Дженни Даунхэм - Пока я жива (Before I Die)
Зои пристально смотрит на меня: – Ты сегодня забыла принять какое-то важное лекарство? – Нет! – Я хватаю ее за руку, тяну за собой. – Пойдем, я покажу тебе отель, где мы останавливались.
Мы идем по набережной. Песок на пляже усеян каракатицами. Они тяжелые и все в рубцах, словно каждый прилив швырял их друг на друга. Я шучу, что было бы здорово собрать их и обменять в зоомагазине на волнистых попугайчиков, но вообще-то зрелище диковатое. Не помню, чтобы, когда я бывала здесь раньше, мы видели что-то подобное. – Может, такое случается осенью, – предполагает Зои. – Или виновато загрязнение окружающей среды. Планета бьется в агонии и умирает. Считай, тебе повезло, что ты отсюда смотаешься.
Потом Зои говорит, что хочет писать, спускается по лестнице на пляж и присаживается на корточки. Я глазам своим не верю. Вокруг никого, но обычно Зои беспокоится, как бы ее кто не увидел. Ее моча вымывает ямку в песке и утекает. Есть что-то первобытное в том, как она рывком поднимается и шагает ко мне.
Мы стоим бок о бок и любуемся морем. Оно обрушивается на берег и, белея пеной, отступает. – Зои, я так рада, что ты моя подруга, – признаюсь я и крепко сжимаю ее руку.
Мы идем к порту. Я едва не рассказываю Зои про Адама, мотоцикл и о том, что случилось на холме, но мне трудно об этом говорить, да и не хочется. На меня нахлынули воспоминания. Здесь все знакомо: и сувенирная лавка с ведрами, лопатами и стойками открыток, выбеленные стены магазина мороженого и огромный розовый светящийся вафельный рожок на улице. Мне даже удается отыскать дорожку у порта-короткий путь к отелю. – Здесь все изменилось, – делюсь я с Зои. – Раньше все было больше. – Но отель тот? – Ага. – Отлично. Теперь мы можем вернуться обратно?
Я открываю калитку и иду по дорожке. – Хочу спросить, не позволят ли мне взглянуть на комнату, в которой мы останавливались. – О боже! – ворчит Зои и прислоняется к стене, настраиваясь на ожидание.
Дверь открывает женщина средних лет. Она полная и добродушная; на ней фартук. Я ее не помню. – Да?
Я рассказываю ей, что в детстве приезжала сюда каждое лето на две недели; мы снимали семейный номер. – Вы хотите снять комнату? – спрашивает женщина.
Мне это в голову не приходило, но я внезапно понимаю, что безумно этого хочу. – А можно ту же самую?
Сзади по тропинке подходит Зои, хватает меня за руку и разворачивает к себе: – Что ты вытворяешь? – Снимаю комнату. – Я не могу тут остаться, мне завтра нужно в колледж. – Тебе вечно нужно в колледж, – отмахиваюсь я. – И у тебя еще много дней впереди.
Кажется, это прозвучало очень убедительно и, похоже, заткнуло Зои рот. Она садится, прислоняется к стене и смотрит в небо.
Я поворачиваюсь к женщине. – Извините, – говорю я.
Она мне нравится. Она ничуть не подозрительна. Наверно, я сегодня выгляжу на все пятьдесят и хозяйка решила, что Зои- моя несносная дочка-подросток. – Там теперь стоит кровать с балдахином, – рассказывает женщина, – ванна и туалет по-прежнему в номере. – Отлично. Мы его снимем.
Мы поднимаемся за ней по лестнице. Огромная задница хозяйки покачивается из стороны в сторону. Я представляю себе, что было бы, если бы эта женщина была моей матерью. – Вот, пожалуйста, – произносит она, открывая дверь, – мы все полностью переделали. Наверно, вам покажется, что теперь комната выглядит по-другому.
Так оно и есть. Кровать под бархатным балдахином занимает почти всю комнату. Она высокая и старомодная. – У нас частенько останавливаются новобрачные, – поясняет женщина. – С ума сойти! – ворчит Зои.
Так странно снова очутиться в солнечной комнате, где я просыпалась каждое лето. Двухъярусных кроватей больше нет-вместо них стоит столик с чайником и чашками. Но арочное окно выглядит как раньше, и вдоль стены вытянулся все тот же гардероб. – Располагайтесь, – говорит хозяйка.
Зои сбрасывает туфли и залезает на кровать. – Этот номер стоит семьдесят фунтов! – замечает она. – У тебя хотя бы есть деньги? – Мне просто хотелось взглянуть. – Ты с ума сошла?
Я забираюсь рядом с ней на кровать: – Нет, хотя то, что я хочу сказать, может показаться глупостью.
Зои приподнимается на локте и бросает на меня подозрительный взгляд: – Ну,давай рассказывай.
И я рассказываю ей о том лете, когда мы приехали сюда в последний раз. Мама с папой ссорились чаще обычного. Я рассказываю, как однажды мама отказалась завтракать, заявив, что видеть не может сосиски с консервированными помидорами и дешевле было бы поехать в Бенидорм. – Поезжай, – ответил папа. – Как доберешься, пошли нам открытку.
Мама взяла меня за руку, и мы поднялись в номер. – Давай спрячемся от них, – предложила она. – Правда будет здорово?
Я была счастлива. Она оставила Кэла с папой. И выбрала меня.
Мы спрятались в шкафу. – Здесь нас никто не найдет, – пояснила мама.
Так и вышло. Хотя едва ли нас вообще кто-то искал. Мы просидели в шкафу целую вечность. Наконец мама вылезла, взяла из сумки ручку, вернулась и аккуратно написала свое имя на двери шкафа изнутри. Потом протянула ручку мне, и я написала рядом свое. – Вот, – произнесла мама, – даже если никогда не вернемся, мы останемся здесь навсегда.
Зои с недоумением смотрит на меня: – И это все? Конец? – Да. – Вы с мамой написали имена в шкафу и мы тащились за сорок миль, чтобы ты мне об этом рассказала? – Зои, каждые несколько лет мы исчезаем. Наши клетки обновляются. С тех пор, как мы жили в этой комнате, от меня прежней ничего не осталось. Когда я писала здесь свое имя, я была другой. Здоровой.
Зои садится на кровати. Она в ярости. – И ты решила, что если надписи на месте, ты выздоровеешь как по волшебству? А если их нет, тогда что? Ты разве не слышала, что сказала хозяйка: они сделали ремонт.
Мне не нравится, что Зои на меня кричит. – Ты не могла бы заглянуть в шкаф и проверить? – Нет. Ты заставила меня сюда приехать, хотя мне этого совсем не хотелось. Мне и так фигово, а тут еще ты со своим дурацким шкафом! С тобой чокнуться можно. – С чего ты так разозлилась?
Она слезает с кровати: – Я ухожу. У меня голова кругом от того, что ты все время ищешь знаки. – Она поднимает с пола куртку и распахивает дверь. – Ты все время говоришь только о себе, как будто ты единственный человек на планете, у кого есть проблемы. Мы все в одном положении. Рождаемся, едим, срем, умираем. Вот так!
От ее крика я растерялась: – Что с тобой? – А с тобой что? – вопит Зои. – Со мной ничего-кроме очевидного. – Тогда и со мной тоже. – Неправда. Посмотри на себя. – Посмотрела, и что? Как я выгляжу? – Ты грустная.
Зои застывает у двери: – Грустная?
Зловещая тишина. Я замечаю, что обои за плечом Зои чуть-чуть порваны. Я вижу отпечатки пальцев на выключателе. Где-то внизу открывается и закрывается дверь. Зои поворачивается ко мне, и я осознаю, что жизнь состоит из мгновений и каждое приближает нас к концу.
Наконец Зои утомленно и глухо признается: – Я беременна. – О боже! – Я не хотела тебе говорить. – Ты уверена?
Она опускается на стул у двери: – Я прошла два теста. – Ты ничего не напутала? – Если второе окошечко окрашивается розовым и не меняет цвет, значит, ты беременна. Я проверила дважды. – О боже! – Ну что ты заладила? – А Скотт знает?
Она кивает: – В тот день я не нашла его в супермаркете, все выходные он не отвечал на мои звонки, так что вчера я пришла к нему домой и все рассказала. Он меня ненавидит. Видела бы ты его лицо. – А что? – У него на лице читалось, что я идиотка. Что он не понимает, как я могла быть такой дурой. У него уже другая. Те девицы были правы.
Мне хочется подойти и погладить Зои по плечу, по жесткой ссутуленной спину. Но я сдерживаюсь. Едва ли Зои это понравится. – Что ты будешь делать?
Она пожимает плечами, и я вижу, как она напугана. Она похожа на двенадцатилетнюю девочку. На ребенка в лодке, который плывет к бескрайнему морю без пищи и компаса. – Рожай. – Это даже не смешно. – Я и не думала шутить. Рожай. Почему бы и нет? – Я не хочу рожать из-за тебя!
Могу поклясться, эта мысль уже не раз приходила ей в голову. – Тогда избавься от него.
Зои издает еле слышный стон, откидывает голову на стену и в отчаянии поднимает глаза на потолок. – Я на четвертом месяце, – признается она. – Тебе не кажется, что слишком поздно? Неужели ты думаешь, что мне разрешат сделать аборт? – Зои вытирает рукавом выступившие слезы. – Я идиотка! Как я умудрилась свалять такого дурака? Мама вот-вот догадается. Надо было тут же пойти в аптеку и купить противозачаточную таблетку, которую пьют не «до», а «после». И зачем я только встретила Скотта!
Я не знаю, что ей сказать. Не знаю даже, услышит ли она меня, если я найду какие-то слова. Зои сидит на стуле у двери, но кажется, будто она за сотни миль от меня. – Я просто хочу, чтобы ничего не было, – сокрушается Зои и переводит взгляд на меня.-Ты меня ненавидишь? – Нет. – А если я избавлюсь от ребенка, ты меня будешь ненавидеть?
Наверно. – Я заварю чаю, – отвечаю я.
