На горизонте горело зарево - Игорь Надежкин
Когда Мизуров уже еле ворочал языком, я намекнул ему, что пора притормозить.
— Я знаю. В последнее время частенько выпиваю лишнего. Просто тоскливо как-то.
Вскоре он отошел вместе с Мирош и Свиренко к бару взять еще выпивки. Тогда Анохин сказал мне вполголоса.
— Вот и повидались. Я знал, что люди меняются, но это… Глупая это была затея. В пустую потраченный вечер, — он допил бокал залпом и ушел курить на улицу.
Через час нам все-таки удалось вытащить всех на улицу. Не прошло и получаса, как начался дождь, и мы вынуждены были признать, что в Туле нам делать больше нечего. Мы вернулись на автовокзал и взяли четыре билета до Новомосковска.
Глава 13
Новомосковск пришелся мне по душе. Небольшой городок, уютный и тихий. Улицы его были припорошены снегом, а дома радовали своей простотой. Приехали мы уже затемно. Встречали нас только пустые дворы да пара одиноких закусочных, где тихонько сидели те, кому в эту ночь отчего-то не спалось.
Артур Мизуров о городе ничего не знал. По его словам, кроме дома, бывал только на продуктовом складе, где работал водителем, и в закусочной, где мог поесть и выпить холодного пива. Но чаще — дома, заливая выпивкой ночную тишь одиночества. Тем вечером он признался мне, что мечтает поскорее уехать, вот только не знает, куда.
Мирош оставалась ко всему равнодушна: «Что ж, еще один провинциальный городишко», — больше она ничего не сказала. Мы купили бутылку вермута и двинули домой к Мизурову.
Жил Артур в старом доме из красного кирпича, в квартире, заставленной тем, что досталось ему от прежних хозяев и родителей. Всюду был беспорядок. На столе стояла грязная посуда. В спальне, возле окна ждало его любимое кресло, спинка которого стояла отдельно в углу. А когда я решил принять горячий душ, то обнаружил лишь ржавые трубы, торчавшие из разобранной когда-то стены, и ледяную воду, что капала в подставленную кастрюлю. Мизуров виновато оправдывался: «Давно пора навести здесь порядок, но ты же знаешь…».
Сидели мы тихо. Мирош рассказывала нам о своей работе. Переехав в Москву, она устроилась контент-менеджером в фирму, занимающуюся продажей, сам черт не разберет чего, и корпела целыми днями под руководством человека, которого ненавидела всей душой. Свиренко и Анохин спорили о чем-то на кухне. А Мизуров молча сидел со мной в спальне и допивал вермут. Плюнув на все, я отправился спать. Я был чертовски рад тому, что этот день наконец-то закончился.
Проснулись мы рано утром, когда еще только пробивался рассвет. Накануне Анохин нашел по объявлению парня, который ехал из Калуги в нужном нам направлении и согласился забрать нас с М2. Позавтракав, мы поехали на вокзал. Артур Мизуров вызвался нас проводить. Мирош прямо из Новомосковска вернулась домой, а мы взяли три билета до Тулы. Когда приехали в город, то обнаружили, что улицы забиты людьми. Всюду ходили демонстранты с триколором, громко играла музыка. У вокзала людей собирали на марш. На сцене какой-то мужчина в черном пальто говорил о народном единстве. Выяснить, что празднуют местные, нам так и не удалось, и мы поехали в Иншинский, откуда пешком дошли до М2.
До обеда мы сидели в придорожной закусочной, которую держала семья кабардинцев. А после, развалившись в беседке на заднем дворике, лежали на солнце и, чтобы скоротать время, напевали шутливые песни, слушая, как на стоянке ругаются дальнобойщики.
— Хотел бы я здесь работать, — сказал вдруг Анохин. — В такой глуши мне не о чем было бы волноваться.
— Только есть одна проблема, — перебил я его. — Твою стряпню невозможно есть. И недели бы не прошло, как отсюда разбежались бы все посетители.
— Тем лучше для меня. Сидел бы тут в одиночестве.
— А кем бы работал я?
— Тебя бы я и на порог не пустил.
Мы затихли. Свиренко в разговоре не учавствовал.
Водитель подъехал в начале одиннадцатого. Мужчина средних лет, на новеньком Шевроле, веселый и разговорчивый. Работал он экспедитором на пивоварне. Нам он сразу понравился, но за разговорами никто из нас не догадался спросить его имя. Ехали мы быстро, почти без остановок, притормозили только на заправке, когда проезжали Орел. Размяли ноги, выпили кофе и сразу помчались дальше.
— Что вы делали в Туле? — спросил он, когда мы сели в машину.
— Ничего особенного. Не знали, чем заняться на выходных, — ответил я.
— Ну, и как вам?
— Не сказал бы, что очень понравилось.
— Да я готов целовать дорогу, по которой уезжаю из этого города! — отрезал Анохин, — водитель засмеялся.
— В следующий раз лучше съездите в Новосибирск.
— Далековато будет, — в один голос заметили мы.
— Я знаю. Но, поверьте, оно того стоит. Я был там всего один раз и сразу влюбился в этот город. Все думаю, как бы туда перебраться. Вот только жена говорит, что ни за что не поедет в Сибирь, — и мечтательно вздохнул. — Вы бы только видели эту природу!
— Если ехать к природе, тогда уж в Карелию, — перебил его Анохин. — Местные красоты — лучшее что было за год моей службы.
— Хороших мест много, — тоскливо заметил он. — Только нас там, как водится, нет.
— Если уж ехать, то только в Европу — отозвался Свиренко с заднего сиденья.
В город мы вернулись только к вечеру, уставшие и совершенно вымотанные. Почти тысяча километров в пути и три города за двое суток — проделать такое нам довелось впервые. Свиренко вызвал такси и уехал домой. Напоследок Анохин заметил:
— Странный был день.
— И не говори — отозвался я, и вскоре мы разошлись.
Вскоре Анохин вернулся в наш городок и начал там жить с одной местной девушкой и больше его не покидал. Со Свиренко и Мирош он больше никогда не виделся и даже не пытался узнать, как идут их дела. Много лет он проработал в строительном магазине,
