Позвоночник - Мара Винтер
В ней было нечто, обременительное для этих ролей, но редкое и ценное само по себе, за что он уважал её, и уважал на дистанции.
В ней была сила.
– Виктор Андреевич, – подал голос Антон, сидя на краю дивана, с сигаретой между пальцев. Начальник повернулся к нему. – Ради интереса: на других ваших точках тоже все… тоже всё поменяется? В "Лиане" и в "Цепи"? Да, клубы не такие проходимые, как "Плющ", но…
Первый, как не сложно догадаться, с тропическим уклоном (племенем темнокожих танцовщиц), второй – с садомазохистским.
– Во всех, – отрезал Виктор. – Не сразу, постепенно, но да, во всех.
Повторяя за наставницей, Мила понемногу расслаблялась. Ребята шутили и подбадривали её снизу.
– А танцорами оттуда кто будет заниматься? Волкова? Одна?
– Ну почему же одна. – Он усмехнулся, закурил, с наслаждением втянул дым. – Мы все ей поможем… Верно?
Антон не стал спорить, мельком глядя на тоненькую Юнину щиколотку, где выступала кость. Одна нога вперёд и вбок, вторая нога вперёд и вбок, корпус вниз, руки по ногам, и, резко, вверх, назад – волосы… Вспомнился Андерсен. «По ножам пешком», – подумал парень. Директор не замечал. Директор откинулся, озирая сцену: свои владения.
Позвонили во входную дверь. С промо вернулась Элен, с гостями. Девочки встали.
Юна, без намёка на волнение, напутствовала подопечных:
– Сейчас посмотрите, как всё происходит. К гостям можно и нужно подсаживаться, общаться, не жаться по углам, а активно проявлять себя. Про консумацию знаете, вам рассказывали. Что бы вы ни заказали, даёт вам процент. Можете попробовать выйти к пилону, покрутиться, но чуть позже. Пока осматривайтесь, привыкайте. Главное в работе – чувствовать себя, как дома, уверенно, на своей территории. Так что, если вдруг на первой смене у вас всё же есть желание жаться, пожалуйста, жмитесь, не стесняйтесь, – пошутила в улыбку. Напряжение в новеньких чуточку спало.
Улыбаться Волкова не умела. С её рта невозможно было снять невидимый оскал.
Позвонили во входную дверь. С промо вернулась Вероника. Одна, погреться. Болтала, видимо, много; говорила мало. Все горазды потрепаться. Мало кто готов за это платить. Обветренные губы, бегающие глаза, желание уткнуться лбом в кого-нибудь из своих (лучше всего, женского пола) и напрочь отсутствующий половой инстинкт – вот, что собой представляла блондинка в дутой чёрной куртке. Вряд ли ей самой хотелось вести гостей в клуб. Вряд ли она сама в клубе, с таким настроем, задержится ещё хоть на месяц.
Юна отвела от неё взгляд и шагнула в сторонку: скрыть самочувствие.
– Дотанцуй до финала, – сказала себе и Веронике, обеим разом, молча. – Пожалуйста, дотанцуй. Занавес упадёт, хоть в пол лбом. Дотанцуй, милая, пожалуйста, ещё чуть-чуть. Нога пройдет, если её отрезать. Потерпи немножко. Пока можешь, танцуй. Пока ты ещё можешь.
Сказав, выпрямилась, отбросила накидку и пошла к площадке для выхода. На неё смотрели не только гости. Нужно было показать Айзе и Миле, как они сами смогут потом.
***
#np Paradise lost – Say just words (album version)
ОБЛАСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ: РАБОТА. ОБЛАСТЬ ЗНАЧЕНИЯ: ВАЛЮТА.
На самом деле, работников "Плюща" было гораздо больше, чем указанных имён. Чтобы не путаться в них, мы (пока) ограничили круг (света) персонажей. Нужные выйдут сами, а ненужных незачем и звать. Время покажет. Времени, кто есть кто, виднее, чем нам, в (слабость) силу своей человечности ограниченным "здесь и сейчас".
Бывало всякое. Постоянник, зазвавший в приват весь состав, из двадцати, в смене, девочек, и вынудивший администратора закрыть заведение для входа новых людей. Муж Элен, пришедший ровно в эту ночь, чтобы принести ей еды, к которому она вышла, как была, в распахнутом халатике сверху на нижнее бельё. Его стояк, не оплаченный, потому – нетронутый. Организация Виктором массовых мероприятий по всему городу. В том числе для детей. Кокаиновые вечеринки со сливками общества. Интриги, козни за спиной, разборки, слёзы. Номера, сочинённые Юной, передаваемые Лёше, как идеи для обработки. Процесс создания танца, чистое творчество, без оглядки на финансовый вопрос. Гран при на конкурсе по стрипу. Посиделки в джакузи с шампанским. Многое менялось. У джакузи – лампочки. В должности – хореограф. Многое менялось и раньше. Вводились промо акции. Бренд ширился и рос. Подкупались таксисты у вокзалов и аэропортов, чтобы везли отдыхающих не куда-нибудь, а прямиком в "Плющ". Бандиты по-свойски заглядывали на огонёк. Мужчины приходили и уходили. Женщины приходили и уходили. Влюблявшихся в клиентов, за идиотизм, беспощадно увольняли. Уезжавших в отель или обменявшихся контактами – тоже. Работа работой. Личное личным.
Волкову нельзя было напугать чисткой. Она сопереживала каждой волне красоток. Волн, подобных нынешней, прошла не одну и не две. Юну беспокоило иное: её собственная неспособность стоять под шквалом. Истощённая и морально, и физически, она не отказалась бы последовать за Вероникой туда же, куда та целеустремлённо катилась. Прямиком в бездну.
***
ОБЛАСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ: ДОМ. ОБЛАСТЬ ЗНАЧЕНИЯ: ПСИХИКА.
Сидя на набережной, над каналом Грибоедова, с щебечущей у самого уха Айзой, между бетоном и свинцовым небом, Юна не слушала ни её голос, ни тихий, снизу, плеск. Её вообще, можно сказать, не было там, где её видели. Физически она была: девушка в голубых джинсах, сером пальто, белых кроссовках, с убранными под шарф волосами. Была – физически. В небытии ей представлялась оранжерея Таврического сада, куда они, она и Тимур, ходили поговорить настолько давно, что память об этом, затёртая множеством перечтений, перестала означать правду, превратившись в историю. Сам Тимур (не по своей воле, скорее, вопреки ей) стал для неё мифом о спасении и, в то же время, символом утраченного рая, потеряв внутри неё (за всем, что она вложила в его образ), главное: самого себя. Для неё было удобнее его отсутствие. Она не хотела, чтобы он, спаситель, приходил. Как верующие, большинство из них, чураются страшного суда. Что ей, что им, приятнее думать про сад, который не вернёшь, про гармонию, к которой стоит идти, нужную в качестве недостижимой цели, но теряющую всякий смысл после её достижения. «Нельзя богов пускать к себе на выстрел», – подумала Юна. Некстати вспомнился Герман. Она вступила в листву.
Прошла за раскидистые пальмы, ненасытный плющ, араукарии, к фонтанам. В самой глубине жил фикус, огромный, старый. Под ним стояли стульчики. Можно было отдохнуть. Она прошла и села там. Теперь она сидела в двух местах: на набережной, где холодно, и в
