Про Мутю - Денис Трусов
Мутя отходит чуть-чуть, чтобы посмотреть, как получается со стороны. Артурчик думает о чем-то своем, в большой его голове шагают маленькие черные и маленькие белые шашечки, он все так думает – шашками. Сидит, жмурится, солнышко на него из окна светит. И смотришь на него, и так хорошо делается, хотя вроде ничего и не происходит особого. И Муте вспоминается икона в церкви. Там тоже был человек с кольцом Сатурна на голове и тоже было хорошо смотреть на икону. Как же этот человек назывался? Как они все там называются?
Мутя морщится некоторое время, вспоминая ляпюшины церковные рассказы. Вспоминает-таки и, обрадовавшись, звонко сообщает почти уже задремавшему гордому цыфалу Артурчику:
– Знаешь ты кто? Ты… святой!!!
Мутя и Гуру Поттер
Мутя читает про Гуру Поттера. Гуру Поттер в очках. Когда Гуру Поттера показывали по волюбенькиному компьютеру, он даже оказался ничего таким. Правда, у негона голове не поместилось бы даже пол-Африки, не то, что у Артурчика! Гуру Поттер очень волшебный и умный. Гуру Поттер умеет много волшебственных вещей. И летает на метле. Он много чего умеет делать!
Муте становится все обиднее. С каждой страницей. Чего только удивительного и небывалого не вытворяет этот мальчишка! А Мутя так не может. Даже метёлки дома нету, не говоря уже о компонентах для колдовских зелий.
Мутя садится на ковёр и откладывает книгу. Надула губы и сидит. Только косится скорбно на обложку, где Гуру Поттер размахивает волшебной палочкой. Жалко Муте себя, что она так не умеет. Вот-вот Мутя заплачет.
Но вдруг она улыбается от уха до уха и встаёт на ноги.Приставляет книгу к стене так, чтобы Гуру Поттер еёвидел, корчит наиужаснейшую рожу, высовывая язык чуть ли не до самых бровей. И говорит.
– Бе-бе-бе! Бе-бе-бе! А зато ты на самом деле даже так неможешь!
Мутя и Мария-Марионетта
Ляпюша иногда берет Мутю в церковь. Там Муте повязывают косынку и шикают, шепчут, чтоб не глазела и чтобы не разговаривала. Муте иногда невмоготу как
смеяться приспичивает, тогда она делает вид, что закашлялась, но Старые Ушки всё равно понимают, что она хихикает, и супятся.
Сегодня в церкви тихо, почти нет Старых Ушеk . Ляпуша молится, а Мутя разглядывает икону с Девой Марией. Дева Мария похожа на продавщицу из 118–го магазина, Тётю
Клизму, которая Мутю иногда обсчитывала и обзывала ЗэПээРом. Но, в отличии от Тёти Клизмы, Дева Мария ничего плохого Муте не сделала, поэтому никаких больше
негативных эмоций у неё по этому поводу не возникает.
Смотрит себе, смотрит на икону.
И думает.
– Вот же какая начинка разная у всех! А остальное и не важно ведь. Вернее, важно, вдруг ты будешь похож на бандита какого-то, и тебя вместо него арестуют… Вот бы понять, какая начинка у кого-нибудь, только чтобы почувствовать её какое-то время, как свою. Каково быть Тётей Клизмой, каково быть Девой Марией. А они
пусть бы узнали, каково быть Мутей. И чтобы все люди знали, каково быть другим! И вдруг бы тогда оказалось, что начинка у всех та же? У-у-у… Но всё-таки интересно
было бы побыть кем-нибудь – Волюбенькой, котом Когтей, Девой Марией или даже Тётей Клизмой из 118-го магазина! Мутя, задумавшись как же это – быть другим, начинает ковырять в носу, и тут же получает тугой подзатыльник от Ляпюши и целый колючий букет шиканий и псыканий и вшуршиваний прямо в нос.
Выйдя из церкви на остывающую уже в приходящих сумерках дорогу, Мутя вдруг чувствует это. Больше ни один её жест не будет принадлежать ей. Больше ни одна морщинка не станет её морщинкой на этом отчуждаемом лице. Её не стало. И никакой грусти, никакой страшности.
Потому что прежняя она – клочок позавчерашней газеты, листок позапрошлогоднего календаря, мусор.
Совсем другая.
Мутя и Военная Тайна
Калейдоскопистый муркнул под подушкой, и Мутя поняла, что уже спит. Дождь за окном вдруг застыл, превратившись в длинные прозрачные неподвижные спицы.
Калейдоскопистый очень любит на таких спицах свои разговоры вязать. Мутя нащупывает его под подушкой и говорит:
– Здравствуйте.
Калейдоскопистый уютно ложится в ладошку, он сегодня тёплый и нехитрый. Устраивается поудобнее, щекоча мутину руку и говорит:
– Ты умеешь хранить тайны?
Мутя задумывается. У неё в голове полно чужих тайн, но вот умеет ли она их хранить? Они так и валяются по всей голове пыльными узелками, то тут секрет, то там тайна. Хранить надо ведь на красной подушечке под стеклом, как мощю – скрюченную мёртвую руку, которую Ляпюша показывала в церкви. Но у Мути красная подушечка в голове только одна, а секретов много, к тому же место на подушечке занято. Чем именно или кем, Мутя и сама не знает. Просто невозможно туда ничего положить, всё выталкивается оттуда странным образом.
Калейдоскопистый нетерпеливо муркает в ладошку.
Мутя осторожно сжимает его и говорит:
– Нет, не умею.
– Уф! Вот и прекрасно, значит, я могу тебе доверить Военную Тайну.
Мутя чувствует, как калейдоскопистый мокрым носиком выводит буква за буквой на её ладошке: {censored} Ничего себе, думает Мутя, никогда бы не подумала, что{censored} Калейдоскопистый тонюсенько чихает, и Мутя улыбается все шире и шире, она вдруг понимает, что та красная подушечка всё время только этого и дожидалась, потому-то всё другое и отталкивала.
А теперь на ней {censored}{censored}{censored}{censored}. Что-то не даёт Муте покоя. Она задумывается, поглаживая калейдоскопистого большим пальцем и говорит:
– Но почему же она Военная?
Калейдоскопистый вдруг шныряет в темноту, остается пустая рука под подушкой и оглушительный ливень за окном.
Мутя садится на кровати и сжимает голову. Она думает о Волюбеньке и Володеньке, о неизбежнейшей из неизбежных, она проходится по всем узелкам-секретам в своей голове, развязывая, проверяя в каждом, снова завязывая.
И долго-долго потом бормочет себе под нос:
– А какая-же ещё такая тайна может быть? Военная, военная, военная, военная.
И, как перемирие, к Муте снова приходит сон.
Мутя-надувальщица
Мутя сидит с Ляпюшей на кухне, рядом Когтя, повякивающий и неотрывно следящий за столом – в ожидании, что ему перепадет хоть кусочек от
