Алексей Дунаевский - Полюби меня красного

Короче говоря, добазарились мы с Джимми до того, что я представил на рассмотрение следующий умиротворяющий всех план: хер с ним, с рунульдой, надо сменить обстановку, отъехать подальше от магазинов с пабами, подышать свежим воздухом и полюбоваться сельским пейзажем. Следует отметить, что мне немного поддакнул Белыч, смертельно уставший от чтения и в глубине души надеявшийся, что в английской глуши он не встретит такого обилия печатных разъяснителей (как же он заблуждался на сей счет!). Джону же все было явно по барабану. Вот и ладушки.

По истечении часа езды по шоссе в никуда (привет, Дэвид Линч!) мы наконец-то остановились в чистом поле. Соратники по традиции тут же выскочили наружу, оставив меня разбираться с паком относительно оплаты его «труда». А теперь поверьте на слово: посмотрев на пака, я понял, что ему стало стыдно. Точнее, несколько не по себе. На счетчике красовалась цифра 75.25, но кто ж ему столько заплатит? Я, что ли? Тогда пак выдвинул следующий проект: 50 с учетом новогоднего тарифа. В итоге он получил от меня 43 за неимением большего, но, как ни странно, тут же предложил свои услуги на предмет нашего возвращения назад. Теперь-то он уже знает дорогу и не накатает лишнего.

Выслушав паковы уверения, мы пообещали вспомнить о нем, идиоте, когда прочитаем некролог о его смерти в газете, и тут же забыли о произошедшем, как о дурном сне. А зря, так как нам предстояло испытать нечто почище невезения, связанного с лицензированным дураком за рулем.

Как я уже сказал, высадились мы в чистом поле перед табличкой, извещавшей о том, что мы в Каррингтоне. Но где же он, этот святой для каждого болельщика «МЮ» населенный футболистами пункт? Хер его знает.

Однако шлагбаум, преграждавший дорогу, расположенную на отдалении, вселял некоторую надежд у. Раз дорога одна, значит, она ведет туда, куда нужно. Забегая вперед, отмечу, что предположение это было правильным.

Тем не менее Джимми решил поиграть со мной в кровососа. Сначала он стал обсирать все окрестности, которых, собственно говоря, здесь и не было. Одно лишь чисто поле (вытоптанное и засранное коровами и лошадьми) по бокам да полуразвалившаяся дорога, ведущая в никуда.

Действительно, складывалось впечатление, что, пройдя по ней до конца, мы выйдем к морю. В то же время свернуть направо или налево не представлялось возможным, так как по обеим сторонам дороги были вырыты канавы, а возвращаться назад еще не приспичило. Поэтому мы устремились вперед под завывания Джимми, разглядевшего вдали газонефтепроводы и соответствующие им металлические шарообразные сооружения, плохо сочетавшиеся с моими рассуждениями о сельском пейзаже с овечками и холмами.

Дикое количество говна, которым была завалена дорога на всем ее протяжении, также не добавляло веселья, а лишь усугубляло раскольническую деятельность Джимми, находившего все новые и новые приметы необитаемости данной территории.

Примерно через сорок минут пути к завывающему Джимми, который начал пить мою кровь открыто, присоединились Белыч и Джон. Правда, в отличие от злобствующего клыкастого Джимми, они стали издеваться над моим проектом «Увидеть Каррингтон и умереть», хохоча до упаду. Не могу утверждать на все сто, но кто-то из них даже пару раз падал со смеху, а дорога, как вы помните, была завалена сами знаете чем.

По прошествии часа ходьбы, прямо противоположной спортивной, мы увидели вдали строение, напоминающее громадный ангар или здание аэропорта. Приблизившись, мы поняли, что это все-таки не аэродром, а нечто совсем иное, так как никакими самолетами здесь и не пахло.

Сразу же за первым ангаром возник второй, затем третий, и все они смутно напомнили мне армейские склады в Чехословакии, где я когда-то служил в оккупационных войсках. Только сделаны они были почему-то из стекла, сверкавшего на солнце.

И только подойдя совсем близко к первому из этих огромных сооружений, мы увидели красующееся перед ним футбольное поле, за которым следовало еще одно и так далее. Дальше — еще интереснее. Сразу же за третьим из представших нашему взору крытых манежей футбольные поля пошли не просто одно за другим, а как бы одно к другому, занимая бескрайнюю территорию, уходившую от нас на запад и север. Джимми слегка приумолк, но ненадолго, так как ни одного человека на этих полях не было видно.

А я-то обещал соратникам, что раз в систему «МЮ» входит целых шестнадцать команд различных возрастов, то хоть одну-то из них мы точно увидим. Хера с два! Ни души! Джимми, ясное дело, резко оживился, набросившись на меня с обвинениями, — разумеется, его доконала необитаемость Каррингтона, преподнесенного ему как человеческий муравейник. Я в меру сил продолжал огрызаться, заметив по ходу, что Белыч с Джоном постепенно утратили способность потешаться над обстоятельствами.

Наконец показались ворота. Причем открытые настежь! Слава богу, есть все-таки в жизни правда! Вот она, вот она, награда за пережитое! Вперед, канадцы, бежим на поле, нарвем травки на сувениры! Но не тут-то было.

Только мы вошли на территорию базы, как нас окликнули из будки охранники. Мы вежливо выложили свои карты: мол, тащились сюда пешком аж из России, и, будьте любезны, пустите, мы же свои, манкунианские. Однако эти слова не возымели должного эффекта, и охранники так же вежливо попросили нас вернуться обратно на дорогу.

Тогда я задал им резонный вопрос «Как это, как это?», на что охранники опять же вежливо объяснили, что пять лет назад здесь имела место попытка теракта и с тех пор на территорию базы никого не пускают.

В этот момент меня слегка развеселил Джон, решивший опробовать на охранниках свой английский. «А Джон сейчас здесь есть?» — поинтересовался он у охранников, совершенно правильно построив фразу. «Да, — ответили они, — есть и Джон, и Пол, и Ринго». Вот такие вот смешливые суки попались. Однако и этой поганки им показалось мало, настолько они были удивлены нашим визитом. «Да, вот еще что, добры молодцы, — продолжили они, — если не прекратите здесь фотографироваться, мы изымем камеру». (Мою, между прочим.) Фоткались же без конца, как вы догадываетесь, Джон с Белычем…

У Джона вообще за время поездки выработалась странная манера — делать по сто снимков со своим участием. Как правило, в одном и том же месте. Преимущественно вечером или ночью, чтобы получались сплошные квадраты Малевича.

Ладно еще, когда он часами снимал О’Ши, я терпел, но когда он принялся щелкать самого себя возле куч конского навоза, мое терпение лопнуло. Сколько ж я буду оставаться без фотоаппарата из-за разряженных Джоном батареек? Причем в самом начале наших вылазок! Сколько еще будет снимков с изображением Джона на фоне фонарных столбов и обшарпанных стен? И вот теперь стоим на пустынной полуразвалившейся дороге, которую облюбовали местные поклонники верховой езды из-за того, что ездить по ней на машине не представлялось возможным, а Джон все щелкает, щелкает, щелкает.

Как он разъяснил мне впоследствии, это делалось ради разоблачения «33 московских несчастий». Чтобы российские фаны «МЮ» наконец-то поняли, что все его россказни — просто издевательство над здравым смыслом. Какие еще, блядь на хуй, матчи с «Чарльтоном»? Какие такие блуждания по территории базы? Ничего себе отчет о поездке в Манчестер!

Пользуясь случаем, опишу наше посещение каррингтонского Центра верховой езды, расположенного слева от дороги, ведущей к базе. И уже вам решать: где я загнул, а где — чистая правда.

Предложил посетить сие место Белыч, явно неудовлетворенный поведением стражей футбольного порядка и предположивший, что Центр верховой езды может иметь отношение к «МЮ».

А вдруг местные лошади с конями и мулами принадлежат нашим любимым игрокам? А вдруг именно здесь жует травку Скала Гибралтара?[66] Чем черт не шутит? А вдруг в этом центре будет просто интересно потусоваться? С тем мы туда и направились, однако наше продвижение резко затормозил Джон.

Не все знают, что Джон люто ненавидит собак и подчас приписывает им сверхъестественные свойства. На мой взгляд, это его реакция на «Собаку Баскервилей», впитавшуюся в сознание Джона настолько, что он просто почернел, когда в нашу сторону понесся, громко лая, игривый спаниель. Точнее, смесь коккера с мелкой дворняжкой.

Метнувшийся к забору Джон мгновенно выломал доску и размахнулся для удара наповал, но затем предпочел швырнуть ее в недоспаниеля, обратив того в бегство, а сам встал на дороге, всем своим видом показывая, что полностью утратил интерес к Центру верховой езды. И что ни при каких обстоятельствах он не пойдет туда снова.

Тут-то и выяснилось, что собакофобией страдает не один только Джон. В сравнении с ним Джимми просто обосрался от страха. Иначе и не объяснишь выполненный им прыжок через забор, достойный Валерия Брумеля. Ну да ничего, гора Джимминого говна тут же смешалась с конским, и никто ничего не заметил. Кроме меня, естественно.