Висенте Бласко - Детоубийцы
Затмъ растянулся на дн барки и уснулъ глубокимъ сномъ, тмъ мертвымъ сномъ, которымъ разршаются острые нервные кризисы, въ особенности посл совершенія преступленія.
IX.
День начался большими превратностями для охотника, которому пришлось довриться опытности П_і_а_в_к_и.
Предъ разсвтомъ, при вбиваніи свай, благоразумный буржуа счелъ полезнымъ обратиться за помощью къ нсколькимъ лодочникамъ, которые много смялись, увидя бродягу, при исполненіи новыхъ обязанностей.
Съ ловкостью, пріобртенной привычкой, они быстро воткнули три кола въ тинистое дно Альбуферы и устроили сверху громадный шалашъ для прикрытія охотника. Затмъ обложили его тростникомъ, чтобъ обмануть птицъ, которыя, доврчиво приближаясь, могли бы принять его за кусокъ тростника среди воды..Чтобы увеличить эту иллюзію постъ былъ окруженъ нсколькими дюжинами чучелъ утокъ и лысухъ, сдланныхъ изъ пробки, качавшихся на поверхности воды, при каждомъ движеніи волны. Издали они были похожи на стаи птицъ, спокойно плавающихъ около тростника.
Довольный тмъ, что онъ счастливо освободился отъ всякаго труда, П_і_а_в_к_а пригласилъ патрона занять мсто. Онъ самъ удалится въ лодк на нкоторое разстояніе, чтобы не вспугнуть дичь и, когда тотъ убьетъ нсколько лысухъ, пусть крикнетъ и онъ соберетъ ихъ на вод.
"До свиданья! Счастливой охоты, донъ Хоакинъ!"
Бродяга говорилъ съ такой предупредительностью и обнаружилъ такую готовность быгь полезнымъ, что добродушный охотникъ позабылъ все свое недовольство его прежней лнью. Хорошо! Онъ позоветь его тотчасъ же, какъ убьетъ птицу. А чтобы не слишкомъ скучать ожиданьемъ, онъ можетъ позаняться състными припасами. Сеньора – жена снарядила его, словно для кругосвтнаго путешествія.
И онъ указалъ на три громадныхъ тщательно закрытыхъ горшка, обильный запасъ хлба, корзину съ плодами и большой бурдюкъ съ виномъ. Мордочка П_і_а_в_к_и задрожала отъ удовольствія, когда ему поручили это сокровище, которое онъ прошлой ночью такъ часто ощупывалъ, сидя на носу лодки. Тонетъ не обманулъ его, сказавъ что его господинъ позаботится о немъ. Спасибо, донъ Хоакинъ! Разъ уже онъ былъ такъ добръ и предложилъ отвдать припасовъ, онъ попробуетъ одинъ два глотка,- не больше – просто такъ, чтобы провести время.
И отъхавъ отъ поста на разстояніе звука голоса, онъ улегся на дн баріки.
День занялся и Альбуфера оглашалась ружейньми выстрлами, усиленными эхомъ озера. Едаа можно было замтить, какъ на сромъ фон проносились стаи птицъ, испуганныя трескомъ выстрловъ. Но стоило имъ только въ своемъ быстромъ полет спуститься на мгновенье на воду, и ихъ встрчалъ градъ пуль.
Донъ Хоакинъ, очутившись одинъ на своемъ посту, испытывалъ волненіе, скоре похожее на страхъ. Онъ видлъ себя покинутымъ поср;еди Альбуферы, внутри тяжелой бочки, поддерживаемой только нсколькими сваями. Онъ не двигался, опасаясь, какъ бы весь этотъ водяной катафалкъ не свалился внизъ и не похоронилъ его въ тин. Вода мягкимъ шелестомъ билась объ обшивку досокъ у самой бороды охотника, и ея постоянный плескъ приводилъ его въ содроганіе. Если все это рухнетъ, думалъ донъ Хоакинъ, онъ скоре, чмъ подоспетъ лодочникъ, пойдетъ на дно лодъ тяжестью ружья, патроновъ и этихъ громадныхъ сапогъ, невыносимо щекотавшихъ ему ноги, увязшія въ разбросанной на дн бочки рисовой солом.
Его ноги горли, а руки мерзли отъ утренняго холода и ледяного ствола ружья. И это называется забавой?… Онъ начиналъ находить мало пріятнаго въ такомъ дорогомъ удовольствіи.
А птицы? Гд эти птицы, которыхъ его друзья убивали дюжинами? Былъ моментъ, когда онъ задвигался на своемъ неустойчивомъ сидніи и дрожа отъ волненія, прицлилея. Вотъ он!… Он спокойно плавали около его поста. Пока онъ размышлялъ, убаюканный утреннимъ холодомъ, он собрались дюжинами, спасаясь отъ далекихъ выстрловъ и плыли около него, въ увренности, что нашли врное убжище. Можно было стрлять, зажмуривъ глаза… Промаха бы не было. Но въ самый моментъ выстрла, онъ узналъ въ нихъ утокъ изъ пробки, о которыхъ забылъ по своей неопытности. Онъ поспшилъ опустить ружье и посмотрлъ кругомъ, опасаясь увидть въ пустынномъ углу насмшливые глаза товарищей.
И онъ снова сталъ ожидать. Въ кого,- чортъ возьми!- стрляли эти охотники, непрестанные выстрлы которыхъ нарушали теперь тишину озера? Вскор посл восхода солнца, ему представился, наконецъ, случай выстрлить изъ своего двственнаго ружья. Три птицы пролетали на самомъ уровн воды. Новый охотникъ дрожа выстрлилъ. Ему представилось, что передъ нимъ громадныя чудовищныя птицы, настоящіе орлы, казавшіяся ему гигантами отъ волненія. Первый его выстрлъ только ускорилъ полетъ птицъ, при второмъ одна лысуха, сложивъ крылья, упала и перевернувшись нсколько разъ, осталась неподвижной на вод. Донъ Хоакинъ вскочилъ такъ порывисто, что его бочка закачалась. Въ эту минуту онъ почувствовалъ все свое превосходство надъ всми. Онъ изумился самому себ, открывъ въ себ свирпость героя, о которой никогда не додозрвалъ раныне.
– П_і_а_в_к_а!… Лодочникъ!… прокричалъ онъ голосомъ, дрожавшимъ отъ волненія. "Одна! Одна уже есть!…"
Въ отвтъ дослышалось только неясное мычаніе изъ туго набитаго рта, неспособнаго произнести ни одного слова… Прекрасно! Онъ соберетъ, когда ихъ будетъ много.
Охотникъ, довольный своимъ подвигомъ, спрятался снова подъ прикрытіемъ изъ тростника, увренный, что теперь онъ сможетъ одинъ покончить со всми птицами озера. Онъ стрлялъ все утро, чувствуя при каждомъ выстрл все большее опьяненіе порохомъ и наслажденіе разрушенія. Онъ стрлялъ, стрлялъ, не обращая вниманія на разстояніе, привтствуя своимъ ружьемъ каждую птицу, даже если она летала подъ самыми облаками. Господи! Вотъ это дйствительно удовольствіе! И отъ этихъ выстрловъ, сдланныхъ наудачу, падала иногда какая-нибудь несчастная птица, жертва рока, спасшаяся отъ выстрловъ боле искусныхъ стрлковъ чтобы погибнуть отъ руки неумлаго.
Во все это время П_і_а_в_к_а оставался невидимымъ на дн лодки. Боже, какой денекъ! Архіепископъ Валенсіи не чувствовалъ бы себя лучше въ своемъ дворц, чмъ онъ въ этой маленькой лодк, сидя на солом, съ громаднымъ кускомъ хлба въ рук, зажавъ въ ногахъ горшокъ. Пусть ему не говорятъ больше о богатств дома С_а_х_а_р_а! Нищета и чванство, пускающія пыль въ глаза бдному люду! Господа изъ города – воть люди, умющіе пожить, какъ слдуетъ!
Первой его заботой было осмотрть три горшка, заботливо обвязанные толстымъ холстомъ до самаго горлышка. Съ котораго начать? Онъ выбралъ и раскрылъ наудачу одинъ и его мордочка расплылась въ блаженную улыбку при запах трески въ томат. Вотъ такъ блюдо! Треска плавала въ красной гущ, такой сладкой и вкусной, что П_і_а_в_к_а посл перваго куска, почувствовалъ, что по его горлу прошелъ нектаръ, боле сладкій, чмъ церковное вино, которое его такъ соблазняло, когда онъ былъ еще ризничимъ.
Этимъ вполн можно насытиться. Никакой нть надобности трогать остальное. Онъ былъ готовъ отнестись съ уваженіемъ къ тайн другихъ горшковъ, не разрушить иллюзій, пробуждавшихся въ немъ при вид ихъ закрытыхъ горлышекъ, таившихъ, вроятно, удивительные сюрпризы. Но однако къ длу. И поставивъ между ногъ пріятно пахнувшій горшокъ, онъ началъ сть съ мудрымъ спокойствіемъ человка, знающаго, что у него впереди весь день и достаточно работы. Онъ лъ не спша, но однако съ такой ловкостью, что послкаждаго опусканія руки съ хлбомъ, уровень въ горшк замтно понижался. Громадный кусокъ то и дло заполнялъ его ротъ, раздувая щеки. Его челюсти работали съ силой и правильностью мельничнаго колеса, а глаза между тмъ внимательно смотрли въ горшокъ, словно изслдуя его глубину, высчитывая, сколько разъ еще нужно ему опустить руку, чтобы переправить все въ свой роть.
По временамъ онъ отрывался отъ этого созерцанія. Господи! Честный, трудящійся человкъ не долженъ забывать своихъ обязанностей, даже и среди удовольствій. Онъ выглядывалъ изъ лодки и, замтивъ приближавшихся птицъ, крикомъ предупреждалъ охотника.
"Донъ Хоакинъ! Изъ Пальмара!… Донъ Хоакинъ! Изъ Салера!"
И указавъ, откуда летятъ птицы, онъ чувствовалъ себя утомленнымъ отъ такой работы и, сдлавъ большой глотокъ изъ бурдюка, возобновлялъ свою нмую бесду съ горшкомъ.
Его господинъ усплъ уложить только трехъ утокъ, а П_і_а_в_к_а уже отставилъ въ сторону первый горшокъ, совершенно опустошенный. Только внизу прилипло къ глинянымъ стнкамъ нсколько маленькихъ кусковъ. Бродяга почувствовалъ угрызеніе совсти. Что останется хозяину, если онъ постъ все? Онъ, П_і_а_в_к_а, больше не будетъ сть! И тщательно обвязавъ тряпкой горшокъ онъ поставилъ его на носу, какъ вдругъ въ немъ пробудилось любопытство и онъ ршилъ от-крыть второй.
Чортъ возьми! Вотъ такь сюрпризъ! Спинка поросенка, сосиски съ самой лучшей приправой, все, правда, было холодное, но съ такимъ вкуснымъ запахомъ сала, что бродяга взволновался. Сколько уже времени, его желудокъ, привыкшій къ блому, невкусному мясу угрей, не испытывалъ пріятной тяжести этихъ чудныхъ вещей, которыя изготовляются далеко за предлами Альбуферы. П_і_а_в_к_а счелъ бы недостаткомъ почтенія къ своему господину, если бы пренебрегъ вторымъ горшкомъ. Со стороны его, голоднаго бродяги, это было бы проявленіемъ неуваженія къ кухн донъ Хоакина. Конечно, охотникъ не разсердится за нсколько лишнихъ кусковъ.
