Чарльз Буковски - Музыка горячей воды
Я сел у входа, а через пару табуретов от меня сидела эта девушка. Одна сидела, а еще четверо-пятеро мужчин и женщин расположились у другого конца стойки. Там с ними болтал бармен, смеялся. Просидел я так минуты три-четыре. Бармен по-прежнему болтал и хохотал. Терпеть не могу это мудачье — пьют сколько влезет, чаевые получают, им перепихоны достаются, ими восхищаются, вообще все у них есть.
Я вытащил пачку покурки. Выколотил сигаретку. Спичек нет. На стойке тоже нет. Я посмотрел на дамочку.
— Прошу прощения, огоньку не найдется? Она раздраженно залезла в сумочку. Вытащила книжку спичек, швырнула, не глядя на меня.
— Оставьте себе, — сказала она.
У нее были длинные волосы и неплохая фигура. Сидела в шубке «под мех» и меховой же шапочке. Я видел, как она закидывает голову, затягиваясь. Выдыхала так, словно и впрямь что-то соображает. Из тех, кого хорошо ремнями пороть.
Бармен на меня по-прежнему ноль внимания.
Я поднял пепельницу фута на два над стойкой и уронил. Подействовало. Он подошел, скрипя половицами. Здоровый, может, шесть-два, фунтов 265. На пузе жирок отложился, но плечи мощные, мощная голова, могучие ручищи. На вид тупой, но симпатичный, пьяная прядка на глаз сбилась.
— Двойной «Катти Сарк» со льдом, — сказал я.
— Хорошо, что пепельницу не разбил, — сказал он.
— Хорошо, что услышал, — ответил я. Половицы заскрипели и застонали, когда он пошел делать мне выпивку.
— Надеюсь, не малинку мне смешает, — сказал я девушке в ложнонорке.
— Джимми хороший, — ответила она. — Джимми такого не делает.
— Никогда не встречал хороших парней по имени Джимми, — сказал я.
Джимми вернулся с моим стаканом. Я сунул руку в бумажник и бросил на стойку 50 долларов. Джимми поднял, посмотрел на свет и сказал:
— Бля!
— В чем дело, мальчик? — спросил я. — Никогда не видел пятьдесят долларов?
Он отошел, кряхтя половицами. Я отхлебнул. Нормальный такой двойной.
— Парнишка ведет себя так, будто раньше никогда не видел пятидесяти долларов, — сказал я девушке в меховой шапочке. — А у меня с собой всегда только пятьдесят долларов.
— Сколько же в вас говнища, — ответила она.
— Отнюдь, — сказал я. — Я посрал минут двадцать назад.
— Подумаешь…
— Могу купить все, что можете предложить.
— Я не продаюсь, — сказала она.
— В чем дело? У вас там замок? Если да, не волнуйтесь, ключа никто не попросит.
Я еще разок дернул.
— Выпить хотите? — спросил я.
— Я пью только с теми, кто мне нравится, — ответила она.
— А вот теперь из вас говнище лезет, — сказал я. «Ну где же бармен с моей сдачей? — подумал я.
Что-то не спешит…»
Я уже собирался еще раз уронить пепельницу, когда он вернулся, треща деревом под тупыми ногами.
Положил сдачу на стойку. Я посмотрел, едва он собрался уйти.
— ЭЙ! — заорал я. Он развернулся:
— Что такое?
— Это сдача с десятки. Я тебе дал пятьдесят долларов.
— Ты мне десятку дал… Я обратился к девушке:
— Послушайте, вы же видели, правда? Я дал ему пятьдесят долларов!
— Вы дали Джимми десятку, — сказала она.
— Что это за хуйня? — спросил я. Джимми двинулся прочь.
— Тебе это с рук не сойдет! — заверещал я ему вслед.
Он даже ухом не повел. Дошел до компании на том конце стойки, и они опять принялись болтать и смеяться.
Я сидел и думал. Девушка рядом, закинув голову, выдула носом султан дыма.
Можно разбить зеркало за стойкой. В другом месте я уже так делал. Но все равно сомнительно.
Я что, сдаю позиции?
Этот гондон меня прилюдно обоссал.
Его спокойствие нервировало больше, чем габариты. У него что-то еще в рукаве. Берданка под стойкой? Он хотел, чтоб я сыграл ему на руку. У него все тут свидетели…
Я не знал, что делать. У выхода была телефонная будка. Я встал, дошел до нее, бросил монету, набрал случайный номер. Сделаю вид, что звоню корешам, и они сейчас подскочат и разнесут заведение в щепки. Послушал гудки на другом конце. Потом они прервались. Ответила женщина.
— Алло, — сказала она.
— Это я, — ответил я.
— Ты, Сэм?
— Нуда, да, слушай…
— Сэм, такой ужас сегодня был! Кучеряшку сбило машиной!
— Кучеряшку?
— Нашего песика, Сэм! Кучеряшка умер!
— Ладно, слушай! Я в «Красном глазе»! Знаешь, где это? Хорошо! Бери Левшу, Ларри, Тони и Большого Анджело и давайте сюда! Ясно? Да, и Кучеряшку прихвати!
Я повесил трубку и остался сидеть в будке. Может, в полицию позвонить? Но понятно же, что будет. Все поддержат бармена. А меня заберут в трезвяк.
Я вышел из будки и вернулся к табурету. Допил. Потом поднял пепельницу и швырнул, посильней. Бармен посмотрел на меня. Я встал, вытянул руку и ткнул в его сторону пальцем. Затем повернулся и вышел на улицу, а мне в спину несся хохот его компании…
Я зашел в винную лавку, взял две бутылки вина и отправился в «Отель Хелен» — через дорогу от того бара, где только что был. У меня в этой ночлежке жила подруга — такая же алкашня, как и я. На десять лет меня старше, она там работала горничной. Я поднялся пешком на второй этаж, постучал, надеясь, что она одна.
— Крошка, — звал я ее из-за двери, — у меня неприятности. Меня наебали…
Дверь открылась. Бетти была одна и пьянее меня. Я вошел и закрыл за собой дверь.
— Где твои стаканы?
Она показала, я распечатал бутылку и налил нам. Она сидела на кровати, я — на стуле. Бутылку я передал ей. Она закурила.
— Ненавижу эту дыру, Бенни. Почему мы больше не живем вместе?
— Ты начала бегать по улицам, крошка, я просто с ума сходил.
— Ты ж меня знаешь.
— Нуда…
Бетти вытащила изо рта сигарету и рассеянно сунула ее в постель. Я заметил дымок. Подошел и поднял ее руку. На комоде стояла тарелка. Я взял и принес ей. На тарелке засохла какая-то еда, похоже на тамале. Тарелку я поставил на кровать рядом с Бетти.
— Вот тебе пепельница…
— Ты же знаешь, я по тебе скучаю, — сказала Бетти.
Я допил стакан, налил еще.
— Слушай, меня через дорогу обсчитали с пятидесяти долларов.
— А откуда у тебя взялось пятьдесят долларов?
— Не бери в голову, появились. Этот сукин сын недодал мне сдачу…
— А чего ты ему не дал в морду? Испугался? Это Джимми. Бабы его обожают! Каждую ночь, как бар закроется, выходит на стоянку и поет. А они стоят вокруг и слушают, а потом одна какая-нибудь с ним домой едет.
— Вот кусок говна…
— В футбол играл за Нотр-Дам.
— Да что за срань? Ты на него тоже западаешь?
— Я его не перевариваю.
— Это хорошо. Потому что я счас пойду и рыло ему начищу.
— По-моему, ты боишься…
— Когда-нибудь видела, чтоб у меня очко играло?
— Я видела, как оно у тебя несколько раз проигрывало.
На это замечание я ничего не ответил. Мы бухали дальше, и беседа наша отвлеклась на что-то другое. Я ее особо не помню. Бетти — когда не бегала по улицам — была вполне доброй душой. Здравая, но попутанная, понимаете. Спилась окончательно. Я, к примеру, мог на день-два завязать. А она нет.
Грустно. Мы разговаривали. Между нами было такое понимание, от которого нам друг с другом было легко. Потом настало 2 часа ночи. Бетти сказала:
— Иди посмотри…
Мы подошли к окну, и внизу, на стоянке, был Джимми. Пел, конечно. Его слушали три девушки. Все очень смеялись.
Главным образом насчет моих 50 долларов, подумал я.
Потом одна села с ним в машину. Остальные две ушли. Машина минутку постояла на месте. Зажглись фары, заработал мотор, и он уехал.
Вот пижон, подумал я. Вот я фары не включаю только после мотора.
Я посмотрел на Бетти.
— Этот гондон и впрямь думает, что он ого-го. Я начищу ему рыло.
— У тебя кишка тонка, — ответила она.
— Слушай, — спросил я, — а у тебя под кроватью бита еще лежит?
— Ну, только я не могу с нею расстаться…
— Еще как можешь, — сказал я, отдавая ей десятку.
— Ладно. — Она выудила бейсбольную биту из-под кровати. — Надеюсь, выбьешь хоумран…
На следующую ночь в 2 часа я ждал на стоянке подпирал стенку бара, притаившись за здоровенными мусорными баками. С собой у меня была бейсбольная бита Бетти — старая «Особая Джимми Фокса»[34].
Ждать пришлось недолго. Появился бармен со своими девушками.
— Спой нам, Джимми!
— Спой нам свою какую-нибудь!
— Ну… что ж, ладно, — ответил он.
Снял галстук, сунул его в карман, расстегнул воротничок, задрал голову к луне.
Я человек, которого ты ждешь…
Я человек, которому даешь…
Я тот, кто не ведет поебкам счет…
Я тот, кого ты просишь: вставь еще…
…и еще…
…и еще…
Три девушки зааплодировали, засмеялись и столпились вокруг него.
— Ой, Джимми!
— Ох, ДЖИММИ!
Джимми сделал шаг назад и оглядел девушек. Те ждали. Наконец он произнес: