Саймон Стронг - А 259. Всплеск ярости

— Ты прав! На самом деле, я не читал ее, а просто заглянул вперед, когда я буду ее читать… Вероятно, так работает память у всех людей, возможно, мы никогда не узнаем всю правду.

— Смотрите! — воскликнул Робинзон, внимательно следивший за явлением. — Он заколыхался.

Так оно и было, раздался странный шум, словно кто-то медленно выпускает воздух из воздушного шара, и Джим резко исчез.

— Там! — заволновался Моркемб, указывая на пол, где стояло привидение. — Эктоплазма! — он метнулся и зачерпнул ладонью, — Ёёё! Блядь! Фу-уу! Кончина! — негодовал он, выбрасывая жидкость и вытирая руки о джинсы.

— Спущенка путешествующего во времени Джима Моррисона, если быть точным! — провозгласил Эд, и мы покатились со смеху. Тут вломились несколько вышибал и вышвырнули нас к чертям собачьим.

Мы стояли на тальковом пляже за клубом, пока Эд ходил за джэгом. Мы с Сэди спустились в черноту у края воды. Присели, и она расстегнула мне ширинку, жадно сгребла мой набухающий орган и, обрабатывая его проворными пальцами, она начала мрачно и нараспев читать лотреамо-новского «Мальдорора» (Песнь первая, строфа девятая):

Vieil осёап, tu es le symbole de l’identitd: tou-jours 6gal к toi-тёте. Tu ne varies pas d’une татёге essentielle, et, si tes vagues sont quelque part en furie, plus loin, dans quelque autre zone, elles sont dans le calme le plus complet. Tu n’es pas comme 1’homme, qui s’arrSte dans la rue, pour voir deux bouledogues s’empoigner au cou, mais, qui ne s’arrSte pas, quand un enterrement passe; qui est ce matin accessible et ce soir de mauvaise humeur; qui rit aujourd’hui et pleure demain. Je te salue, vieil осёап!

Vieil осёап, il n’y aurait rien d’impossible к ce que tu caches dans ton sein de futures utiles pour Phomme1.

Но не успел я эякулировать, как нас осветили фары и настойчивое бибиканье эдовского джэга. Мы залезли в машину и почесали прямо на хату. Моркемб сидел впереди и звонил всякому народу, зазывая их зайти. Добравшись до места, мы наполнили спидом большое красное ведро и пусти-

* О древний Океан, ты символ постоянства, ты испо-кон веков тождествен сам себе. Твоя суть неизменна, и если шторм бушует где-то на твоих просторах, то в других широтах гладь невозмутима. Ты не то что человек, который остановится поглазеть, как два бульдога рвут друг друга в клочья, но не оглянется на похоронную процессию; утром он весел и приветлив, вечером — не в духе, нынче смеется, завтра плачет. Привет тебе, о древний Океан!

О древний Океан, в тебе, возможно, таится нечто, сулящее великую пользу человечеству. (Лотреамон. Песни Мальдорора. М. 1993; пер. Н. Мавлевич).

ли его по кругу, попивая пиво, как вдруг Сэди предложила: «Давайте играть в шарады!»

И я поддержал ее: «Ага!» и стал трясти остальных: «Народ! Заткнитесь! Играем в шарады, пока гости не заявились. Я вожу».

— Это почему? — возмутился Эд. — Моя вечеринка. — Но я уже начал.

— Книга33…

— Четыре слова…

— Первое слово… четыре слога…

— Второе слово… три слога…

— Третье слово… один слог

— Четвертое слово… Два слога…

Моркемб, казалось, негодовал: «Ты такой об-

сос… В смысле… Полная хуйня. Еб твою мать…»

— Отьебись! — прикрикнул я.

— С тобой все ясно, твою мать! Бла — бла — бла.

— Херня!

Тут Робинзон толканул меня, и я врезался в Моркемба, он отпихнул меня и врезал мне свингом. Я лягнулся остроконечным ботинком и поздоровался с коленной чашечкой.

— ХГЫ! — взревел он и запустил в меня банкой «Гролша», я засек ее приближение, но почему-то не успел посторонится, и она треснула меня по башке, довольно полная и тяжелая.

— ХГЫ! — взревел я, складываясь пополам. «НА!» — я схватил оказавшийся под рукой молоток и бросился вперед. Моркемб огляделся на предмет оружия и в итоге отдал предпочтение опасного вида заостренной палке. Тут дверь разлеталась на куски, и вломились два быка в темносиних спортивных костюмах с вышитыми на спине флуоресцентными буквами «ПОЛИЦИЯ ОК-РУГА ВОСТОЧНЫЙ ЭССЕКС» и бейсбольными кепками задом наперед, размахивая 9-миллиметровыми «Хеклер энд Ком».

— ПОЛИЦИЯ! — крикнули они оба. — Положь молоток! А ты положь острую палку. Затем они выпустили в полоток по автоматной очереди, демонстрируя весомость своих требований. На них обрушился водопад из штукатурки и прочей хре-ни.

— Потолок! — неизвестно к чему произнес Эд, когда мы с Моркембом с неохотой проявили послушание.

— Мы представляем НАРКОТИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ! — объявил первый мусор (поэтому в дальнейшем будем обозначать его HOi, а его коллегу Н02).

— Будьте добры, три Пурпурных Ома34 и фасовку Тайской Травки! — пропел неизвестный шутник из дальнего угла комнаты.

— МОЛЧАТЬ! — рявкнул НО] и добавил: — К стенке, гондоны35!

— Очевидно, существует какая-то оперативная процедура…, — заметил Тернер.

НО|, проигнорировав его, продолжал: «Поступила информация, что кто-то здесь занимается ввозом и распространением запрещенного вещества, а именно — коры йохимбе.

— Наверно, какой-то педрила на меня настучал! — удивленно и негодующе произнес Эд.

— Сначала вычислим главного или сперва всех замочим? — спросил Н02.

— Без понятий, — ответил НО|.

— ВЫ НЕ ИМЕЕТЕ ПРАВА НАС МОЧИТЬ! — запротестовал Моркемб.

— Это почему? — удивился Н02.

— Потому.

— Он прав, — твердо произнес Тёрнер, — мне следовало бы знать. Я умею видеть будущее.

— Чё, правда? — сказал Н02, — А это ты видел? — крикнул он, жестоко ударяя Моркемба по голове, отчего он покатился кубарем и, потеряв сознание, приземлился лицом в ведро спида.

— Да! — воскликнул Тёрнер. — Я знал, что ты это сделаешь!

— А как насчет вот этого? — вмешалась Сэди, метнувшись вперед с быстротой молнии и втащив НОг прямо по яйцам, тот, задохнувшись, сложил-* ся пополам, она вцепилась ему в голову псевдо-джюдошным захватом и бросила на пол. Мусор тяжело грохнулся, и Сэди резко вонзила свои 5-дюймовые шпильки туфель «фламенко» ему в глазницы, взметнулись две густые кровавые струи и стекловидные тела, а злополучный легавый стонал, корячился и бился на полу. Когда она по очереди вытаскивала каблуки, издавался страшно неприличный шум.

— Мило! — похвалил я.

— Спасибо! — произнесла Сэди.

— В жизни не видал большего ужаса, — проговорил НОь — и за это я вас сейчас самолично расстреляю.

Он многозначительно взвел курок, но, по счастью, в эту секунду Моркемб поднялся над ведром, его рожу покрывали белые кристали-ки, которые он вдыхал, пока происходили события. На физии красовалось выражение, мной доселе невиданное, и, казалось, говорившее: «Я только что вдохнул 500 грамм нехорошей пыльцы. ААААААААААРРРГ! ОТЪЕБИ-ТЕСЬ!

Он бросился на перепуганного, следившего за ним НОь парализованного от страха. Его трясло так сильно, что он выронил автомат, и неумолимая очередь чуть не снесла НО] остатки чайника. Все неотрывно следили за развитием ситуации. Через несколько минут, как всем показалось, они стояли лицом к лицу. Затем Мор-кемб раскрошил кулачищем лоб НО* и вынул его мозги через отверстие с сосущим звуком, на порядок непристойнее тех, что выдавали рвущиеся глазные яблоки НО2 несколькими секундами раньше. После проведения убюения36 неизбежно последовала потеря HOj дееспособности, он шумно опорожнил кишечник перед тем, как рухнуть на пол.

— Ковер! — расстроился Эд.

Секунду Моркемб мечтательно созерцал пульсирующий у него в руке орган, потом отшвырнул его, и тот лопнул на манер перезрелого кочана цветной капусты.

— Ладушки! — произнес я, и он угрожающе на меня уставился, — Ээээ. Не злись на молоток, ладно, чувак? — я подал ему руку, в которой он мне раздавил несколько косточек, — Спасибо! — поблагодарил я.

Его явно требовалось утихомирить, и Робинзон притаранил лекарств от чувака, торчащего в сортире. «Никаких тяжелых наркотиков…, — провозгласил он, — исключительно легкие. Хахахаха». Мы накачали обалдевшего от спида Моркемба полным «Special Brew», что вроде бы оказало успокоительный эффект. Кто-то поставил запись — «Peebles folume 3: The Acid Gallery», и народ вернулся к веселью, когда Driving Stupid вдарили «The Reality Of Air-Fried Borscht», Эд припрятал улики в шкафу под лестницей, двое ребят оттащили трупы к пожарной лестнице и зашвырнули их в соседские сады, замаскировав дело под несчастный случай. Стал восстанавливаться нормальный порядок вещей.

— У тебя есть во что переодеться? — спросила у Эда Сэди. Она стояла у НОь когда его репа треснула, и все ее парадные одежки были в крови, ошметках мозговой ткани и осколках костей, а чулки мерзко воняли гадостью, брызнувшей, после того, как она лишила мусора зрения.

— Ндааа, — задумчиво проговорил Эд, — Тебе понравится. Пошли со мной в тайную комнату. Потом махнул мне: — Ты тоже пошли, случай особенный.

Так оно и было, ведь никто никогда не бывал в тайной комнате Эда, хотя мы нередко размышляли, что же все-таки там: секретные атомные лаборатории и камеры пыток составляли наши наилучшие предположения. И потому с великими предвкушениями в душе мы втроем вышли из квартиры и направились к общему лифту. Эд нажал кнопку П, и когда мы спустились в подвал, он дождался, пока двери откроются, и надавил ее