Пол Боулз - Пустой Амулет
— Tи n’as pas chaud?[23]
Он замедлил шаг, дожидаясь ответа.
«Черт с ним», — подумала она и ответила на вопрос, хоть и не прямо. Вместо «да, мне жарко» сказала просто:
— Жарко.
Тогда он остановился и показал влево на закуток между грудами ящиков, где стояли стол и два стула. Место было полностью накрыто большой вывеской, и этот привлекательный тенистый уголок начинал непреодолимо к себе манить, стоило лишь представить, что можно шагнуть туда и ненадолго присесть.
С навязчивым упорством она обратилась мыслями к матери. Как бы та отреагировала, увидев свою единственную дочь рядом с чернокожим мужчиной в этом маленьком темном убежище? «Если он злоупотребит твоим доверием, помни, что ты сама напросилась. Не надо искушать судьбу. С подобными людьми нельзя обходиться, как с равными. Они этого не понимают».
Принесли «пепси-колу», на удивление холодную, но непривычно сладкую.
— О, — сказала она с благодарностью.
В отличие от Аниты, Секу бегло говорил по-французски. «Как такое может быть?» — подумала она с некоторым возмущением. Поскольку она сознавала, что сама говорит с частыми запинками, завязать беседу было еще труднее. Из-за этих пауз, когда им обоим нечего было сказать, молчание становилось более явным, а для нее — неловким. Уличные шумы — шаги по песку, беготня детей да изредка собачий лай — странно заглушались грудами ящиков и крышей над головой. «Поразительно тихий город», — размышляла она. С тех пор, как они вышли из дома, она не услышала ни единого звука автомобиля, даже вдалеке. Но теперь, прислушавшись, различила далекое попеременное тарахтение и рев мотоцикла — звуки, особенно ей ненавистные.
Секу встал и пошел расплатиться с хозяином. Анита хотела сделать это сама, но было уже поздно. Она поблагодарила его, а затем оба вернулись на улицу, где было как никогда жарко. Самое время спросить себя, зачем она позволила Тому отправить ее с этим нелепым поручением. Лучше бы пошла в кухню и попросила кухарку не подавать жареную картошку. Похоже, эта женщина считала любые блюда из картошки самыми лакомыми, но из той, что росла здесь, можно было делать, пожалуй, только пюре. Анита не раз говорила об этом Тому, но, по его мнению, пюре лишь прибавило бы Джохаре хлопот, да и, скорее всего, она не сумела бы приготовить его как следует, и получилось бы еще хуже, чем сейчас.
Сумасшедший рев мотоцикла, напоминающий вой сирены, слышался теперь гораздо ближе. «Сюда едет, — подумала она. — Только бы успеть дойти до рынка, пока он не примчался». Однажды она покупала с Томом еду и помнила колоннады и столбы. Ни один мотоцикл там не проехал бы.
— Где же рынок? — неожиданно спросила она.
— Прямо, — махнул Секу.
Затем в конце длинной улицы показалась машина, похожая на дракона: она подскакивала и вздымала облако пыли, клубившееся впереди. Даже на таком большом расстоянии было видно, как пешеходы разбегаются с дороги.
Грохот неимоверно усилился. Ей вдруг захотелось заткнуть уши, как в детстве. Махина приближалась. Она ехала прямо на них. Анита отпрыгнула на обочину в тот миг, когда мотоциклист затормозил, чтобы не врезаться в Секу. Слуга даже не нагнулся, уклоняясь от удара. Яркий мотоцикл лежал в пыли, частично прикрывая голые ноги и руки ехавших.
Два почти голых парня встали с красно-желтыми шлемами в руках. Они злобно глянули и заорали на Секу. Анита не удивилась, услышав американскую речь.
— Ослеп, что ли?
— Тебе еще повезло, сукин сын. Мы же могли тебя задавить!
Не обращая на них внимания, Секу шел дальше, и они начали ругаться:
— Деревня! Зазнавшийся ниггер!
Секу с величайшим презрением их игнорировал. Анита шагнула с обочины им навстречу:
— Если уж говорить о том, кого вы могли задавить вашим чудовищным агрегатом, то первой по списку значусь я. Вы ехали прямо на меня. Кажется, это называется «сеять панику»? Вам что, нравится стращать людей?
— Простите, что напугали вас, мэм. У нас и в мыслях не было.
— Не сомневаюсь. — Теперь испуг перерос в негодование. — Я уверена, что в мыслях у вас — одна большая дыра. — Она не слышала извинений. — Вы уехали слишком далеко от дома, друзья мои, и нарветесь на неприятности.
Плотоядный взгляд:
— Да ну?
Она почувствовала, как внутри закипает гнев.
— Да! — закричала она. — Неприятности! И надеюсь, мне еще выпадет случай их увидеть. — Через минуту она сплюнула: — Уроды.
Секу, который ни разу даже не оглянулся на них, теперь остановился и обернулся посмотреть, идет ли она. Как только она догнала его, Секу промолвил, не глядя на нее, что все туристы — невежды.
Когда они добрались до магазина, где продавалась фотопленка, Анита с удивлением обнаружила, что им заведует француженка средних лет. Если бы Анита не запыхалась от злости и волнения, то побеседовала бы с ней — спросила бы, сколько она уже здесь живет и какую жизнь ведет, но момент был неподходящий.
Пока они брели домой по усиливающейся жаре, адской махины больше не было ни видно, ни слышно. Анита заметила, что Секу чуть-чуть хромает и внимательно присмотрелась. Внизу белого халата заметила кровь и поняла, что мотоцикл наехал Секу на ногу. Ее любопытство, похоже, раздражало его, и Аните не хватило мужества попросить показать рану или хотя бы заикнуться о ней.
IXЗа обедом она избегала любых упоминаний о случае с мотоциклом.
— Это ведь не далеко, правда?
— Жарко было, — ответила она.
— Я тут подумал, — наконец сказал Том, — этот дом можно было бы купить за бесценок. Он того стоит. Я не прочь приезжать сюда регулярно.
— По-моему, ты с ума сошел! — воскликнула она. — Ты ведь никогда не смог бы здесь жить. Это всего-навсего временная стоянка без удобств. Да и какую собственность ни купи в странах третьего мира, все равно потеряешь ее раньше, чем заплатишь. Ты же знаешь: благоразумнее снимать жилье. Тогда если начнется сумасшедший дом, останешься независимым.
Джохара встала рядом с ней и предложила еще лукового пюре — подавала она сама.
— Сумасшедший дом начинается не всегда, — сказал Том.
— Всегда! — отрезала Анита. — В таких-то странах? Это неизбежно.
Немного спустя она продолжила:
— ну разумеется, поступай, как тебе угодно. Не думаю, что ты много потеряешь.
Когда ели фрукты, Анита снова заговорила:
— Прошлой ночью мне снилась мама.
— Правда? — равнодушно сказал Том. — Что же она делала?
— Даже не могу вспомнить. Но когда я проснулась, тотчас начала о ней думать. Ты же знаешь, она начисто лишена чувства юмора, но бывает очень остроумной. Помню, как однажды она давала весьма изысканный ужин и вдруг, повернувшись к тебе, спросила: «Сколько тебе лет, Том?» А ты ответил: «Двадцать шесть». Она немного помолчала, а потом сказала: «В твоем возрасте Вильгельм Молчаливый уже покорил пол-Европы». Она произнесла это с таким отвращением, что все за столом прыснули со смеху. Помнишь? Это до сих пор кажется мне смешным, хоть я уверена, что она вовсе не пыталась сострить.
— А во мне такой уверенности нет. По-моему, она играла на публику, хотя сама, естественно, не могла рассмеяться. Ниже ее достоинства. Однако не считала зазорным смешить других.
ХВ другой раз они сидели на полу в комнате Тома и завтракали. Кухарка только что принесла еще тостов.
— Мне бы хотелось проехать пару миль вдоль реки и взглянуть на соседнюю деревню, — сказал Том, махнув кухарке обождать. — Как насчет прогулки? Я могу взять напрокат старый грузовик Бесье. Что ты на это скажешь?
— Я не против, — ответила она. — Дорога ведь прямая и ровная?
— Обещаю, что не заблудимся и не увязнем в песке.
— Ты хочешь посмотреть что-то конкретное?
— Мне просто нужно увидеть что-нибудь новое. Малейшая перемена пробуждает во мне разнообразные идеи.
Договорились съездить на следующий день. Когда Том попросил Джохару приготовить casse-crôuté[24] кухарка оживилась, услыхав, что они собираются в Гаргуну. Сказала, что там живет ее сестра, объяснила Тому, как найти дом, и принесла записку, надеясь, что он передаст.
У маленького грузовика не было кабины. Их овевал встречный ветерок. Поездка ранним утром по берегу реки бодрила. Дорога была совершенно ровная — никаких рытвин или выбоин.
— Сейчас-то хорошо, — сказал Том, — а вот на обратном пути на солнцепеке будет похуже.
— У нас есть топи, — напомнила Анита, взглянув на два пробковых шлема на сиденье между ними. Она взяла с собой мощный бинокль, купленный в прошлом году в Кобэ, и, несмотря на тряску, без устали наводила его на реку, где рыбачили мужчины и купались женщины.
— Красиво, правда? — сказал Том.
— Конечно, гораздо милее с черными телами, чем с белыми.
То был лишь умеренный восторг, но Тому он, похоже, понравился. Ему очень хотелось, чтобы сестра полюбовалась долиной Нигера, но он старался не пропустить поворот налево к Гаргуне.
