Я посадил дерево - Никита Михайлович Раков
Вилли сильно закашлялся и сел на стул у окна. Я жевал с закрытыми глазами и дальше. Он спросил меня, умею ли я водить и смогу ли я доехать до города один.
"Слушай. Серьёзно, я не хочу возвращаться назад, – он неожиданно начал диалог. – Я чертовски дерьмово себя чувствую, но здесь, не знаю, я охреннено спокоен. Тихо, уютно. Мы умрём, давай честно. Оба. Никто не уйдёт от этой болезни, так дай мне спокойно подохнуть тут. Я читал твою книгу и видел эту комнату задолго до того, как здесь оказаться. Мне снилась эта деревня и снилась Лиян. Я не должен умереть в городе, – он сильно закашлялся. – Не должен."
Я смотрел на него и, возможно, во мне всё ещё варились травы, принятые до поездки. Я понимал его, я слышал его ритуальную тягу к своему собственному гробу, я представлял, как он лежит на той же кровати, где умерла моя бабушка, а из живота его к потолку жизнерадостно тянется новое, неиспорченное растение.
ГЛАВА 14.
Вилли остался, а я уже ехал обратно в город, выкашливая последние куски себя на пластмассовую панель. Дреды его корнями легли на подушку, я укрыл его красным пледом и натёр сильнодействующей успокаивающей травы. Руки его перестали дрожать, кашель его перестал царапать горло, он улыбнулся и остался ждать своей смерти и своей новой жизни.
В маленьком пакете я вёз с собой куски коры, которую я должен был проанализировать в своей лаборатории. Я уводил взгляд с дороги на пассажирское сидение, смотрел на пакет и почти вслух задавался вопросами, почти вслух смеялся. Весь ритуализм, выдуманный мною в книге, все воспоминания детства, пошло искажённые юной и неокрепшей фантазией, вся моя благодарность миру зелёных стеблей и листьев, сейчас лежала рядом со мной, заигрывая неизвестностью. До города я должен был добраться быстрее, чем мы доехали сюда – я мчался, вдавливая педаль в пол. Главное – доехать.
Состояние моё было всё хуже, я чувствовал близящуюся немощь, текучую, вялую, склизкую – по венам. Но мне хватало сил, чтобы её не замечать. Или игнорировать.
К дому я подъехал резко, выскочил из машины, с трудом забежал на свой этаж, меня вырвало дважды – на лестничных площадках второго и третьего этажей.
У двери своей я упал. Ключ отчаянно не входил в замочную скважину, и сил держаться на ногах больше не было. Я перевернулся на спину, в руке лежал слегка помятый пакетик, из которого сладким шёпотом пахла Лиян. Пакетик начал сдуваться и надуваться, будто внутри его кто-то дышал, я открыл его, и оттуда выпал обрубок коричневой коры, из которого быстро тянулся зелёный росток. Тянулся он к моим пальцам, будто просящий воды или еды, слабый и увядающий. Я протянул к нему руку, он ухватился своим прохладным тельцем и начал обвивать палец, стеснительно кусая меня в разных местах и просачиваясь под кожу. Я лёг в тяжёлой слабости, уперевшись на затылок и пытаясь умереть, глядя на потолок.
Сколько я так пролежал – не знаю, но очнулся я трезво, быстро, осмотрел палец и не нашёл никаких признаков моего слияния с миром цветов. Но столь явный бред и галлюцинации лишь близили меня к моему концу, так что нужно было торопиться.
В лаборатории я подготовил всё скоро, сел и отслоил от коры пару тонких шкурок. В свету микроскопа отражалось моё смятение, плавали островки неизвестного мира, калейдоскопом танцевали орнаменты. Я открыл свои записи и уткнулся в них, не понимая ничего. Ни царства этого растения, ни класса, ничего. Ни схожих видов, ни родственных, я вообще впервые видел подобные структуры. Ничего. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на мысли, но лишь прокашлялся и почувствовал значительную свинцовую слабость. Быстро захотелось спать и не захотелось препятствовать этому желанию. Я закрыл книгу, не открывая глаз и прилёг на мягкие руки.
Глава 15..
Мама звала меня купить хлеба, но за окном уже смеркалось и, кажется, магазины были закрыты. Да и у меня были более важные дела, так что я взял несколько болванок-семян, связал их с восстановленными волокнами Лиян и уложил во влажную тряпку. Я накинул кожаную куртку, попрощался с отцом – он сидел за столом и не ответил мне. Мама ещё раз своим поставленным голосом напомнила мне про хлеб. На улице небо было украшено всеми закатными цветами, но воздух был синий. Я залез в машину, завёл её и ловко вырулил на дорогу к кладбищу, где мне хотелось посадить семена. Город уже уснул, оставив меня наедине с часто встречающимися деревьями, пахнущими свежо, как после вечерней ванной.
Я открыл калитку, прошёлся вдоль серых и замшелых камней по вытоптанной дорожке, сел напротив рыхлой могилы моей матери. Казалось, я остался один и надежда умрёт через минуту – вместе со мной, вместе с последним человеком.
Влажную прохладную землю я отодвинул рукой, сделав небольшое углубление и положил туда завёрнутые семена. Кашель забрал мои силы и я с трудом смог продохнуть, прежде чем лёг рядом с примятым клочком земли.
Через неделю здесь будет хлипкий росток, через месяц мелкая ветка будет торчать из земли, но пройдут года и поверх наших с матерью костей крепкими корнями встанет Лиян. Или нет.
Я закрыл глаза и на прохладном ветру я забыл, что болен. Забыл, что мать моя лежит под моей спиной, что Арника укуталась землёю на боку где-то рядом, забыл про Вилли в одиноком деревенском доме и забыл про Лиян. Закрыл глаза и в счастливом забвении забыл, что есть я.
