Я посадил дерево - Никита Михайлович Раков
За окном был день, в лаборатории я откинул шторы и включил свет. Мне нужны были листья пары растений и дешёвый покупной лимонад. С верхних ящиков я достал стебли, срезал с них листья и кинул на стол. На листьях были странные красные пятна. Я присел на корточки, чтобы осмотреть растения из среднего и нижнего рядов и почти каждое из них на себе имело подобные вкрапления. Я начал открывать ячейки с растениями, вытаскивая каждое из них в комнату на пол.
Сидя в позе лотоса, я ворочался вокруг себя и с увеличительным стеклом осматривал растения: на листьях разного цвета были одинаковые красные чёткие пятна. Я срезал несколько штук с разных цветов, отодвинул все горшки обратно к ячейкам ногой и сел за стол. Любую болезнь я хотел бы исключить даже теоретически: земля подобрана идеально к каждому цветку, свет выставлен индивидуально и в достатке, поливка, опрыскивание, любая забота о растениях производилась ответственно. Повторяемые симптомы на всех видах говорили о том, что болезнь или вредитель у них общий.
Я рассматривал листки, снимал с них тонкий слой "плоти" и изучал под микроскопом, пытаясь выяснить, в чём проблема. У всех цветков было замечено ухудшение процессов водного обмена, хотя почва систематически поливалась, свет они воспринимали с трудом, но не было ни одной очевидной причины такого поведения. Я снова проверил почву, свет, взял мазок со стен ячеек – всё чисто. Я залез в интернет, но не нашёл информативных статей по этому вопросу. Разослал несколько писем своим коллегам, зачем-то проверил папку "входящие" – ничего, затем решил проверить "спам". Последним письмом лежало сообщение от моего хорошего знакомого, владельца ботанического сада, с которым мы часто работали вместе – он был на двадцать пять лет старше меня, и его опыт в наших экспериментах зачастую оказывался бесценен. В теме письма он указал "странная болезнь".
"Приветствую тебя, Вистенан. Сил нет звонить, голова болит, поэтому пишу. Буду краток: на моих деревьях и цветах в саду появились странные красные чёткие пятна. Раньше я видел разные болезни, но такого проявления (тем более на всех и сразу) ещё не было. Также на твёрдой коре некоторых деревьев заметил небольшие вздутия. Что это – не представляю. Заскакивай ко мне через пару недель, сейчас я приболел и не хотел бы подставлять тебя. Ключ у тебя есть. Надеюсь, у тебя всё хорошо.
Исхан-Геворг Назир."
Сообщение было отправлено семнадцать дней назад. Я ответил письмом, отдельно отправил сообщение на телефон и позвонил. Трубку никто не взял.
Я решил, что если нынешняя эпидемия и имеет какое-то влияние на растения, то узнать это я смогу без каких-либо проблем, прогулявшись по городским паркам, где достаточно слабо распустившихся растений, кору и листья которых уже можно изучить. Я оделся, взял связку, на которой висели: ключ от маминой квартиры, ключ от моей и от ботанического сада и ещё от чердака в нашем подъезде.
Я не заимел друзей в больнице, лишь знакомых и врачей, которых я уважал. У меня не было близкого мне окружения, не было родственников, кроме парализованной матери. Я не читал новости, я не имел телевизора, я избегал внешнего мира, я впервые за неделю вышел на улицу и с пугающим удовольствием заметил, что вышел в абсолютно мёртвый мир. Машины стояли, аккуратно припаркованные, людей не было, привычный городской гул сменился птичьим скрежетом. Последний раз, когда я выходил в магазин, на улицах всё ещё встречались бездомные, редкие прохожие, а магазины, пусть и выдавали продукцию через специальных посредников, но всё же работали активно. Сейчас почти каждый магазин был закрыт и я шёл по обездвиженным тротуарам. На окружающих эти тротуары деревьях были красные пятна, некоторые стояли уже голые, с неприятными вздутиями на ветках и стволах.
Я вышел к маленькой районной квадратной площади, на которой хватало обильного белого света. Без проблем перешагал пустую крупную транспортную развязку к посаженным в круг деревьям. Сухая отслаивающаяся кора, серые потемнения под ней, вялые, но по-осеннему красивые желтовато-красные листья, полуголые ветки.
По опустевшим дорогам с редкими двумя-тремя машинами, я добрался до ботанического сада Исхана, поднялся на второй этаж по обычной подъездной лестнице, прошёл налево и зашёл в небольшой предбанник перед стеклянной высокой стеной. Мне всегда нравились такие теплицы – белые клетчатые деревянные рамы, слегка грязноватое от краски стекло, а внутри обильно до потолка пухнет зелень. Я зашёл внутрь, справа был стол-приёмная, где Исхан вёл запись гостей, свою бухгалтерию, а ночами под светом своей жёлтой лампы, которую он так любил, он вёл здесь дневники – это была его страсть. У него были отдельные блокноты и тетрадки для записей приёма таблеток, для ведения учёта дней рождения, для идей фильмов, он даже вёл отдельный дневник, в котором оценивал работу новых мэров, подробно описывая их деятельность. Ещё Исхан очень любил футбол и вёл записи прошедших и предстоящих матчей, составлял таблицы голеадоров и делал пометки о футболистах, которые ему особенно нравились.
Внутри никого не было и, видимо, давно. Стол был слегка сероват от тонкого слоя пыли, почва у растений была сухая, весь сад прел и густо и влажно пах от недостаточной вентиляции. Стены у этого места были восхитительные – такое же рамочное стекло вдоль всего сада, ведущее взгляд прямо на улицу, каждый раз не могу оторваться. Я прошёлся по узким угловатым дорожкам, осматривая зелень и пытаясь дозвониться до Исхана. С важным видом бизнесмена, держа телефон у уха, я проводил руками по стеблям, крутил листочки, будто привередливый оценщик, но трубку никто не брал. Я вернулся ко входу, на столе лежал новенький дневник, подписанный ручкой на обложке: "дневник болезни". Я стёр пыль, которая скаталась во влажные комки и испачкала руку, открыл дневник и прочитал всё, там написанное.
Домой я зашёл не сразу, сперва решил навестить маму. Она снова лежала, я снова безответно поздоровался и прошёл мыть руки, как всегда. Внутри снова было прохладно,
