Джонатан Фоер - Мясо. Eating Animals
Стоит, пожалуй, найти какой-то более разумный способ обсуждения проблемы употребления в пищу животных. Такой способ, который поставит мясо в Центр публичных споров, так же, как это мясо зачастую оказывается в центре наших тарелок. При этом совсем не нужно притворяться, будто мы собираемся достичь всеобщего согласия. И как бы мы ни были уверены, будто знаем, что правильно для нас самих и даже то, что хорошо для других, нужно предвидеть и то, что наша позиция может натолкнуться на противоположное мнение наших соседей. Что же нам делать с этой ожидающей нас неизбежной и неминуемой реальностью? Прекращать разговор или найти способ выстроить его по-иному?
Война
Из каждых десяти тунцов, акул и других крупных хищных рыб, которые обитали в наших океанах пятьдесят-сто лет назад, осталась только одна. Многие ученые предсказывают полное исчезновение всех промысловых видов рыбы менее чем через пятьдесят лет и одновременные напряженные поиски новых способов ловить, убивать и съедать еще большее количество морских животных. Сегодняшняя ситуация настолько остра, что исследователи из Центра рыболовства университета Британской Колумбии убеждают, что «наши взаимодействия с ресурсами рыболовного промысла [то есть попросту с рыбой] уже напоминают… войну на уничтожение».
Насколько я понимаю, война — абсолютно точное слово, описывающее наши отношения с рыбой, его значение включает в себя не только технологии и технические приспособления, которые используют против рыб, но и психологию господства. По мере углубления в изучение животноводства я все яснее видел, что радикальная реформа рыболовства, проходившая в последние пятьдесят лет, по сути вышла за свои пределы. Мы уже ведем войну, точнее, позволяем, чтобы шла война против всех животных, которых мы едим. Это новая война, и у нее есть название: промышленное сельское хозяйство.
Понятие «промышленное сельское хозяйство», как и порнографию, трудно определить, но легко идентифицировать. В узком смысле слова — это система индустриализированного и интенсивного сельского хозяйства, когда животные зачастую ютятся скопом, по десять, а иногда и по сотне тысяч особей вместе, в процессе селекции их изменяют на генетическом уровне, ограничивают в движении и держат на искусственных кормах (в состав которых почти всегда включаются различные медикаменты, например, противо-микробные препараты). В мировом масштабе каждый год на промышленных фермах выращивают примерно 450 миллиардов сухопутных животных. (Подсчет по рыбам не ведется.) Девяносто девять процентов всех наземных животных, съедаемых или дающих молоко и яйца в Соединенных Штатах, выращены на промышленных фермах. И хотя существуют значительные исключения, говорить сегодня об употреблении в пищу животных значит говорить о ведении сельского хозяйства промышленными методами.
Индустриальный метод разведения скота и птицы — это не просто некий набор практик, это тип мышления, подразумевающий уменьшение себестоимости производства до абсолютного минимума, «облекаемого, — как они выражаются, — в конкретную форму», что на самом деле означает ухудшение окружающей среды, болезни людей и страдание животных. Тысячи лет фермеры пользовались подсказками природы. Промышленное сельское хозяйство считает природу препятствием, которое следует преодолевать.
Промысловое рыболовство — это не совсем промышленное фермерство, но относится оно к той же категории, с теми же приемами и «удачными» ходами, а потому тоже должно стать предметом нашей дискуссии. Наиболее очевидно это сходство проявляется в промышленной аквакультуре (на фермах, где рыбу держат в закрытых прудах и, так сказать, «собирают урожай»), но справедливо и для промышленного лова, который исповедует тот же принцип превосходства и пренебрежения к живым существам и практикует интенсивное использование современных технологий.
Сегодняшние капитаны рыболовецких судов — это скорее Кирки*, чем Ахавы**. Они следят за рыбой из уютных кают, набитых электроникой, и вычисляют подходящий момент, когда можно будет заманить и захватить весь косяк разом. Если рыба упущена, капитаны, получив известие об этом, делают второй выпад против ускользнувшего косяка. Эти горе-рыбаки уже не умеют узреть невооруженным глазом косяк, хоть сколько-то удаленный от корабля. К их услугам по всему океану развернуты GPS-мониторы вместе с «приспособлениями, привлекающими рыбу» (FAD). Мониторы передают в диспетчерские на рыболовецких судах информацию о том, сколько рыб находится поблизости и точное местонахождение плавучих FAD.
* Капитан Кирк — капитан звездолета «Энтерпрайз» из сериала «Звездный путь».
** Капитан Ахав — персонаж философского романа Германа Мелвилла «Моби Дик», боровшийся с белым китом, символическим воплощением зла.
Как только перед нами возникает полная картина промышленного рыболовства — ежегодно переметы ощериваются 1,4 миллиарда крючков (на острие каждого из них в качестве приманки прикреплен кусочек плоти рыбы, кальмара или дельфина); 1200 сетей, каждая из которых в длину достигает тридцати миль, используется только одной флотилией, чтобы поймать рыбу только одной породы, причем одно-единственное судно способно взять на борт пятьдесят тонн морских животных за несколько минут — тут и становится ясно, что современные рыбаки самые настоящие промышленные фермеры, а не скромные рыболовы.
В рыболовстве систематически применяются в буквальном смысле военные технологии. Радар, эхолоты (когда-то они использовались для обнаружения вражеских подводных лодок), электронные навигационные системы, разработанные для военно-морского флота, а в последнее десятилетие двадцатого века в распоряжение рыбаков предоставлены спутниковые GPS, дающие беспрецедентную возможность опознать и вернуться к рыбному хот-споту. Для обнаружения косяков рыб используются диаграммы океанических температур, получаемые со спутников.
Успех промышленного сельского хозяйства напрямую зависит от ностальгических образов патриархальной агрокультуры, возникающих у потребителя — рыбарь, тянущий невод, свинопас, знающий каждую свою свинку по имени, крестьянин, разводящий индеек и с умилением наблюдающий, как проклевывается из яйца индюшонок — эти милые сценки соответствуют тому, что нам понятно, приятно и вызывает доверие. Но эта идиллия — худший кошмар промышленных фермеров, образы эти способны напомнить миру о главном: то, что сейчас превратилось в 99 процентов фермерства, не так давно было всего лишь 1 процентом. Завладевшие всем промышленные фермы сами могут оказаться в капкане.
Что же поспособствует этому? Немногие знают в деталях современную мясную и рыбную промышленность, но большинство, не вникая в суть, чувствует — там что-то не так. Детали важны, но сами по себе они не изменят чью-то жизнь. Не изменит ее ни поэтический образ, ни разумные аргументы. Требуется нечто иное.
3. Стыд
Хотя многое можно сказать об обширном литературоведческом наследии Вальтера Беньямина*, остановимся лишь на его проникновенном разборе рассказов Франца Кафки о животных.
* Беньямин Вальтер (1892–1940) — немецкий философ, культуролог, переводчик, литературный критик.
Стыд, утверждает Беньямин, главное понятие в творчестве Кафки, означающее уникальную нравственную восприимчивость. Стыд одновременно сокровенный, таящийся в глубине нашего духовного существа, и социальный — то, что проявляется в отношениях с другими людьми. Для Кафки стыд — это взаимная ответственность перед невидимыми другими, перед «неизвестной семьей», если использовать фразу из романа «Процесс». Это внутреннее, этическое переживание.
Беньямин обращает внимание на то, что среди предков Кафки — в его «неизвестной семье» — были животные. Животные — естественная часть нашего сообщества, и перед ними Кафка тоже мог залиться румянцем стыда, давая нам понять, что они непременная составляющая его внутреннего нравственного мира. Беньямин утверждает, что животные Кафки — это «хранилища забытого», и это замечание поначалу озадачивает.
Я привожу здесь все эти рассуждения с единственной целью — рассказать о том, как Кафка разглядывал рыб в берлинском аквариуме. Поведал эту историю близкий друг Кафки Макс Брод.
Неожиданно, пишет Брод, он начал разговаривать с рыбами в освещенных резервуарах. «Теперь, по крайней мере, я могу смотреть на вас спокойно, я вас больше не ем». Именно тогда он и превратился в строгого вегетарианца. Если вы не слышали своими ушами этих слов, слетевших с уст Кафки, вам трудно будет даже вообразить, как просто и легко, без какой-либо аффектации, без малейшей сентиментальности — которая была вообще ему чужда, — он это произнес.
Что же подвигло Кафку стать вегетарианцем? И почему Брод упоминает замечание именно о рыбах, чтобы охарактеризовать взгляды Кафки на то, что можно употреблять в пищу? Выказывая свое предпочтение вегетарианства, Кафка наверняка высказывался и о сухопутных животных.
