Валерий Карышев - Москва тюремная
Однако уже через десять минут несколько фамилий, походя названных арестантом, заставили следака измениться в лице. Отложив авторучку, он поспешно вызвал в кабинет конвоиров, распорядившись отвести подследственного в камеру. А сам, закрыв поплотней двери и придвинув к себе телефон, принялся накручивать какой-то одному ему известный номер. Следователь даже не скрывал волнения: пальцы не попадали в лунки наборного диска, голос предательски срывался, а услышав с той стороны провода секретаря референтуры, он и вовсе растерялся...
Больше Нелюбина на допросы не вызывали.
Спустя несколько дней лидера одной из самых беспредельных оргпреступных группировок перевели со «спеца», СИЗО № 4, некогда принадлежавшего КГБ, сюда, в эмвэдэшный корпус № 1. Перевели, чтобы он уже никогда никому ничего не сказал...
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
В 1775 году императрица Екатерина II повелела переоборудовать бывший Карантинный дом за Сухаревской башней в «смирительный дом для предерзостных». Екатерина II считала, что в Москве развелось множество «ленивцев великовозрастных, приобвыкших милостыню просить, нежели добывать питание работой».
В «смирительном доме» арестанты занимались распиловкой камня для мостовых — таким образом московские власти боролись с «развратной праздностью».
В 1807 году тюрьма переводится на Преображенку и переименовывается в Московскую исправительную.
В 1856 году в тюрьме произошел пожар, после чего власти воздвигли новые корпуса.
Комплекс тюремных сооружений неоднократно перестраивался. Последняя реконструкция проводилась в 30-х годах.
В 2002 — 2003 гг. московские следственные изоляторы получили новую нумерацию. Спецблоку «Матросски» был присвоен порядковый номер 99/1. В настоящее время средняя заполняемость одной камеры спецблока ИЗ № 99/1 — не более восьми человек.
Среди известных арестантов, побывавших на спецблоке за последние годы, — чеченский полевой командир Лече Исламов (он же Лече Борода), ореховский бандит Александр П. (он же Саша-Солдат), подозреваемый в убийстве суперкиллера А. Солоника, брат главы холдинга «МММ» В. Мавроди, предполагаемый убийца губернатора Магаданской области Цветкова (в интересах следствия фамилия не разглашается), арестанты Куликов, Железогло и Безотчество, сбежавшие из Бутырской тюрьмы в 2002 году.
Матросская Тишина (включая спецблок) имеет среди столичного криминалитета репутацию более «правильной» тюрьмы, нежели Бутырка.
Разница между СИЗО № 4 и СИЗО № 1 неприятно поразила арестанта. В камере сто пятнадцать, рассчитанной на двадцать шесть заключенных, содержалось семьдесят шесть человек. Вонь параши, миазмы давно не мытых тел, испарения свежепостиранной одежды и особенно сон по очереди — ко всему этому Олег, не бывавший прежде даже на «хате» ИВС, не мог привыкнуть.
Сокамерники приняли его неприязненно: репутация отморозка и беспредельщика достигла и сто пятнадцатой «хаты». Новичка не подвергли «прописке» — то ли потому, что он был не первоходом, а переводным из «девятки», то ли потому, что такие развлечения выглядели бы по отношению к курганцу как минимум глупо.
Однако вскоре все изменилось. Арестанта несколько раз провоцировали на необдуманные шаги — он стерпел. Дважды к нему обращались не слишком уважительно — Нелюбин, прекрасно понявший причину подобного неуважения, не поддался и на это...
Особенно усердствовал некто Вячеслав Лесцов, сидевший в «Матросске» по обвинению в двойном убийстве с отягчащающими обстоятельствами. Несколько дней назад, в бане, Лесцов во всеуслышание заявил авторитету, что Нелюбин — рваный гандон, штопанный колючей проволокой, и таких беспредельщиков, как курганские, надо рвать на части. После чего пообещал его отпидарасить.
Опасно затрагивать человека в пассивном смирении с перспективой неопределенно отодвинутой гибели, и Олег впервые не выдержал.
Завязалась жуткая драка.
Сперва удача способствовала Нелюбину — все-таки навыки борьбы он, мастер спорта, еще не забыл. К тому же амбиции и физические стати не позволяли оставаться безропотным терпилой. Грамотно проведенный захват — спустя секунду борец уже сидел на обидчике. Руки Нелюбина уже тянулись к трепетавшему кадыку Лесцова. Еще мгновение — и он бы хрустнул под пальцами, но как раз этого мгновения и хватило сокамерникам, чтобы оттащить курганца от жертвы. Несколько беспорядочных ударов, незаметная подсечка — и Олег, поскользнувшись на скользком кафеле пола, ударился головой о стену.
Било его человек пять. Били с наслаждением и азартом, отталкивая друг друга от тела.
Так бьют лишь тогда, когда хотят убить. Но его не убили — видимо, помешала близость вертухаев...
Уже через час, лежа на шконках сто пятнадцатой камеры, Нелюбин понял: его не оставят в покое. Было очевидно: и Лесцов, и его кодла действуют не от себя лично. Наверняка они исполняют чью-то волю.
Когда-то, давным-давно, в другой жизни, он, Олег Николаевич Нелюбин, отдавал приказ: убрать, уничтожить, ликвидировать. Он планировал, заказывал убийство, он просчитывал все плюсы и минусы.
А теперь кто-то заказал его самого.
И не в Лесцове дело, точнее — не в нем одном. Ведь убийц может быть двое или трое... Впрочем, так же как и заказчиков. Однако ни двойка или тройка, стоящие в делителе, ни делимое семьдесят пять никоим образом не изменят частного, итога нехитрого арифметического действия. Потому что в частном должна получиться единица, один труп.
Его, Олега Нелюбина...
Заказать его могли и те теневые структуры, которые сперва способствовали возвышению курганских, а затем долгое время закрывали глаза на существование ОПТ. Свидетель, готовый купить жизнь ценой скандальных разоблачений, был им не нужен.
Заказать его могли и законники. И, может быть, «дороги» — эти кровеносные сосуды любой тюрьмы, — уже доставили в камеру сто пятнадцать «маляву» воров с коротким приказом: расправиться с беспредельщиком!
Заказать его могли и коптевские, чьим кровником он оставался. Вальнуть убийц братьев Наумовых было для коптевских делом чести. Живой Нелюбин был бы для них укором — мол, какие же вы пацаны, если убийцу своих старших без наказания оставили! А это — несомненный удар по авторитету и репутации.
И получалось в итоге такое вот неутешительное уравнение с тремя неизвестными. Решай не решай, а в итоге — все равно единица...
... После драки в бане прошло почти две недели. Олега пока не трогали, но от этого ему было не легче. Чувство страха и обреченности преследовало его каждую минуту. И теперь, ранним январским утром, за полтора часа до отбоя он, лежа на нарах «Матросски», вспоминал, рассчитывал, воскрешая давно забытое, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, которая могла бы его спасти. Искал — и не находил.
Нелюбин твердо знал лишь одно: жить ему осталось не больше суток. Сегодня, максимум завтра его должны убить. Ситуация была просчитана им, как обычное линейное уравнение с тремя неизвестными, и единственно известной величиной был только он...
* * *Утро шестнадцатого января 1997 года началось в камере сто пятнадцать Матросской Тишины, как и обычно.
Появление баландера, раздача пайки, дележка ржавой «чернушки». Нелюбин так и не смог привыкнуть к изыскам тюремной кулинарии и потому не притронулся к каше. Он очень рассчитывал на передачу, которую должны были передать оставшиеся на воле пацаны, но передачу сегодня почему-то не приносили.
После завтрака арестанты, не спавшие ночь, забрались на шконки — пришла их очередь отдыхать. Оставшиеся бодрствовать обратились к привычным занятиям — просмотру телевизионных «сеансов», игре в домино и нарды, чтению переданных с воли газет.
На Нелюбина никто не обращал внимания, и это вселило в него надежду: может быть, ему удастся прожить и этот день? Может быть, все эти уравнения, дающие в результате единицу, лишь плод его воспаленного воображения?
Теперь Олегу больше всего хотелось раствориться в воздухе, стать невидимым, неосязаемым для сокамерников. Он держался тихо, стараясь не обращать на себя внимания, но взгляды арестантов, то и дело бросаемые в сторону его шконки, оправдывали самые худшие опасения. И надежда прожить еще хоть сутки, появившаяся с утра, таяла, словно песчаный замок под ударами волн.
