Крэг Клевенджер - Дермафория
— Да или нет, — сказал я. — Больше ничего. Анжела там?
— Да.
Если нас прослушивали, и оператор ухватил имя, это не имело значения. Анжела была кодом — все уничтожить.
— Груз.
— Я не…
— Груз.
— Нет.
Они уже должны были приготовиться за те несколько минут, что ждали моего звонка. Инструкция требовала, чтобы команда собрала личные вещи — на каждого не больше одной сумки, — убрала следы, погрузила готовый продукт, оставила оборудование и срочно эвакуировалась.
— Тогда собирайтесь и уходите, — сказал я. — Уходите. Понятно?
— Но…
— Понятно?
— Да.
— Продукт?
— Нет.
— Знаешь, что дальше?
— Это ты мне скажи.
— Скажу, когда будешь там.
— Через тридцать минут.
— Через двадцать. — Я повесил трубку.
Я знал, что как только личность погибшего будет установлена, полиция проверит его уголовную биографию, отследит пользование кредитными и банковскими карточками, записи телефонных звонков и всех звонков с платных телефонов в радиусе мили от места жительства, а потом всерьез возьмется за всех его знакомых. Неоплаченные штрафы за парковку, просроченные повестки, нарушения правил досрочного и условного освобождения, задержания — в ход пойдет все.
Рано или поздно кто-то заговорит. Так бывает всегда. Копы соблазняют задержанных обещаниями отказа от судебного преследования, выплаты вознаграждений за арестованное имущество. Никого не станут заковывать в наручники или сажать в одиночку — всем будет предложено сотрудничать. Круг расширяется за счет знакомых знакомых, их жен и детей. И всегда кто-то ломается, кто-то выбирает свободу и пачку помеченных банкнот. Полиция работает быстро, значит, мы должны быть еще быстрее. Быстрее департамента автомобильного транспорта и тех, кто ищет карточки дантиста.
Мы возвращались из Техаса. В Готаме я вырастил культуру клависепс фунгус, а потом переправил грибы через посыльного в одно местечко под кодовым названием Оз, где тамошние ребята использовали их для инфицирования посевов ржи. Я проработал с ними до самого утра, опрыскивая семена из пульверизатора и показывая, как избавляться от жиров с помощью толуола. Полученная в результате черная кашица чувствительна к свету, воздуху и температурным изменениям, поэтому я, прежде чем пускаться в дорогу, надежно запечатал ее и положил на сухой лед. На некоторых маршрутах предпочтительнее пользоваться собственной машиной. Не хотелось, чтобы кто-то из нанятых Уайтом идиотов зарулил в речку или водохранилище. Звонок из Готама подтвердил обоснованность таких опасений.
Один парень вообще стал легендой, опрокинув на себя кварту чистейшего ЛСД. То ли поскользнулся, то ли зацепился за какой-то шнур, толи перебрал пива. Так или иначе, он рухнул на бетонный пол и свалил готовую к разливу емкость. Бедняга на неделю покинул наш мир. По сей день клянется, что заново открыл кислоту, но собачонка его подружки шпионила на правительство и подстроила несчастный случай.
Отдав команде наличные и распорядившись разобрать лабораторию и покинуть Оз, мы тронулись в обратный путь. Надо было спешить, чтобы доставить морозильник в Грэнд-сентрал до прибытия посыльных с другими материалами. Мне не терпелось вернуться домой. Отто не терпелось испытать удачу на столах Вегаса.
Отто помигал фарами. Я махнул рукой, и он продолжил чистить стекло. Осы, шмели, сверчки, саранча, стрекозы и прочая летучая живность становилась все крупнее по мере того, как мы углублялись в Техас. В штат, где мужчины — это мужчины, а насекомые, как сказал Отто, тоже считают себя таковыми. На скорости семьдесят миль в час они врезались в лобовое стекло, как камешки, и держались на нем, пока их не сметали «дворники», а некоторые даже благополучно улетали. Те, что не выдерживали столкновения, разбрызгивали внутренности по фарам.
Через восемнадцать минут я позвонил уже с другого платного телефона. Снявший трубку со свистом вздохнул:
— Пошел.
— Твоя очередь. — Мне нужно было знать подробности.
— А ты кто такой?
— Ты сам сказал «Гинденбург», вот кто. А теперь скажи, что все прибрано.
— Сделано. Но они хотят, чтобы им заплатили. И еще все напуганы. И злые как черти.
— Если вы прикрыли лавочку и сделали все по инструкции, беспокоиться не о чем. Все свое получат, надо только подождать.
— Я слышал про последнего.
— Что ты слышал?
— Багги.
— Заткнись. — Я прислушался. Обычный фон. Нынешние «жучки» не щелкают, как бывало в старые времена. Они тише.
Жаль, парень назвал Багги. Его команда не была связана с командой Багги. Койоты не знали ни друг друга, ни что перевозят.
— Ему тоже требовалась помощь, но никто о нем не позаботился.
— Кто тебе сказал?
— Я просто слышал.
Значит, в Цепи все же есть ненадежные звенья.
— Послушай, он облажался. Не выполнил инструкцию, вот и попал в положение. С ним все в порядке, но в команде его нет. Вот почему никто о нем ничего не слышал.
Багги вылетел у меня из памяти в тот самый момент, когда я передал его на попечение Уайту.
— А теперь соберись и все мне расскажи. Посыльный вез фосфор. Кто-то допустил просчет.
Кто-то выдал брак. Когда двигатель разогрелся, где-то проскочила искра. Патрульные нашли на дороге дымящийся «фольксваген» с шелушащейся от жары краской. Когда произошло возгорание, запаниковавший водитель попытался удержать машину, и огненная комета еще промчалась по шоссе с четверть мили, но все же опрокинулась. Вот тогда взорвался еще и бензобак. Боже, как я скучал по тебе.
* * *Неделю назад, когда я только-только вернулся после дальней поездки, ты встала в двери, преградив мне путь.
— Скажи, что скучал.
— Я скучал.
Наверное, я недостаточно долго смотрел тебе в глаза. Может быть, тон был не тот. Может, еще что-то.
— А теперь еще разок. И с чувством.
— Я скучал по тебе. И вернулся сразу, как только освободился. Даже домой не стал заезжать, потому что хотел увидеть тебя.
Ты улыбнулась, взвешивая искренность слов против неубедительности выражения. Потом отступила, пропуская меня в квартиру. Я бросил на пол сумку, обнял тебя, зарылся лицом в пламенеющие волосы.
— Я так скучал по тебе, Светлячок.
— Не называй меня так. — Ты схватила меня за руку и потащила за собой.
— Так бы и лежал всю жизнь. — Ты легонько ущипнула меня. — Просто лежал рядом с тобой. Смотрел, как заходит солнце.
— Солнце не может постоянно заходить. — Голос у тебя был сонный.
— Что?
— Ты сказал, что лежал бы всю жизнь. — Твой подбородок уткнулся мне в грудь. Глаза заблестели. — И смотрел, как заходит солнце. Одно с другим не совмещается.
— Вот так, хотел добавить романтики, а ты смешиваешь слова.
— Как тебе, бедненькому, со мной трудно. — Ты поцеловала меня в грудь.
— Разве солнце не может заходить медленно. По-настоящему медленно.
— Ш-ш-ш.
Стемнело. Шторы разведены, небо темное, безлунное. Жарко, и мы отбросили простыни. Я посмотрел на тебя.
— Ты куда?
— В ванную. Когда вернусь, зажгу свечу.
— Только побыстрей. И не надо свечей, — пробормотала ты в подушку.
Я думал, ты шутишь, пока не чиркнул спичкой.
— Эрик, я серьезно. Не надо.
— Ну вот, никакой с тобой романтики.
Ты промолчала. Даже не повернулась.
— Послушай, в чем дело? У тебя дом сгорел или что? — В тишине комната казалась еще более темной. — Ладно, извини.
— Ничего. Все в порядке.
— Не в порядке.
— Ты же не знал. Просто у меня пунктик на этот счет. Глупо, конечно.
— Не глупо.
— Глупо. У меня паранойя, а это глупо.
— Твоя паранойя распространяется на огонь вообще или только на свечи? Твой дом от них сгорел?
— Нет, не от них, в том-то все и дело. Мне было четыре года, когда у нас в кухне случился пожар. Мама что-то готовила. С тех пор я как-то с опаской отношусь к некоторым вещам. Ненавижу, например, газовые печи. К свечам относилась спокойно, пока девушка, с которой мы делили комнату, не устроила пожар. Была под кайфом.
— Так ты сожгла уже два дома.
— Нет, во второй раз ничего серьезного не случилось. У нее сгорели запасы травки, да еще квартира пострадала от воды. А вот с тем пожаром дома все получилось куда как хуже. Наша семья потеряла все. Никто не пострадал, но имущество сгорело полностью.
— А ты где тогда была?
— Смотрела парад.
— Какой парад?
— Мы жили неподалеку от школы, и школьный оркестр часто практиковался в прохождении маршем. Я часто убегала на них смотреть, думала, это и есть парад. Мой личный, каждый день.
— Значит, тебя спас оркестр.
— После второго пожара мне казалось, что я сойду с ума. Не помню точно, но вела себя не вполне адекватно. Подружка рассказывала про меня всем, и один пожарный решил воспользоваться ситуацией, чтобы залезть мне под юбку. Раздобыл мой номер и начал приглашать на свидания. Отстал только через три месяца. И потом парни постоянно рассказывали, что они либо учатся на пожарного, либо мечтают им стать. Как будто я какая-то тюкнутая, всегда готовая пустить слезу при виде человека в каске и с брандспойтом.
