Дзиро Осараги - Возвращение
В конце концов он понял, что ему придётся поехать и повидаться с Оки.
В аудитории раздались аплодисменты, и из неё вышла группа в шесть-семь человек, впереди которой был мужчина в официальном японском костюме, вытиравший с лица пот носовым платком. При одном взгляде на его высокий лысый лоб и большие очки Кёго узнал в нём Тацудзо Оки, каким он его видел на фотографиях в журналах. За ним шёл человек в визитке, возможно председательствующий, с несколькими студентами. Тихая до сих пор комната ожидания наполнилась шумом голосов.
— Погода ещё немного чересчур тёплая для лекций, не правда ли? — Оки был в хорошем настроении, и он не обращался к кому-либо конкретно. — Но у нас были сегодня очень хорошие, серьёзные слушатели.
Сидевшие за столом встали и подошли к группе вошедших, кто-то пододвинул стул для Оки, и он сел. Человек в визитке принял официальную позу и произнёс официальные благодарственные слова.
— Мы искренне благодарны вам за вашу полезную лекцию. От имени организаторов я хочу выразить глубокую благодарность за ваше сегодняшнее присутствие. Аудитория была также в восторге. Ваша лекция имела огромный успех. Большое спасибо.
— Не стоит благодарности, — коротко и с кажущимся высокомерием ответил Оки и затем спросил у одного из сопровождающих: — Вы связались с журналистами из газет?
— Да. Они сказали, что круглый стол начинается в шесть часов. До него ещё много времени. Между прочим, ваша машина уже ждёт.
— Какой загруженный день! — сказал один из присутствующих, видимо, под впечатлением энергичной деятельности профессора.
— О, ничего особенного! — И чтобы продемонстрировать, что он не чувствует себя чрезмерно занятым, Оки принял и выпил поданную ему чашку чая. Один из студентов попросил надписать одну из его книг, и авторучка механически задвигалась по бумаге. Кёго пока не видел возможности заговорить с профессором, поэтому он продолжал сидеть на диване и наблюдать за очень занятым человеком.
— Профессор Оки, я слышал, что вы намереваетесь выставить свою кандидатуру на выборах в палату советников?
— Это всего лишь газетные выдумки. Многие мои друзья и ученики настаивают на этом. Возможно, так и возник этот слух, но у меня нет таких намерений в настоящее время.
— Мне жаль это слышать, профессор. Мы разделяем мнение, что кандидатура человека с вашей репутацией оказала бы неоценимую помощь в деле очищения политики.
— Если я и выставлю свою кандидатуру, то это должны быть идеальные выборы, и я не буду участвовать в предвыборной кампании. Я буду тихо сидеть и поручу всё другим. Поэтому если и проиграю, то ничего страшного, но я не хочу участвовать в этой бесполезной и грязной шумихе, которая до сих пор называлась предвыборной кампанией.
— Ваше имя известно во всей стране, и вы определённо будете избраны. В любом случае вы должны выставить свою кандидатуру, профессор. Мы все просим вас.
— Пока нет. — Внезапно он заторопился.
— Если машина уже здесь, я, пожалуй, поеду. У меня сегодня ещё деловое свидание и круглый стол.
Окружающие помогли ему одеть плащ, он водрузил на себя свою шляпу и двинулся к двери. В это время к нему подошёл Кёго и представился.
— Моя фамилия Мория. Вы прислали мне письмо в Киото.
— Мория? — Он уставился на него через свои очки, и его лицо неожиданно приняло изумлённое выражение. — Ты!?
— Я должен был приехать раньше, но не смог.
— Так неожиданно. Я поставлен в затруднительное положение, — сказал Тацудзо с раздражением в голосе, но, почувствовав, что на него направлены взоры его поклонников, сказал:
— Ну, хорошо. Пошли, поговорим в машине.
С недовольным и напыщенным видом он пошёл прямо по коридору, демонстрируя своими манерами, что Кёго, естественно, должен последовать за ним. Плащ немножко свисал с его костлявых плеч, и его невзрачная фигура хорошо соответствовала образу кабинетного учёного.
Когда они подошли к машине, Оки молча сел первым. Молодой человек в европейском костюме, секретарь Оки или просто сопровождающий, который, судя по всему, должен будет ехать вместе с ними, вежливо пропустил Кёго и, закрыв за ним дверь, сел рядом с водителем. Машина тронулась с места, оставив позади провожающих Оки людей.
— Оно, — обратился он к сидящему рядом с водителем молодому человеку. — Ты говоришь, круглый стол начинается в шесть часов?
— Совершенно верно, профессор.
— Мне нужно поговорить с этим джентльменом до этого времени. Ты можешь найти нам комнату в вашей компании, где нас не потревожат?
Кёго подумал, что Оно, должно быть, является сотрудником газеты, которого послали привезти Оки на круглый стол.
— Вам подойдёт приёмная комната?
— Великолепно, — коротко ответил Оки и стал молча смотреть в окно.
Уже наступил вечер, и тени деревьев и прохожих вытягивались вдоль тротуаров. Кёго пытался начать беседу.
— Я прошу прощения, что я не сообщил о своём приезде, но я увидел в газете объявление о вашей лекции и решил, что смогу встретить вас в аудитории, поэтому и приехал неожиданно.
— Ничего, — туманно ответил Оки тоном, показывающим, что он не хочет вести здесь беседу.
— Мы поговорим, когда приедем в редакцию газеты. Нам ничего не помешает.
— Извините, что я приехал, когда вы так заняты.
Кёго всё ещё не мог поверить, что сидящий рядом с ним человек был первым мужем его жены. Он не мог представить их вместе, это было бы слишком невероятно. Однако, как он и ожидал, невозможно противостоять силе реальности. Тацудзо Оки с первого раза произвёл на него впечатление человека, пользующегося влиянием в научном мире. Кёго был незнаком с этим миром, но что его прежде всего поразило, так это его самонадеянная убеждённость в праве навязывать свой авторитет даже за пределами очень ограниченной области, в которой он его завоевал. Его высокомерное молчание, возможно, не было связано с личностью самого Кёго. Оки просто был не в состоянии избавиться от чувства своей важности, которую он приобрёл в своей специальной области, даже тогда, когда он имел дело с людьми, не имеющими к ней никакого отношения.
Кёго не был слишком обижен, ибо в поведении Оки он не нашёл ничего необычного. Когда в Японии были солдаты, они вели себя по-солдатски в любой ситуации, так же как и монахи со своим монашеским поведением. По мнению Кёго, причина этого была в бедности. Если Тацудзо Оки вынужден навязывать свой профессорский авторитет людям, не имеющим отношение к академическому миру, то ничего не остаётся, как снять перед ним шляпу и пропустить его вперёд. Он не был свободен в своих действиях и в этом заслуживал сочувствия.
В приёмной комнате редакции газеты отсутствовали какие-либо украшения за исключением, может быть, грубоватой фарфоровой пепельницы на столе, за который они сели напротив друг друга. От гула работающих прессов слабо вибрировали пол и стены. Теперь они представились друг другу официально.
Похоже, что манера Тацудзо Оки вести беседу была различной в зависимости от того, присутствовало ли на ней третье лицо. Сейчас, когда они были вдвоём, он расслабился и довольно дружелюбно улыбнулся Кёго.
— Я хотел поговорить с вами о Томоко.
Кёго покорно склонил голову.
— Я могу только лишь попросить прощения.
— Как Вы намерены поступить? Что вы думаете по этому поводу? — Оки сделал паузу, чтобы закурить сигарету, и продолжал. — вы, наверное, собираетесь с ней встретиться?
Кёго показалось, что он ослышался. Значит, Оки не знает, что Томоко ездила в Киото, и это поставило его в тупик, ибо все его помыслы были направлены только на то, чтобы заступиться за Томоко.
— Я считаю, что у меня нет прав высказывать мнение о Томоко. Я уже не являюсь её родителем.
— Вы не намерены встретиться с ней? — Оки посмотрел на него сквозь свои очки. — Я принял решение, что настало время отдать её назад вам, если вы и она этого пожелаете.
Кёго был поражён и смог ответить только спустя некоторое время.
— Подобная мысль никогда не приходила мне в голову.
— Вы её отец, и эта мысль никогда не приходила вам в голову? Для меня это просто непостижимо.
— Я не думаю о ней, как о моём ребёнке, и сомневаюсь, что Томоко думает обо мне, как о своём отце. Я не знаю, известны ли вам все обстоятельства, но моё положение настолько сомнительно, что я уже не могу считаться живым. Поэтому, может, это и малодушно с моей стороны, но я уверен, что Томоко будет больше всего счастлива, если она продолжит жить со своей матерью.
— Значит, так, — странным тоном произнёс Оки и, замолчав, уставился неподвижным взглядом в окно. — Я, конечно, полюбил её за все эти годы, но сейчас было бы самым правильным отдать её назад Вам.
Кёго промолчал.
— Я не знаю, желает ли этого Томоко, но коль скоро вы вернулись в Японию, разве это возможно, чтобы она продолжала жить в моём доме?
