На горизонте горело зарево - Игорь Надежкин
Я, ни секунды не раздумывая, согласился. Мне необходимо было хоть ненадолго вырваться из города, сводившего меня с ума. Встретиться мы договорились в Туле и заночевать у Артура Мизурова, одного из моих старых друзей из городка, который уже много лет звал меня в гости. Тем же вечером я позвонил Анохину и Сверенко и уговорил их поехать со мной. Уже на следующий день мы пустились в дорогу. Вагон нам попался старый. Ночь напролет все дребезжало, звякало и постукивало. Полки шатались и были жесткими, но мне они были милее пуховых перин. В ту ночь, думая о том, что мне наконец-то удалось собрать всех вместе, я смог крепко заснуть.
Глава 12
Прибыли мы рано утром, на старый вокзал, два крыла которого были закрыты, и сразу пошли искать место, где можно позавтракать. Анна Мирош должна была приехать только в три часа, Артур Мизуров — к полудню. Мы спустились вниз по улице, надеясь отыскать какое-нибудь кафе. Нашли его, только пройдя несколько кварталов. После долгого молчания Анохин наконец сказал:
— Может, ну их всех к черту? Давай прямо сейчас вернемся домой, — он оглянулся вокруг. — Зачем я вообще с тобой поехал?
— Подожди, может, все не так уж и плохо.
— Ты так думаешь?
— Я на это надеюсь.
Свиренко лишь косо взглянул на Анохина. С недавних пор он начал считать Антона недалеким, но сказать ему об этом не решался. Свиренко побаивался Анохина. Очень уж крепкая была у него рука.
Все утро мы бродили по центру города. Посетили Кремль, оружейный музей и музей пряника, который оказался обычным магазинчиком. Свиренко всю дорогу нудил что все это банальщина. Потом и вовсе назвал Кремль и оружейный музей мерзким памятником имперско-царского высокомерия и пережитками совка. В его представлении Российская империя и СССР мало чем отличались друг от друга, а наша страна во все периоды виделась ему чем-то варварским и отстающим от цивилизованного мира. Анохина эта позиция откровенна злила. Да и мне, честно говоря, не особенно импонировала. Я всегда считал черно-белое мышление признаком детского восприятия мира.
Погода вскоре испортилась. Начал накрапывать дождь. Мы сели в первый попавшийся трамвай и поехали прокатиться по городу, в надежде найти пару интересных мест, но доехав до депо, увидели только заброшенный стадион, спуститься к которому не решились, потому как навстречу нам вышла стая бездомных псов. Тогда я вынужден был признать, что поездка в Тулу была не самой лучшей моей затеей, на что Анохин ответил: «А я и не ждал от тебя ничего хорошего. Давай найдем алкомаркет. Если уж мне придется проторчать здесь весь день, то я не намерен терпеть это на трезвую голову». Стоит сказать, что, побывав в Туле несколько лет спустя, я остался крайне доволен поездкой. Но в тот раз, не так пошло все, что только могло.
Вскоре мы выяснили, что по местным законам мы не можем купить выпивку раньше полудня. Пришлось искать открытый бар. Нашли только грязный кабак, где просидели не меньше часа, глотая кислое пиво и глядя, как выясняет отношения престарелая супружеская пара. Анохин уже ненавидел этот город, а Свиренко ненавидел его еще до приезда. Они все время спорили и ругались.
В полдень мы поехали на автовокзал встретить Артура Мизурова. Он жил тогда в Новомосковске, небольшом городке в шестидесяти километрах к востоку от Тулы. Мизуров всегда был затворником и не выходил из дома даже в самый прелестный денек. Тучный и неряшливый, с черными нестриженными волосами и тоскливым взглядом, который застыл в его карих глазах, когда гроб его отца опустили в яму рядом с могилой матери.
Раньше мы часто бывали в его доме. Еще в те времена, когда все жили в городке. В тихой квартирке, где в непогоду нас ждал горячий чай. Мать Артура была улыбчивой и веселой женщиной, а отец его пытался хоть чему-то нас научить. Он был единственным мужчиной, которого заботили наши судьбы. Первой ушла его мать, а через три месяца от рака легких умер и отец. Артура отправили на воспитание к тетке.
Встреча прошла скромно. Поздоровались так, словно виделись только вчера. Мы не привыкли открыто выражать наши привязанности. Артур Мизуров лишь сказал с улыбкой.
— Да, вы здорово выросли! Не ожидал увидеть вас такими.
— И это говорит нам он! — я похлопал его по свисающему животу и повернулся к Анохину. — Такого брюха я не видел уже много лет.
— Раздался вширь, а в рост — ни миллиметра, — поддержал он меня.
— Шли бы вы к черту! Все те же бездушные ублюдки. Стоит человеку немного поправиться, как вы, стервятники, тут же слетитесь к нему.
Свиренко отнесся к Мизурову равнодушно. Он был для него слишком обычным.
Мы двинули прочь от вокзала. Мизуров повел нас в закусочную, которая была оборудована в старом трамвае. Хозяин сам обслуживал посетителей, а подавали там только харчо и пиво. К нам отнеслись, как к незваным гостям, и всячески намекали, что лучше здесь не засиживаться.
Мирош приехала с опозданием. Увидев нас, она расплылась в счастливой улыбке. Узнал я ее не сразу. Я помнил ее девчонкой в черной майке, что таскалась по фестивалям, а весь уход за собой сводила к тому, что иногда собирала волосы в хвост. Тогда она ни в чем не уступала парням и могла вместе с нами заночевать на улице или вовсе не спать до рассвета лишь потому, что негде прилечь. А отпустив в ее сторону шутку, вы запросто могли получить удар. Теперь перед нами стояла миловидная девушка в пальто и чистых ботиночках, с ухоженным, бледным лицом. Спину она держала ровно, а говорила четко.
— Как же я по вам соскучилась! — заявила Анна и принялась нас обнимать.
Пообедав, мы решили отправиться в бар. Улицы были уже не так безлюдны. То и дело встречались компании местных ребят. Они, к моему удивлению, оказались весьма общительными. А один парнишка даже подсказал, как пройти к хорошему бару, где с нас не сдерут три шкуры. «Сегодня вечером я выступаю там со своей группой. В девять часов. Обязательно приходите», — сказал он напоследок и ушел со своими приятелями.
Артур Мизуров сидел молча и пил, не заботясь о том, что был уже пьян. Анохин не отставал от него. Мы со Свиренко пытались припомнить истории, в которые
