руку и сказал: хороший бой.
А парень сказал: как насчёт следующей недели?
Я попытался усмехнуться и сказал: посмотри на меня. Как насчёт следующего месяца?
Нигде ты не жив так, как в бойцовском клубе. Когда ты и твой противник в круге света. Когда все вокруг смотрят на тебя. В бойцовском клубе не важно, выиграл ты или проиграл бой. Это не выразишь в словах. Да и дело не в словах.
Когда человек приходит в бойцовский клуб в первый раз, его задница — как ломоть белого хлеба. Когда ты видишь его же через полгода, он как будто изваян из дерева. Он знает, что может справиться с чем угодно.
Тяжёлое дыхание и шум бойцовского клуба напоминают о спортзалах. Но в клубе дело не в том, чтобы хорошо выглядеть. Истерические крики — как в сектантской церкви. Когда ты просыпаешься утром в воскресенье, ты чувствуешь себя спасённым.
После последнего боя мой противник вытирал пол, пока я звонил в страховую компанию перед визитом в больницу.
В больнице Тайлер сказал врачам, что я упал.
Иногда Тайлер говорил за меня.
Я сам это с собой сделал.
Снаружи вставало солнце.
Ты не говоришь о бойцовском клубе потому, что, кроме пяти часов с двух до семи в воскресенье ночью, бойцовского клуба не существует.
Когда мы с Тайлером изобрели бойцовский клуб, ни один из нас никогда раньше не дрался. Если ты никогда не дрался, ты не знаешь. Ты не знаешь, что такое боль. Ты не знаешь, что ты можешь сделать с другим.
Я был первым, кого Тайлер решился попросить. Мы оба напились в баре, где никому до нас не было дела. Тайлер сказал: я хочу, чтобы ты оказал мне одну услугу.
Я хочу, чтобы ты ударил меня изо всех сил.
Я не хотел, но Тайлер мне всё объяснил. Он объяснил, что не хочет умирать без единого шрама. Что устал смотреть на бои профессионалов. Что хочет больше узнать о себе.
О саморазрушении.
В тот момент моя жизнь казалась такой наполненной. Может быть, действительно нужно разрушить всё, чтобы сделать себя чем-то лучшим.
Я оглянулся вокруг и сказал, ладно. Ладно, сказал я, только снаружи, на стоянке.
Мы вышли наружу. Я спросил у Тайлера, хочет ли он, чтобы я ударил его в лицо или в живот.
Тайлер сказал: удиви меня.
Я сказал, что я никогда никого не бил.
А Тайлер сказал: вот сейчас самое время.
Я сказал: закрой глаза.
Нет, ответил Тайлер.
Как любой в свой первый вечер в бойцовском клубе, я набрал побольше воздуха, размахнулся и ударил Тайлера в челюсть, как во всех ковбойских фильмах. Мой кулак попал Тайлеру в шею.
Ой, сказал я, извини, это не считается. Я попробую ещё раз.
А Тайлер сказал, что это ещё как считается. И ударил меня прямо в центр груди, как боксёрская перчатка на пружине в субботнем утреннем мультике, так что я отлетел назад и ударился о стоявшую машину.
Мы так и стояли там. Тайлер потирал шею, а я держался за грудь. Мы оба понимали, что двигаемся куда-то, где никогда до этого не были. Как кот и мышонок в мультике, мы всё ещё были живы, и хотели знать, как далеко можем зайти, оставаясь в живых.
Тайлер сказал: круто.
Я сказал: ударь меня ещё раз.
Тайлер сказал: нет, ты ударь меня.
Я ударил его прямо по уху, как-то по-девчоночьи размахнувшись. А Тайлер с разворота попал мне ногой прямо в желудок.
То, что произошло дальше, не выразишь в словах. Но бар закрылся, и люди вышли из него, и кричали вокруг нас на стоянке.
Вместо Тайлера, я почувствовал, что, наконец, могу добраться до всего в моей жизни, что шло не так. До одежды, которая возвращалась из прачечной со сломанными пуговицами. До банка, который утверждал, что у меня превышен кредит на сотни долларов. До работы, где мой босс садится за мой компьютер и лезет, куда его не просят. До Марлы Сингер, которая украла мои группы поддержки.
Когда драка закончилась, ничто не было решено, но ничто и не имело значения.
Первый раз мы дрались в воскресенье вечером. Тайлер не брился все выходные, так что костяшки пальцев у меня были счёсаны о его щетину. Мы лежали на стоянке, смотря в небо на единственную звезду, пробивавшуюся сквозь свет фонарей. Я спросил Тайлера, с чем он сражался.
Тайлер сказал, что со своим отцом.
Может быть, нам не нужен отец, чтобы чувствовать себя полноценными.
Нет ничего личного в том, с кем сражаешься в бойцовском клубе. Ты сражаешься, чтобы сражаться.
Ты не должен говорить о бойцовском клубе. Но мы говорили. И в следующие недели люди встречались на этой стоянке после закрытия бара. А когда похолодало, другой бар предложил этот подвал, где мы встречаемся сейчас.
Когда встречается бойцовский клуб, Тайлер оглашает правила, которые мы с ним придумали.
Большинство из вас, говорит Тайлер, сейчас здесь потому, что кто-то нарушил правила. Кто-то сказал вам о бойцовском клубе. Вам лучше прекратить говорить о клубе, или можете открыть другой бойцовский клуб. Потому что на следующей неделе вы будете вносить свои имена в список, и только первые пятьдесят в списке войдут внутрь. Если ты вошёл, и если ты хочешь сражаться — тогда решай, с кем. Если ты не хочешь сражаться, то есть другие, которые хотят, а тебе, наверное, лучше остаться дома.
Если это твоя первая ночь в бойцовском клубе, говорит Тайлер, ты должен драться.
Большинство приходит в бойцовский клуб из-за чего-то, чего они слишком боятся, чтобы сразиться с ним. После нескольких боёв они боятся уже намного меньше.
Многие лучшие друзья встретились впервые в бойцовском клубе.
Теперь я прихожу на встречи и конференции и вижу там знакомые лица. Экономисты, менеджеры, адвокаты со сломанными носами, синяками под глазами, шрамами на лице, опухшими челюстями. Это тихие молодые люди, которые слушают, пока не настало время решать.
Мы киваем друг другу.
Потом мой босс меня спросит, откуда я знаю так много этих людей.
По его словам, в бизнесе всё меньше джентльменов и всё больше бандитов.
Презентация продолжается.
Уолтер из «Microsoft» ловит мой взгляд. Это молодой парень с прекрасными зубами и отличной кожей. У него работа, о которой стоит написать в журнал выпускников колледжа. Ты знаешь, что он слишком молод, чтобы участвовать в какой-нибудь войне. Если его родители и не развелись, то его отца всё равно никогда не было дома. И вот он смотрит на мое лицо — половина чисто выбрита, половина изуродована шрамом и скрывается в темноте. У меня на губах блестит кровь.