Валерий Карышев - Москва тюремная

Итог «дня открытых дверей» таков. Приятели Липчанского Авилов и Шаповалов получили за хранение оружия два года лишения свободы условно с испытательным сроком три года. Их товарищ Леднев за хранение наркотиков отделался годом исправительных работ и сразу же был амнистирован. Помощник начальника Бутырки Заболоцкий был удостоен за халатность года исправработ и одновременной амнистии со снятием судимости. А его заместитель Бондарский и вовсе оправдан: он в ту злополучную ночь трудился на так называемом сборном отделении СИЗО и не обязан был следить за преступными контролерами.

И лишь контролеры Савкин и Ерохин, обвиненные в превышении власти и признавшие свою вину, приговорены к реальным срокам наказания — к году лишения свободы каждый. Но они уже отсидели свой год под следствием, и потому суд даровал им свободу. Как лица судимые, работать в тюрьме они уже никогда не будут.

Милиционеры мечтали превратить дело бутырских тюремщиков и их гостей в образцово-показательный судебный процесс. Этого же хотел и начальник СИЗО Александр Волков. Но главные действующие лица отделались, можно сказать, легким испугом. Да новый Уголовный кодекс и не предусматривает для них строгого наказания...

«Коммерсант-Дейли», 20.10.1996 г.

Иван Алексеевич тяжело поднимается из-за стола, подходит к окну, одергивает занавесочку и невидящим взглядом смотрит на пустынную ночную улицу.

— Да и журналисты эти, щелкоперы гребаные, года полтора на каждом углу трубили: коррупция, взятки... Мол — за деньги в тюрьме все можно купить... Ну и хорошо, что можно. Хуже было бы, если бы нельзя. Кому плохо станет, если я зэку пачку чая, спичечный коробок анаши или бутылку водки продам? Они там в камере чифиря себе заварят, водки выпьют, папиросу с анашой по кругу пустят — глядишь, и мозги от долгого сидения за решеткой не закипят. И мысли дурные в голову не полезут: бунтовать, вены себе резать да голодовки устраивать. Да и нам хорошо, потому что выгодно... И все довольны. Как и эти лоботрясы-студенты, которые у нас с тобой водку по ночам покупают. Думаешь, зарплата у охранников высокая? Или льготы какие-нибудь особенные предусмотрены?

ИЗ СПРАВКИ-МЕМОРАНДУМА МВД:

Работа контролера в следственных изоляторах входит в десятку самых опасных для жизни. По оплачиваемости сотрудники следственных изоляторов и ИТУ — на одном из последних мест в системе МВД.

На выцветшие, прозрачно-голубые стариковские глаза вновь наворачиваются слезы. Иван Алексеевич неторопливо достает из пиджачного кармана скомканный клетчатый платок, разворачивает его и, утерев глаза, долго и обильно сморкается. Слушатель сочувственно смотрит на рассказчика и, понимая, что монолог этот затронул самое больное место бывшего вертухая, не задает никаких вопросов.

Иван Алексеевич прячет платок в карман и, с шумом отодвигая стул, усаживается на прежнее место.

— Теперь от старых кадров в Бутырке почти никого не осталось. Прежних контролеров потихоньку убрали, новых поставили: думали, молодые брать не будут. Ага, не будут! Куда больше нашего дерут! Да беспредельничают, чего у наших никогда не случалось. Видят, что арестант, который не сегодня-завтра на суд да на пересылку идет, не в авторитете... Ну, в смысле — не бандит и не вор. Возьмут у него деньги, а потом еще и кинут. Мол — какие деньги? Мы их у тебя при шмоне отмели, как по закону и положено. При нас такого не было... Вон, знаю я одного опера-старлея: пять лет на Бутырке проработал, потом уволился... И что ты думаешь? Уже несколько бензоколонок держит! За какое лавэ, спрашивается?!

— С деньгами везде хорошо! — глубокомысленно заключает напарник.

— Без денег плохо... — в тон ему кивает Иван Алексеевич. — Вон недавно знакомого встретил, на «Матросске» теперь... Знаешь, что там для всех этих бандитов, убийц и прочих «новых русских» придумали? Не знаешь? «Камеры страховой медицины»... Тьфу! Какая-то фирма выкупила «хаты», сделала в них евроремонт... Холодильник, телевизоры спутниковые, микроволновки, душевые. Все удовольствие — пятьсот рубчиков в сутки. Спрашивается — простой работяга, который за драку суда ждет, может себе такое позволить? А эти, кровопийцы и бизнесмены, — могут. Наворуют денег, а потом прохлаждаются с комфортом. И контролеры с них ни копейки не имеют, потому что все, как ты понимаешь, на законном основании, через кассу. А вообще, сам посуди — куда без нас деться? — с неожиданным надрывом вопрошает говорящий. — «Рексам» безработица не грозит, мы везде, всегда будем нужны: коммунистам, националистам, демократам, либералам... Бандиты, воры и убийцы были, есть и будут во все времена. А значит, во все времена будут и тюрьмы. А какая же тюрьма без охраны?! А вообще, если вдуматься — чем мы от арестантов отличаемся? Что они, что мы — за решетками, в вони этой тюремной. Только зэков после суда на пересылку, на этап и на зону. Срок отмотают или амнистии дождутся — и все, вольный человек. А нам по этим коридорам да по лестницам до пенсии топать... Так-то.

ИЗ СПРАВКИ-МЕМОРАНДУМА МВД:

За время работы контролер следственного изолятора в среднем проходит по коридорам от 5 до 9 км.

Напарник Ивана Алексеевича выразительно смотрит на часы — без четверти пять. Старик перехватывает его взгляд.

— Ну все, пошел я. Домой заходить не буду, на вокзал пора. Спасибо, Андрюшенька, что подменить согласился.

Андрей снимает со стенда ключ с биркой номера, идет к выходу. Спустя минуту хлопает дверь, в вестибюль врывается морозный воздух, сквозняк пузырит занавески, шуршит листками приказов на доске объявлений.

Бывший охранник неторопливо одевается, долго не попадая в рукава пальто. Натягивает дешевые нитяные перчатки, поправляет кроличью шапку и, достав из-под стола чемоданчик, направляется к выходу. Андрей предупредительно открывает дверь и, проведя старика на порог, осторожно, словно боясь отказа, спрашивает:

— Иван Алексеевич, а можно у вас об одной вещи узнать?

— Чего ж нельзя? Спрашивай, — поправляя кашне, разрешает тот.

— А почему вы так часто в Питер ездите? Лицо отставного «рекса» мгновенно тускнеет.

— Скажу я тебе. Другому не сказал бы, а тебе скажу. Только между нами — ладно? Сын у меня там, в Питере. Колькой зовут. На тебя чем-то похож.

— Работает? — уточняет Андрей, немного польщенный сравнением.

— Да какое там! — вздыхает Иван Алексеевич. — Сидит он. В «Крестах» он, есть там такая тюрьма. По дурости своей и попал, но мне от этого не легче. На свадьбе у родственницы по пьяному делу в драку полез, саданул какого-то гостя бутылкой по голове, а тот — брык, и помер. Вот мой Колька пятый месяц суда и ждет. Все, что у меня накоплено было, все, что за семь лет на бутырском «спецу» заработал, на поездки да на адвокатов ушло. Да и сына-то бациллой подогреть надо, — незаметно для себя Иван Алексеевич переходит на тюремный сленг. — Я-то нашего брата «рекса» хорошо знаю. Сколько стоит в хорошей камере остаться, сколько надо сунуть, чтобы нужные лекарства в камеру принесли, сколько заплатить, чтобы на «больничку» попасть... Ладно, спасибо, что подменил. Давай, до встречи...

Андрей прочувствованно кивает и, закрыв дверь, направляется в каморку. Проходя через вестибюль, он невольно оборачивается в сторону окна. Сгорбленная фигура Ивана Алексеевича рельефно выделяется на фоне голубоватых сугробов, подкрашенных неверным светом уличных фонарей. Бывший «рекс» идет тяжело, высоко поднимая ноги, чтобы не набрать в ботинки снега, и придерживает от ветра свою поношенную кроличью шапку.

Спустя минуту  силуэт окончательно растворяется в  фиолетовом полумраке декабрьского утра.

ТЮРЬМА МАТРОССКАЯ ТИШИНА, ИЗ № 77/1 «АПЕЛЬСИН»

Лучше простой, но работающий на себя, нежели выдающий себя за знатного...

Служебный подлог, то есть внесение должностным лицом, а также государственным служащим или служащим органа местного самоуправления, не являющимся должностным лицом, в официальные документы заведомо ложных сведений, а равно внесение в указанные документы исправлений, искажающих их действительное содержание, если это деяние совершено из корыстной или иной личной заинтересованности, — наказываются штрафом в размере от ста до двухсот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного до двух месяцев либо обязательными работами на срок от ста восьмидесяти до двухсот сорока часов, либо исправительными работами на срок от одного года до двух лет, либо арестом на срок от трех до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет.