Валерий Карышев - Москва тюремная
— Руки в форточку! — последовала следующая команда. — Кому сказано — в форточку!
Незнакомый офицер не говорил, а кричал — гортанно и резко, едва не срываясь на истерику. Внутреннее волнение переплавлялось во внешний накал.
Смертник послушно высунул в «кормушку» кисти рук — спустя секунду на них защелкнулись наручники.
— Отойти от двери!
Через несколько секунд в тесную камеру ворвалось трое — тот самый капитан, двухметроворостый вертухай с резиновой дубинкой на изготовку и невысокий, полнеющий мужчина в форме майора внутренней службы.
Наручники мгновенно перестегнули за спину. Во рту смертника сделалось прохладно и мерзко, словно он полчаса сосал дверную ручку. Сейчас его выволокут из этой камеры в коридор и потащат туда, откуда никто никогда не возвращался. И все — и эта камера, и железная дверь с «кормушкой», и прутья окна исчезнут для него навсегда...
— Давай, ты ведь мужчина, — веско проговорил капитан.
Головкин взглянул на вошедших диким взглядом затравленного животного.
— Я... я не хочу, — пробормотал он.
Неожиданно пронзительно засосало под ложечкой, внизу живота булькнуло, и смертник почувствовал в промежности что-то мокрое и горячее. На пол с тихим журчанием потекла моча.
— И этот обоссался, — задумчиво проговорил майор.
Смертник словно не расслышал этих слов. Втянув голову в плечи, он повторял, словно заведенный:
— Я не хочу... не хочу...
Резиновая дубинка вертухая тупо уперлась ему в живот.
— Давай, — тихо, но зловеще сказал капитан. — Это не так страшно...
На ватных ногах смертник сделал несколько шажков вперед — вертухай предусмотрительно встал позади.
Коридор, лязг открываемых переборок, еще один коридор, и — дверь.
Пол квадратной камеры был вымощен крупной кафельной плиткой. Ни стола, ни параши, ни зарешеченного окошка. Забранный в решетку плафон, желоб для слива воды, идущий к дыре в углу. В стену слева было вделано массивное металлическое кольцо — почти такое же, как в гараже-пыточной. Наручники пристегнули к кольцу, и капитан произнес ободряюще:
— Обожди, сейчас за тобой придут...
Уткнувшись влажным от пота лбом в шершавый бетон стены, Головкин застыл в ожидании. Он не мог видеть, как капитан с водянистыми глазами бесшумно извлекает из внутреннего кармана загодя снятый с предохранителя пистолет Марголина...
Вытянутая рука с пистолетом отбрасывала на кафель пола причудливую, зловещую тень, и смертник, стоявший у стены с опущенной головой, заметил ее и тоненько вскрикнул.
Но уже спустя мгновение крик этот перекрыл негромкий хлопок выстрела...
Уголовное дело № 18/58373-86
Начато: 21.04.1986 г. Окончено: 19.11.1994 г.
Согласно приговору (реш. суда № 1011 от 19.11.1994 г.) осужденный ГОЛОВКИН С. А. приведен в исполнение 05.03.1995 г.
Дежурному следственного изолятора
№ 48/2 ГУВД г. Москвы
Согласно внутренней инструкции 1172 приговор по реш. суда № 1011 от 19.11.1994 г. приведен в исполнение.
Время исполнения: 11 час. 37 мин. Исполнитель: капитан внутренней службы ... Врач: майор мед. службы ...
Начальник смены (подпись) капитан внутренней службы...
СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ
Смерть Головкина С. А. наступила в 11 час. 37 мин. вследствие проникающего огнестрельного ранения затылочной части черепа с частичным разрушением правого полушария головного мозга.
Зафиксирована остановка дыхания и прекращение сердечной деятельности.
Майор мед. службы (подпись)
Дата: 05.03.1995 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Когда-то давным-давно в одной далекой стране перед высоким судом предстал подсудимый. Его обвинили в самых тяжких нарушениях закона, но состав преступления явно отсутствовал. Следствие не смогло доказать ни единый преступный эпизод с его участием, но подсудимого тем не менее приговорили к исключительной мере наказания.
И народ приветствовал такое решение. Когда же свидетелям того суда было предложено выбрать, кого помиловать: или его, заведомо невиновного, или уголовника, запятнавшего себя человеческой кровью, народ решил помиловать уголовника. Убийства, грабежи и кровопролития оказались понятными, близкими каждому, а потому заслуживающими прощения.
А невиновный отправился в камеру смертников...
Подсудимый, приговоренный к исключительной мере наказания, известен в мировой истории как Иисус Христос. Наверное, суд над ним стал одним из первых задокументированных фактов вынесения несправедливого приговора. Осужденный был казнен через распятие на кресте вместе с двумя блатными (по-тогдашнему — разбойниками).
Правда, через несколько дней казненный, как и пророчествовал, воскрес, сильно обескуражив этим и судей, и исполнителей приговора, и народ, кричавший перед судилищем «распни его!»...
Но это уже другая история.
Но, как известно, любая история повторяется дважды: один раз как трагедия, другой — как фарс. Повторяется она и теперь, в России, на наших глазах...
Нам не нужны ни пророки, ни мессии, ни святые, и Христу мы по-прежнему предпочитаем разбойника Варавву.
Мы любим захватывающие истории о ворах, авторитетах и их «бригадах», забывая при этом, что в большинстве случаев любимые нами герои — грабители, вымогатели, насильники и убийцы.
Мы восхищены лидерами бандитских группировок, которые незаметно превратились в наших глазах в национальных героев, став символами лихости, удачи и бесстрашия. И мы втайне завидуем их навороченным джипам, роскошным коттеджам, длинноногим любовницам, поездкам в экзотические страны, не думая, что все это видимое благополучие в большинстве своем достигнуто слезами и кровью ни в чем не повинных людей.
Мы с пиететом толкуем о блатных «понятиях», не зная подчас, что «понятия» эти чаще всего распространяются только на тех, кто их придумал. Обыкновенный же человек для обыкновенного бандита — лох, фраер и потенциальный терпила, который создан лишь для того, чтобы его «развести», «кинуть» или «дербануть».
Но мы почему-то все реже и реже задумываемся: ведь все это не вечно — и джипы, и девки, и коттеджи. Любой, преступивший закон, рано или поздно оказывается на жестком лежаке за толстыми стенами и стальными решетками, в доме без архитектурных излишеств...
Обо всех таких домах, существующих в Москве, мы и написали. О невидимом, но огромном городе в городе.
О Москве тюремной.
Может показаться, что нашему повествованию не хватило объективности. Но ведь мы ставили целью написать не строго документальную книгу, а беллетризованный путеводитель.
Может быть, мы оказались слишком скупы на оценки людей, фактов и событий. Но ведь мы не государственные обвинители, не прокуроры, не судьи и не народные заседатели, а потому не хотим выносить однозначные приговоры.
Однако мы глубоко убеждены: в основе любого преступления лежит иллюзорная надежда безнаказанности. Этой книгой мы еще и еще раз хотели напомнить: любое преступление рано или поздно получит наказание. И всякий, нарушивший закон — и в узкоюридическом его толковании, и в общечеловеческом понимании, — так или иначе может оказаться на месте кого-нибудь из наших героев — фигурантов этого невыдуманного повествования из жизни Москвы тюремной.
