Я посадил дерево - Никита Михайлович Раков
Звонкий гул разбудил меня, и я опрокинул голову, не сразу поняв, где я. У открытой водительской двери стоял Вилли, засунув голову в салон: "Я солью бензин и вернусь. Просыпайся, нам недолго осталось". Я осмотрелся. Мы стояли на неплохо освещённой пустой заправке. В магазине АЗС никого не было, Вилли стоял у бензоколонки и пистолетом выливал бензин в пластиковую тару. Я вышел из машины, слышны были сверчки и тишина, травяной свежестью не пахло, но листья под ногами, упавшие с больных деревьев, уже начали преть. Приятный прохладный воздух взбодрил и пробудил, я решил сходить в магазин за перекусом – мы уже проехали больше половины пути, оставалось ещё несколько длинных часов.
В ярко-белом заведении было пусто: лишь стенды с пачками снеков, шоколадом, какой-то автомобильной утварью, в которой я не разбираюсь. Я взял несколько пачек солёных чипсов, пару шоколадных батончиков, сладкой газированной воды, пусть я её и недолюбливаю и побрёл обратно к машине, бросив на кассу бумажную купюру.
Двери уютно хлопнули, оставив нас в маленьком защищённом мирке и мы снова выдвинулись. Я дремал, выключаясь на несколько минут, и снова просыпался.
Сон полностью выветрился, когда я издалека, через поле, завидел знакомые деревенские дома, одиноко, как камни, торчащие в траве. Вилли сбросил скорость, свернул налево и медленно, в режиме охотящейся рыси, высматривал нужный дом. Темнота вокруг постепенно рассеивалась, мы проезжали по ямам и кочкам мимо брошенных домов, рядом с которыми паслись лошади, приветливо нас не замечая. Вот и дом.
Мы вышли из машины и я, с особым ощущением хозяина, повёл Вилли внутрь. Ловким привычным движением открыл калитку – за забором трава была слегка не убрана, но участок выглядел приятно – новые хозяева были тут не так давно. Мы обошли дом, заглядывая в окна, чтобы узнать, есть ли кто внутри, я даже пару раз постучался в разные окна, но мой сигнал остался без ответа – никого.
В одном из окон я увидел лицо деда. Он с застывшей улыбкой смотрел на меня из синей темноты, сквозь тонкое стекло. Я не мог оторвать глаз какое-то время, пока дед не отодвинулся и своей крупной рукой не позвал меня к себе пить чай.
Мы с Вилли прошли на кухню, где дед уже сливал воду из разгорячённого самовара в небольшие фарфоровые кружки, подготовленные специально на случай гостей. В кружках этих дед собрал свои травы – горячие вялые листья остаются на губах после каждого глотка, он называл это "лесий поцелуй" и никогда не заваривал чай отдельно. К чаю он выдал нам сушки и баранки, тёплые, с самовара. Сказал, что сейчас сходит за молоком, но ушёл и не вернулся. Мы долго ждали и выпили несколько кружек, даже самовар успел остыть. Дедушка так и не появился.
Бабушка умерла в комнате, неподалёку от того места, где я игрался своим грузовиком. Умерла она с улыбкой, цветы с подоконников тянулись к ней, а из вен её через три дня проклюнулись первые зелёные ростки непонятных растений. Жаль, я тогда не взял их себе в гербарий. Волосы корнями до сих пор тянутся к низу, а на могиле её выросло крупное дерево с листвой на кроне цвета бабушкиной седины. Мама долго пыталась понять, кто же положил в землю семя – но никто так и не признался.
Внутри всё так же стойко пахло влажной древесиной, мы прошли недлинный коридор и вошли в спальную комнату, где уже ярко светило солнце. По-киношному пыль хаотично плавала слева-направо, Вилли по-гостевому осматривался, стараясь не нарушить покой вещей.
Я приставил деревянную хрупкую лестницу к высокому шкафу, на который я давно закинул книгу, чтобы, когда спохватятся, её долго искали, а потом ругали друг друга, но не меня, что сборник так далеко положили.
ГЛАВА 13.
На книге было криво написано: "Осенний сбор". При раскрытии она всё так же знакомо хрустела, но в этот раз ещё сильнее. Вилли смотрел на меня с ожиданием какого-то чуда, будто сейчас из книги вырастет дерево и наполнит весь наш мир жизненной силой.
На первой странице я прочитал "глоссиус пятнистый". Я не представлял, что это за растение такое, но в кармашке на том же тетрадном листе своими сухими плодами рассыпался знакомый мне нередкий цветок. Вторая страница, третья – снова странные названия "нитария розовая", "нитария карликовая" – но никаких "нитарий" внутри я не узнавал – по веткам у меня было два предположения, так что пришлось пробовать на вкус, снова, чтобы понять, что это за растение. Жуя, я задумчиво смотрел на Вилли, пока тот ждал ответа. Я протянул ему ветку и уверенно отчеканил: "у меня эта хрень на подоконнике растёт, никакая это не "нитария"". Он протянул руку и тоже начал задумчиво жевать, даже с удовольствием. Я листал страницы дальше, не узнавая названия, но узнавая цветки.
Дедушка и правда был сумасшедший. Любое из перечисленных растений можно было найти, пройдясь в ближайший лес и не потратив на это больше десяти минут. Всё моё увлечение, вся моя жизнь была основана на фантазиях одного седого старика с усами, в чём я находил свою романтику и всё равно оставался крайне благодарным. Наверное, между притворной ботаникой и жизнью без растений, я тоже выберу первое.
Вилли из вежливости дожевал старую ветку, после обратившись ко мне: "Так что с Лиян?". Я игнорировал её, пока листал книгу. Вилли сильно закашлялся – не первый раз, и кашель его был отвратительно скрипучим. Я снова начал перелистывать страницы по направлению к Лиян. Вот она – непропорционально тяжёлая страница, кусок коры, сладковатый аромат из бумажного сухого кармашка, незнакомая мне структура. Дед любовно описывал Лиян, используя синонимичное по его мнению "Мать", говорил о целебных свойствах, больше похожих на волшебство. Последним абзацем, изменившимся и еще менее читаемым почерком было написано нечто, похожее на любовное признание – последнее, будто перед смертью. Я взглянул на Вилли. Вытащил кусок, осмотрел его на хорошо очерченных солнечных лучах, снова взглянул на Вилли. "Не понимаю, что это за структура. У неё вообще другое строение коры, хаотичные русла и незнакомые паттерны". Я отломил кусочек и положил себе в рот. Второй кусок взял Вилли. Я
