Дженни Даунхэм - Пока я жива (Before I Die)
Но папа не трогается с места. Он сидит на краешке моей кровати и одним пальцем выдвигает ящик. Внутри-мой многостраничный список. Мысли о том, что я успела попробовать – ага, секс, наркотики, правонарушения, – и планы на будущее. Папа с ума сойдет, если прочитает пункт пять – что я задумала сделать сегодня. Слышен шелест бумаги, щелчок резинки. Очень громкий. Я рывком сажусь, чтобы выпрыгнуть из шкафа и повалить папу на пол, но меня выручает Кэл: он открывает дверь спальни. Папа запихивает бумаги обратно в тумбочку и захлопывает ящик. – Могу я побыть один? – возмущается он. – Хотя бы пять минут? – Ты рылся в вещах Тесы? – Твое какое дело? – Я ей все расскажу! – Ради бога, отвяжись! – Папа с топотом спускается по ступенькам. Кэл идет за ним.
Я выползаю из шкафа и растираю затекшие ноги; кровь еле движется в колене, и я не чувствую ступни. Я ковыляю к кровати, плюхаюсь на одеяло, и тут заходит Кэл.
Он удивленно смотрит на меня: – Папа сказал, тебя здесь нет. – Меня здесь нет. – Нет, ты здесь! – Говори тише. Где он?
Кэл пожимает плечами: – С мамой на кухне. Ненавижу его. Он обозвал меня засранцем, а потом выругался матом. – Они говорят обо мне? – Ага. И не дают мне посмотреть телек!
Мы крадемся вниз по лестнице и выглядываем из-за перил. Папа восседает на табурете посреди кухни. Он неуклюже роется в карманах брюк-ищет зажигалку и сигареты. Мама стоит, прислонившись спиной к холодильнику, и наблюдает за папой. – Ты снова начал курить? – спрашивает она. На маме джинсы; волосы собраны на затылке, и отдельные пряди свисают на лицо. Мама протягивает отцу блюдце и в эту минуту выглядит очень молодо и привлекательно.
Папа закуривает и выдыхает дым. – Извини. Ты, наверно, думаешь, что я вызвал тебя сюда под надуманным предлогом. – Папа смущается; кажется, он не знает, что сказать. – Просто мне казалось, что у тебя получилось ее вразумить. – Как ты думаешь, куда она отправилась на этот раз? – Насколько я знаю Тесс, наверно, она уже едет в аэропорт!
Мама хихикает, и почему-то кажется, что она все воспринимает живее, чем папа. Он угрюмо ухмыляется ей с табурета, проводит рукой по волосам: – Я устал как собака. – Я вижу. – Правила все время меняются. То она никого к себе не подпускает, то просит, чтобы ее часами обнимали. Иногда целыми днями не выходит из дома, а потом неожиданно исчезает.А от этого ее списка у меня голова кругом. – Ты же знаешь, – говорит мама, – единственное, чем здесь можно помочь, – это вылечить ее, но это невозможно.
Папа пристально смотрит на нее: – Не знаю, сколько я еще выдержу в одиночку. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.
Кэл толкает меня локтем. – Хочешь, я в него плюну? – шепчет он. – Давай. Прямо в чашку.
Кэл набирает слюны и харкает. Но плевок получается никудышный. Он едва долетает до двери; почти вся слюна попадает Кэлу на подбородок и на ковер в коридоре.
Я закатываю глаза и знаком показываю, чтобы он шел за мной. Мы поднимаемся ко мне в комнату. – Сядь на пол у двери, – приказываю я, – закрой лицо руками и никого не впускай. – Ты что собираешься делать? – Одеться. – А потом?
Я снимаю пижаму, натягиваю свои лучшие трусики и проскальзываю в шелковое платье, которое купила, когда мы с Кэлом шли по магазинам. Я растираю ступню, которую прокалывают сотни иголок, и надеваю туфли с ремешком. – Хочешь, покажу Мегазорда? – предлагает Кэл. – Только пойдем ко мне, потом что он защищает город и, если я его заберу, все погибнут.
Я снимаю со спинки стула пальто: – Вообще-то я немного тороплюсь.
Кэл глядит на меня сквозь пальцы: – Это твое платье для приключений! – Ага.
Кэл поднимается на ноги, загородив дверь: – Можно с тобой? – Нет. – Ну пожалуйста. Мне здесь так надоело. – Нет.
Телефон я оставляю дома, потому что по нему можно вычислить, где я нахожусь. Бумаги из ящика засовываю в карман пальто. Потом где-нибудь выброшу в урну. Видишь, папа, как предметы исчезают у тебя из-под носа?
Перед тем, как отправить Кэла вниз, я от него откупаюсь. Он прекрасно понимает, столько всяких штук для фокусов можно купить на десятку, и знает: если он хоть пикнет о том, что я была здесь, я вычеркну его из завещания.
Я жду, пока Кэл не спустился на кухню, и, услышав, что он там, медленно следую за ним. На площадке между этажами я замираю, чтобы перевести дух, и оглядываю лужайку перед домом, провожу пальцем по стене, вокруг стойки перил, улыбаюсь фотографиям наверху.
На кухне Кэл садится на корточки перед родителями и пристально смотрит на них. – Ты что-то хотел? – интересуется папа. – Я хочу послушать. – Извини, это взрослый разговор. – Тогда я хочу поесть. – Ты только что умял полпачки печенья. – У меня есть жвачка, – вмешивается мама. – Хочешь? – Отыскав в кармане кофты жвачку, мама протягивает ее Кэлу.
Кэл запихивает резинку в рот, сосредоточенно жует, а потом спрашивает: – А когда Тесса умрет, мы поедем отдыхать?
Папа сверлит Кэла сердитым и вместе с тем растерянным взглядом: – Разве можно говорить такие гадости! – Я даже не помню, как мы ездили в Испанию. Я всего разик летал на самолете, и это было так давно, что будто и не было. – Хватит! – перебивает его папа и хочет встать, но мама его останавливает. – Успокойся, – говорит она и оборачивается к Кэлу. – Тесса так давно болеет, что, наверно, тебе бывает ужасно одиноко.
Кэл ухмыляется: – Ага. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.
Двадцать один
Зои открывает мне дверь. На ней та же одежда, что в нашу последнюю встречу; волосы разлохмачены. – Поехали на море? – Я бренчу у нее перед носом ключами.
Она бросает взгляд на папину машину за моей спиной: – Ты приехала одна? – Конечно. – Но ты не умеешь водить! – Теперь умею. Пункт пятый из списка.
Зои хмурится: – Ты когда-нибудь училась водить? – В каком-то смысле. Можно войти?
Она распахивает дверь: – Вытри ноги или сними туфли.
В доме ее родителей всегда невероятно чисто, как на картинке из каталога. Они так много работают, что наверно, им некогда устраивать беспорядок. Я прохожу за Зои в гостиную и устраиваюсь на диване. Она присаживается на край кресла напротив меня и, скрестив руки на груди, спрашивает: – Значит, папа дал тебе свою машину? Хотя ты не застрахована и это противопоказано? – Вообще-то он не знает, что я взяла машину, но я отлично вожу! Вот увидишь. Я бы сдала экзамен, но возраст не подошел.
Зои качает головой, словно не может поверить в то, что я такая дура. А ведь она должна бы мной гордиться. Я улизнула так, что папа даже не заметил. Я отрегулировала зеркала, прежде чем завести мотор, потом выжала сцепление, включила первую скорость, отпустила сцепление и нажала на газ. Я три раза объехала вокруг квартала и всего два раза заглохла; для меня это рекорд. Я благополучно миновала кольцевую развязку, а на шоссе, ведущему к дому Зои, даже перешла на третью скорость. А она уставилась на меня, словно все это ужасная ошибка. – Знаешь что, – заявляю я, поднимаясь и застегивая куртку, – я полагала, что если доберусь до твоего дома без происшествий, то самое трудное будет проехать по автомагистрали. Я и подумать не могла, что ты окажешься такой занудой.
Зои шаркает ногами, как будто стирает что-то с пола. – Извини. Просто я немного занята. – Чем?
Она пожимает плечами: – Если у тебя нет никаких дел, это не значит, что и у других их нет.
Я смотрю на Зои с нарастающим раздражением и вдруг понимаю, что терпеть ее не могу. – Знаешь что, – бросаю я. – Забудь. Я сама справлюсь со списком.
Она поднимается, встряхивает своими дурацкими волосами и напускает на себя обиженный вид. С парнями это срабатывает, но со мной такой номер не пройдет. – Я же не отказываюсь ехать!
Но я ясно вижу, что надоела ей. Зои мечтает, чтобы я поскорее умерла и дала ей жить спокойно. – Нет-нет, оставайся дома, – говорю я. – Вечно ты все испортишь!
Она выходит за мной в прихожую: – Неправда!
Я поворачиваюсь к ней: – Я хотела сказать, для меня. Ты разве не замечала, что если случается какая-то гадость, то непременно со мной, а не с тобой?
Она хмурится: – Когда? Когда такое было? – Все время. Иногда мне кажется, ты со мной дружишь только затем, чтобы всегда выходить сухой из воды. – О боже! – восклицает она. – Ты можешь хоть на минуту забыть о себе? – Заткнись! – обрываю я. И это так приятно, что я повторяю еще раз. – Сама заткнись, – еле слышно отвечает Зои. Странно. Она отходит на шаг, останавливается, как будто хочет что-то сказать, а потом, передумав, взбегает по лестнице.
Я не иду за ней. Какое-то время жду в прихожей, утопая ногами в густом ворсе ковра. Слушаю, как тикают часы. Досчитав до шестидесяти, иду в гостиную и включаю телевизор. Семь минут смотрю передачу для садоводов-любителей. Оказывается, на солнечном участке, расположенном с южной стороны, можно выращивать абрикосы-даже в Англии. Интересно, знает ли об этом Адам? Но потом мне надоедает слушать, как идиот ведущий бубнит про тлю и красных паутинных клещей; я выключаю телевизор и пишу Зои эсэмэску: ИЗВИНИ.
