Позвоночник - Мара Винтер
***
#np Mystic Prophecy – Sex bomb
ЗОНА: ГОСТЕВАЯ. ПЕРСОНАЛ – ПЕРЕД СЦЕНОЙ, У ПЕРВОГО ПИЛОНА, ЗА ПЕРВЫМ ОТ ВХОДА В СЛУЖЕБНЫЙ КОРИДОР СТОЛОМ. ПОМИМО "СВОИХ" – ДВЕ (БЕЗ ПОДГОТОВКИ) ТАНЦОВЩИЦЫ И ТРИ (БЕЗ ПЕРВОГО СТОЛА) ХОСТЕС. ЮНА НА ПОДИУМЕ, РАЗЪЯСНЯЕТ НОВЕНЬКИМ АЛГОРИТМ ДЕЙСТВИЙ. ПЕРСОНА ДИРЕКТОРА – ПЕРЕД СЦЕНОЙ, У ВТОРОГО ПИЛОНА, ЗА ВТОРЫМ ОТ ВХОДА В СЛУЖЕБНЫЙ КОРИДОР СТОЛОМ. С НИМ – АНТОН И МЫСЛИ.
– …В нашем деле одно из двух: ты либо ледышка, либо нимфоманка. Можно совмещать или чередовать, как угодно, в любой последовательности. Покажу и то, и то наглядно. Эрик, врубай! – крикнула диджею в рубку.– Вот холод. – Не спеша подошла к пилону, обошла вокруг, крутанулась вокруг, держась рукой. Взявшись обеими, провела коленями волну вниз, ноги сомкнуты, до приседа, раздвинулась и тут же собралась, встала с прямыми коленями, спина параллельна полу, выпрямилась, отбросив волосы. Жесты отточены, размах сдерживается. – Профессионально и без страстей. Посыл: я сто́ю, у тебя стои́т. Либо жара, – то же самое, но иначе. Крутанулась, оторвавшись от пола, вернулась, мазнула волну, расставив колени, лоном на пилон, до приседа, тазом – восьмёрку, навстречу стержню, и, с упором на руку, завитую над головой, губой касаясь металла, прикрыв глаза, поползла вверх, закинула ногу, как на чей-то пояс, обняв, и, кружась, полезла, будто по канату. Подняла ногу, прогнувшись назад, держась рукой и второй ногой, направляя промежность, опять-таки, в сторону шеста, и, подкусив губу, спустилась, в процессе согнув ногу треугольно, обрела почву под ногами, но, не удержавшись на ней, разъехалась коленями по подиуму. Сделала несколько поступательных движений, с подмахом, верхом на ком-то невидимом, сцепив ладони за шестом, за спиной, над головой, в невидимых же кандалах. И встала. Зал дышал. Изнемогая от страсти, без надежды её удовлетворить, танцевала бы так перед Иоанном, в темнице, незабвенная Саломея, догадайся она, вместо поцелуев, ему станцевать. Юна кружилась. То на руке, то без, то спиной, то животом, подрагивая. На ней были стрипы, чулки и комбинация под платьем в клеточку. Перед ней были члены семьи. Вагины семьи были тоже. – Думаю, понятно. Посыл: я хочу тебя, я вся горю, пошли уединимся. Кому что нравится. Я предпочитаю комбинировать. – Голос был спокойным. Внешность была детской. В клубе она чувствовала себя дома. Дома клубную карту ей, несмотря на все усилия, не выдали до сих пор.
Причина её привлекательности для зрителя была проста. Она не изображала страсть. Сложнее было страсть сдержать.
Гумберт подобного не видел. Виктор наблюдал почти десять лет. Каштановые кудри, худенькие плечи, тонкая талия. Каштаны под окнами, худенькие надежды, тонкая грань между бизнесом и тюрьмой. Он помнил, как заметил её над Фонтанкой, на набережной, курящей впотьмах, перед клубом, куда её не пустили без паспорта. В глазах блестела вода, вода блестела за оградой моста. И там, и там – переливы расплавленного зеркала. Он спросил, может ли ей помочь. Она вскинулась, отчаянно, с вызовом. Сказала: нужны деньги. Пойду с тобой, если они у тебя есть. Я балерина, сказала она, а мать у меня – при смерти. Нужно сразу много, работать готова как угодно. Он подумал: дура. Он подумал: так тебя кто угодно уведёт. И увёл. Ничего не было. Кроме, через пять часов разговора, идеи открыть ночной клуб. Идея зрела давно. Незнакомка стала катализатором.
Клуб открылся почти сразу. Не сразу открылась ему – она. Уже после вылета из балета, терзая зубы друг о друга, Юна пришла к начальнику домой, спокойнее сфинкса, чтобы сказать: пожалуйста, помоги мне не думать. Он помог. Какое-то время это продолжалось, но космический опыт не перекрыло и довольно быстро сошло на нет, оставив всем участникам (не горячие, но) тёплые воспоминания.
Виктор понимал, что делает, даже когда не понимал. Чуйка вела его вперёд, вытягивая нос и выкатывая глаза из-под бровей. Он начинал с сутенёрства: снимал квартиру, где сводил людей во имя любви. Повзрослев, покончил с любовью ради зрелища. Выходило хорошо. Только любовь, особенно поначалу, было немного жалко.
Юна сказала всем, громко, из-под кожи, и продолжала говорить до сих пор: «Я такая, какой вы меня видите».
Юна сказала ему лично, тихо, из груди, под тусклым светом ламп, в его квартире: «Не целуй меня, если не собираешься выебать».
Не переносила нежничанья. Зато трахалась самозабвенно. Что ни ему, ни ей не мешало общаться так, словно ничего не происходит. Работа работой. Личное личным. Тот, кого ты захлёбывал на себе вчера, и тот, с кем ты обсуждаешь политический курс сегодня – две разных, не (или очень отдалённо) связанных ипостаси человека, и обе они заслуживают особого к себе отношения. Сколько ситуаций, столько и личностей в них, не выходящих притом из одной, врождённой, шкуры.
У них, Юны и Виктора, было просто. Все всё понимали.
Общение, переживания, влечение – три разные сферы, не связанные друг с другом. По отдельности они хороши, но, стоит смешать, как отдельные люди, интересные сами по себе, превращаются в кашу, невкусную и бессмысленную. Ни в ком не растворяться – значит, взаимодействовать на равных. Из глаз в глаза. Из мира в мир.
У них было просто, как у друзей в разводе. Когда-то секс был, теперь его нет, а сам человек нравиться не перестал. Юна знала многое про его жену и дочь, между собой почти ровесниц: жена пятая, дочь единственная. Обе они жили в Германии, где ему не сиделось. Про любовниц и их банальные, точно по сценарию, требования. Деньги, внимание, подарки, внимание, деньги в долларах, подарки в золоте. Он доил, утешая, актрис, и он же был дойной коровой для своих утешительниц. Круговорот в природе людской. Закон зеркал.
– А теперь подойдите сюда, – говорила Юна, а Виктор, из тени, наблюдал. – Встаньте к пилону, по очереди. И покажите себя, как есть. Не нужно сразу пытаться повторять за мной, в смысле техники. Я оценю уровень подготовки, само собой, но важнее – степень страстности. Кто первая? Кто хочет меня удивить?
Девочка по имени Мила, в красном платье с разрезом, ажурных чулках, подошла. После демонстрации, на контрасте, она не то, что танцевать, ходить не умела. Боялась шагнуть как-то не так, чтобы уберечься от падения. Крупный, мясистый нос и выпуклый лоб блестели под неоном. Сцена переливались.
…а Виктор, из тени, наблюдал.
Неказистый внешне, с хромотцой, сорокалетний, как соро́ка, падкий на блестяшки женских глаз, отражающий их
