Фотограф - Гектор Шульц
Она без сил упала на меня, а я улыбался, гладил её по мокрым от пота волосам, целовал те участки тела, до которых мог дотянуться, и молил всех богов, чтобы этот миг не кончался. Чтобы тепло, чтобы этот невероятный жар грели меня как можно дольше. Я чувствовал, как дрожит Четырнадцатая, и прижимал её к себе, заставляя тихо постанывать. Чувствовал, как успокаивается её сердце, бешено стучащее в груди. Чувствовал, как волшебный миг понемногу сменяется холодной реальностью. Но тепло не ушло. Оно было внутри меня. Оно было на мне. Оно обволакивало меня, несмотря ни на что. И я улыбался. Как влюбленный мальчишка. Как дурак. Потому что я был счастлив. По-настоящему счастлив.
Но ебаная реальность вернулась, когда я вышел от Четырнадцатой утром, выжатый, как лимон, и замер на месте, увидев у подъезда знакомый «Астон Мартин» и меланхоличную Вив, стоящую возле него.
Она криво улыбнулась, дождалась, когда я закурю сигарету, и, открыв пассажирскую дверь, театрально взмахнула рукой. Я скривился, но в машину сел и, когда Вив завела двигатель, вопросительно посмотрел на неё.
– Ну?
– Я же тебя предупреждала, – огрызнулась она, медленно двигаясь по утреннему Стрэтфорд.
– А ты с какого момента стала моей ебаной мамочкой, Вив? – я не остался в долгу и, стряхнув пепел на коврик под ногами, ехидно улыбнулся. – Что ты забыла у её дома? Какое тебе дело до того, с кем я трахаюсь?
– Все вопросы задал?
– Не-а. Ты всю ночь в засаде сидела? Жопу не отморозила?
Вив слабо улыбнулась, а потом, повернувшись ко мне, влепила пощечину. В голове зазвенел ебаный колокол, а я, поморщившись, потер виски. – За что?
– За то, что ты такой охуевший хуй, – рявкнула она. – Для тебя это игры, мудило? Не привязывайся к тем, кого фотографируешь! Еще раз по роже дать?
– Достаточно. Не порть приятное послевкусие, – я откинул голову на подголовник и вздохнул. – Что происходит, Вив?
– Ты влюбляешься, идиот, – процедила она, выруливая на дорогу, ведущую к моему дому. – А это ни к чему хорошему не приведет.
– Почему же? Где в правилах сказано, что я не могу влюбляться? Он мне такого не говорил.
– Он и не скажет, – вздохнула она и, посмотрев на коврик, угрожающе добавила: – Заканчивай гадить в моей машине, пока я тебя не заставила все тут языком вылизать. И я сейчас не о своей пизде, Адриан!
– Прости. Задумался, – буркнул я, опуская стекло и выбрасывая окурок на улицу.
– Задумался… Врезать бы тебе еще раз, – ответила она, останавливаясь возле моего дома. – Тут есть какие-нибудь кафе приличные?
– Полшестого утра, Вив. Какие, блядь, кафе тебе нужны?
– Которые готовят нормальный кофе. Я всю ночь не спала, так еще и тебя поджидала, – хмуро бросила она, глуша двигатель. Я снова помассировал виски и, посмотрев на неё, открыл дверь. – Ты куда собрался? Я еще не закончила корчить из себя мамочку!
– Пойдем. Единственный нормальный кофе тут можно получить в моей квартире.
– Ты о той растворимой хуйне, которую постоянно пьешь?
– Ага.
– Ладно. Для начала сойдет, а потом взъебу тебе мозг как следует.
Пока я гадал о причинах визита Вив и её странных словах, сказанных в машине, она расположилась в моем рабочем кресле у компьютера и с прежней меланхоличной физиономией цедила кофе, который я ей заварил. Справедливости ради я не только всякую растворимую хуйню пил. Лежал у меня в нижнем ящике на кухне и вполне нормальный кофе, варить который надо было в медной джезве[29]. Поэтому спустя полчаса я поднес ей благоухающую на всю квартиру чашечку кофе и, растянувшись на диване, открыл банку пива, после чего внимательно посмотрел на Вив. Но та меня словно не замечала. Она поцеживала кофе, иногда морщилась, однако по-прежнему молчала.
– Вив?
– Отъебись, – буркнула она, косо на меня посмотрев. Затем вздохнула и поставила пустую чашку на стол.
– Сама навязалась, – я зевнул, стараясь выбить её из равновесия, но Вив моего зевка не заметила. – Может скажешь, что хотела, и я лягу спать?
– О, ну конечно, – язвительно ответила она. – Опустошил свои яйца и теперь доволен. Тогда буду краткой. Не влюбляйся в тех, кого фотографируешь, или крепко пожалеешь.
– Почему это? – нахмурился я, закуривая сигарету. Вив подняла руку, и я швырнул пачку ей.
– Я работаю на Него больше, чем ты, и сталкивалась со всевозможной хуетой, Адриан, – буркнула она, чиркая зажигалкой. – Как ты такое говно куришь?
– Молча.
– Понятно.
– Может, избавишь меня от своего пафоса? – огрызнулся я. – Заметь, я не набивался к тебе в гости.
– Ты прав. Извини. Если тебе нравится курить говно, то кури на здоровье, – она затушила сигарету в пустой чашке из-под кофе и, покопавшись в своих карманах, вытащила из них пачку дамских зубочисток со вкусом мяты. – И когда я сказала тебе сегодня утром, что тебе не следует сближаться со своими клиентами, то руководствовалась не завистью и не желанием единоличного обладания тобой, ибо ты редкостный мудило. Мы вроде как коллеги, поэтому я обязана тебя предупредить. Ему, как ты знаешь, глубоко насрать на то, с кем ты и что делаешь.
– Сколько у Него таких, как мы?
– Фотографов?
– Ага.
– Никто не знает. Помимо тебя я видела семь или восемь человек. Трое довольно быстро загнулись, – Вив выпустила дым к потолку и, откинувшись в кресле, тихо вздохнула. – За последние восемь лет ты первый новичок в нашем деле. Слушай, у тебя есть что-то покрепче пива?
– Коньяк. Держу для Него.
– Сгодится, – она поднялась и махнула мне рукой, когда я тоже собрался встать. – Сиди, дорогой. У нас самообслуживание. Одного кофе с тебя было достаточно. Где?
– В холодильнике.