Чак Паланик - До самых кончиков
Угроза врезала Пенни под дых. Моник! – пронеслось в голове. Там Моник, одна-одинешенька, беспомощная пленница спальни с вафлями и бутылочкой воды. Ей надо позвонить. Ее надо предупредить. Ведь если раздосадованная толпа запалит дом с четырех углов, Моник сгорит заживо.
В этот миг аккумулятор и решил испустить дух.
Весь долгий рейс от Непала до Нью-Йорка Пенни думала о лучшей подруге. При мысли о Моник – некогда такой живой и задорной, а нынче как каторжник орудующей самотыком (копчиковой костью гомо сапиенса, отлитой из хайтек-полимера) в зашторенной комнате – хотелось разрыдаться. Злосчастная Моник, натершаяся до волдырей и мозолей в известных местах, без сомнения, пребывала в той сумеречной зоне, где наслаждение уступало очередь смерти. Пенни безмолвно молилась древним тантрическим богам, чтобы ее милая сожительница еще дышала.
Коротая время длительного перелета, она делала комплексы самоудовлетворяющих упражнений, которые Баба безжалостно вдалбливала в нее на занятиях. Доведя себя до черты оргазма, замещала щекотку чувств искренней любовью, которую питала к отцу. Нащипав и надергав соски чуть ли не до гипервентиляции, выполнила коммутационный переброс девятого вала страсти на образы котят-абиссинцев.
Изо дня в день старая карга хваталась то за одно, то за другое эротическое оружие. Орудуя грубыми сборками из костей, кремней и перьев, уподобляя их клиньям и рычагам, она достигала самых сокровенных тантрических точек Пенни. А уж обретя доступ, ведьма раз за разом доводила ученицу до умопомрачительного возбуждения, поощряя физический выброс восторга в форме конвульсий и фонтанов непечатной лексики. Потом, по окончании каждого урока, обтирала взмыленное тело Пенни губкой из ароматного мха.
За чаепитием Баба Седобородка разъясняла, что наслаждение представляет собой бессмертную энергию, которой можно управлять, пуская по нужному руслу. Наслаждение, поучала она, тяготеет к тем, кто сознательно тренирует свои воспринимающие органы. Вместе с тем, предостерегала Баба, его нельзя собирать или хотя бы удерживать в себе. Энергия должна пройти насквозь, в противном случае тебя ждет верная гибель.
Потрясая бараньим рогом, чьи свойства она дополнительно усилила, инкрустировав кость кремнистыми голышами и натерев возбуждающими мазями, колдунья укладывала Пенни обратно, приговаривая:
– Отдохнули и хватит, пора бы за учебу, голубка моя…
Круг замыкался. Сто тридцать шесть дней в Париже познакомили Пенни с наслаждением без любви. А недели уединения в сыром вертепе горной ведьмы научили ее, что ярчайший экстаз способен мирно сосуществовать даже с самой сильной привязанностью. Пенни сама изумлялась глубине той симпатии, которую испытывала к секс-ведунье. Вернее, изумилась – потому что произошло это один раз, зато в самый последний день, тем утром, когда она, проснувшись на коммунальном ложе из сушеного растительного материала, поняла, что настало время возвращаться в широкий мир.
Пенни на скорую руку позавтракала кашей из местных змей грубого помола, упаковала скудные пожитки в удобный, ноский овечий пузырь. Она так много времени провела совсем голой, что брючный костюм от Нормы Камали показался странным и чужим. Встав на колени, чтобы тихонько поцеловать спящую Бабу, Пенни начала нелегкий спуск по предрассветным обрывам Эвереста.
Сейчас, одиноко сидя в салоне арендованного реактивного самолета, с ног до головы обверсаченная по последней моде, Пенни попивала чай с молоком диких яков, заваренный на собранных ламией веточках. Заглянула в мейл-бокс и обнаружила, что слушание по ее делу о патентах назначено на ближайшие дни. Первым шагом в боевых действиях против Макса должен стать иск, оспаривающий эксклюзивность его прав на конструктивные решения. Максвелла надо вызвать на открытую схватку, а именно на публичный судебный разбор. Проигрыш дела означал гибель. Впрочем, смерть внушала ей не страх, а надежду, что когда-нибудь она вновь встретится с Бабой Седобородкой, на сей раз для вечного наслаждения.
А если она, Пенни Харриган, выиграет эпохальное сражение? Что ж, если выиграет и если мир полностью очистится от паутины Вклинуса, то Пенни сама сможет начать ту жизнь, которую вела древняя пустынница: в уединении пещеры будет изобретать бесконечные способы самоудовлетворения и передавать опыт ученикам.
По возвращении в Верхний Ист-Сайд выяснилось, что парадная, морозно-узорчатая дверь нью-йоркского особняка стала жертвой хулиганского произвола. Орудуя алым аэрозолем, какой-то грамотей полуметровыми буквами вывел: «Пенни Харриган сосет в аду!» Размашистая надпись не пощадила и элегантный каменный фасад по обеим сторонам косяка. Потеки вызывали в памяти фильмы ужасов с их визуальными спецэффектами. Взойдя по ступенькам, Пенни увидела, что беломраморное крыльцо завалено мягкими игрушками в тапочках от Сальваторе Феррагамо. Мордочки кукол-лоскутушек были прошиты стежками с таким расчетом, чтобы напоминать черты лица Пенни. Чьи-то умелые руки наделили их теплыми карими глазками и пухлым розовым ротиком. И все бы хорошо, но впечатление портили рваные раны и торчащие спицы, которыми те же руки нашпиговали ватные тельца. Всхлипнув от накативших эмоций, Пенни зябко передернула плечами. Гадать нечего: это куклы вуду.
Среди вороха зловещих артефактов нашлись разлагающиеся тушки куриц с перерезанным горлом и заляпанными кровью перьями. Остекленевшие глаза укоризненно смотрели на Пенни. Птиц принесли в жертву непосредственно на ее крыльце. Порог собственного дома превратился в алтарь непримиримой ненависти. Привлеченные кровью, по трупикам ползали старые знакомые – надоедливые черные мухи. Многие их товарки роились и над оплывшими остатками свечей.
Со всех сторон доносился вой пожарных машин. Небо потемнело от дымных столбов, гарь забивала глотку, не давая вздохнуть. Над головой деловито прошуршала ракета; вычертив пологую дугу, она скрылась за небоскребами Мидтауна, где вскоре что-то ухнуло. По неизвестной причине город превратился в зону боев.
Пенни немедленно подумала о Моник.
В момент осады особняка та наверняка находилась наверху. Заботливое участие мигом вытеснило страхи, и Пенни дала пинка гротескному натюрморту. Замок поддался ключу без возражений.
Теперь каждый шаг сопровождался хрустом осколков под мини-шпильками от Кейт Спейд. Вандалы выбили окна; их боеприпасы – булыжники в газетной обертке со злыми надписями – там и сям выглядывали из стеклянного боя. Хорошо еще, крепкие решетки из заказной бронзы не позволили нападавшим проникнуть в дом собственной персоной.
Перемахивая через три ступеньки зараз, Пенни взбежала на второй этаж, крича на ходу:
– Мо? Мо? Ты в порядке?
Она пожарным топором выбила дверь в спальню подруги, где и обнаружила ее полумертвое тело. Некогда веселая и беззаботная как птичка, Моник лежала поперек загаженного матраса в облаке вони от прокисшей слюны и фруктовых вафель. Пенни тут же взялась выхаживать соседку по дому, отпаивая ее лишайниковым чаем. Судя по запекшимся, потрескавшимся губам, та едва не скончалась от обезвоживания. Слава богу, батарейки «До самых кончиков» сдались первыми! Все хорошо, что хорошо кончается, и Пенни, облегченно переведя дух, принялась растирать отощавшие конечности еле мычащей страдалицы мазью из орлиных гонад и нутряного жира лапландского оленя.
Наварив горшок похлебки из ферментированного костного мозга с яйцами ржанки, она с ложечки кормила покалечившуюся девушку. Когда немощная товарка попыталась что-то сказать, Пенни поспешила ее успокоить, приговаривая:
– Ничего-ничего, бывает. Не кори себя: ты стала жертвой примитивных удовольствий, устоять перед которыми могут лишь специально обученные женщины.
Пенни на руках отнесла голодную полупарализованную подругу в домашний кинотеатр, где усадила в комфортабельное кресло. Как и в тот раз, когда юные леди смотрели репортаж с церемонии награждения, Пенни разогрела попкорн и щедро заправила его солью с маслом. Пальцем проталкивая одно вздутое зернышко за другим, она неторопливо кормила Моник, не сводя глаз с экрана, где шел новостной блок Си-эн-эн.
Семидесятидвухдюймовая плазма сверхвысокой четкости развернула панораму глобального хаоса. Теперь мало кого интересовали войны или природные катаклизмы, все и вся подавил эффект «До самых кончиков». На сцену стремительно меняющегося мира полезли мужчины, которые шагали по головам, захватывая себе новые роли. Большинство, впрочем, вело себя пассивно.
Чуть ли не быстрее всех сориентировались самопровозглашенные интим-тренеры, которых окрестили донжуанерами. Эта новая порода торговцев внушала публике, что женщины, уступившие чарам «До самых кончиков», не будут рады традиционным мужским поползновениям. Зато стоит вооружиться «Палкой-выручалкой» (артикул 3447), и прекрасный пол уже не обойдет тебя вниманием. Из правил съема пропал рекомендованный список служебных фраз типа «Хотите, познакомлю с моим трудолюбивым другом?»; вместо него советовали обронить: у меня-де припрятан особо редкий, коллекционный ДСК. И вообще, любой мастер-самоделкин, знакомый с дрелью или бензопилой, запросто освоит «Трясуна» или «Влюбленного удава». Вот почему многие уволенные нашли себя, подавшись в коробейники с демонстрацией товара на дому.
