Георгий Злобо - Бесплатное порно
— А ты откуда все эти подробности знаешь? — удивился Брещик.
— А я про это как раз реферат доканчиваю. — Отец повернулся к компьютеру и застучал клавиатурой.
Торжественная речь отца № 2
— Друзья мои! Вот и ожила после летаргического сна труба нашего родного крематория. И пусть это пока лишь дым от деревянной куклы — клянусь Люцифером — в нём уже есть привкус палёной человечины. Это многообещающий привкус. Друзья, в нашей школе не будет наказаний. Вернее, возмездие воспоследует, но только одно. За малейшую провинность полагается выбор: длинная соломинка — жизнь, короткая соломинка — печка.
— Эт вы нам всех детей так сожжёте! — возмущённо крикнула из толпы пьяная женщина.
— Ошибаетесь, уважаемая! — торжественно потряс кулаками Отец, — в том-то и суть нашего метода: он заставляет ребёнка уже с малых лет тщательно взвешивать каждый свой шаг, следить за речью, просчитывать ходы противников. Никто ведь не хочет в печку. А провинность — это случайность. Но закономерная случайность. У нас есть свой свод законов, и он защищён моим авторским правом. Проступком — согласно нашим законам, — является любое действие, совершённое ребёнком в противоречие поставленной себе цели. Цель каждый ставит себе в начале учебного года. Сегодня как раз такой день, и сегодня к вечеру каждый из детей будет уже знать свою цель на предстоящий учебный год.
— А как мы её узнаем? — спросил стоявший близко к трибуне мальчуган в обдроченных шортах.
— Сейчас вам раздадут Первый Школьный Завтрак (ПШЗ)! — развернулся к детям Отец, — он целиком состоит из грибов. Это необычные грибы: это сушеные грибы, которые хранились в мёде. Это очень вкусно, дети. Я сам однажды съел три банки…
<Среди взрослых зашумели>
…и потом мы все пройдём в траурный зал, сядем среди венков и подумаем: какую же цель поставить себе на этот год. Желающим раздадут бумагу, карандаши и фломастеры. Оружие иметь при себе запрещается. Да, кстати… уважаемые дамы и господа! Вы тоже можете к нам присоединиться: грибов у нас очень много!
Охуелое
Хватит, хватит… к чёрту цепи,Что ковал я столько летСам себе. Лже-солнце слепит.Стиснут пальцы пистолет,И суровый мудрый голосЗапоёт среди дверей:Нет у зебры чёрных пóлос —Нет и белых — бей смелей!Спусковой крючок послушен,Нарезной прохладен ствол.Лягут, лягут наши душиНа хирурга липкий стол.И, вскромсав пилой грудину,Скажет врач, устало бзднув:— Мне б ещё хоть половину,Хоть крупиночку одну б!..
Несовместимо с жизнью
Отец не знал, что Вадим Брещик промышлял торговлей растворителем. Это был товар отребья: токсикоманов, объебошенных на всю голову подростков.
Каково же было его удивление обнаружить пропитанную растворителем тряпочку под колпаком Буратино.
У отца опустились руки. Что теперь начнётся… Но нельзя, нельзя паниковать.
Он быстро взял мобильный, нашёл нужный номер.
Брещик услышал звонок, но он в этот момент находился в совмещенном санузле своей подруги Дарьи Злыч, где, обняв унитаз, надрывно блевал, а Дарья выдристывала ему на голову струи тёмной словно дёготь диареи.
— Не смей подходить к телефону! — приказала Дарья, хлестнув Брещика по спине трубкой от клизмы.
Вода из трубки обрызгала зеркало.
Отец терпеливо ждал, прижав мобилу плечом и листая массивный альбом «Шедевры русской живописи».
Альбом этот подарила ему в своё время Юлия.
— Ты что там, нюхаешь растворитель, сволочь? — спросил Отец у длинного гудка.
Брещик в это мгновение сделал попытку дотянуться языком до промежности Дарьи.
— Кто разрешал?! — Дарья резко выпрямила ноги и вдруг, заскользив босой ступнёй в мыльном пятне на полу, взвизгнула и всей своей тяжестью обрушилась Вадиму на голову.
Удар грохнул.
Подвывая от боли, Дарья скорчилась на забрызганном поносом кафеле.
Только про прошествии не менее чем 10-ти минут, она, трудно скособочившись и развернувшись в сторону Брещика, с немым всепоглощающим ужасом поняла, что тот мёртв. Как показало вскрытие, при падении Дарья смертельно травмировала Брещика, сломав бедолаге основание черепа.
Первые цели
Серёжа Татищев сидел у массивного похоронного венка и, прикрыв глаза, водил лицом по искусственным веткам. По щекам пробегала приятная щекотка, возбуждавшая мальчика.
— Серёг, ты как, уже определился насчет своей цели? — подошёл к нему флегматичный Боря Гузибет.
— Ещё нет, — пропел в ответ Серёжа, ловя губами лепесток фальшивой розы. — а ты?
— А я — уже. — торжественно заявил Боря, усаживаясь рядом и доставая пакет, — клеем не желаешь разнюхаться?
— Нет, merci beaucoup, — мотнул головой Серёжа, — а что за цель ты себе поставил?
— Цель — весьма конкретная: убить тебя.
— Шутишь?
— Ни капли. Можешь пойти сам посмотреть: там на табло уже первые цели высветили.
— А разве это разрешается? — покорно одуплился Серёжа.
— А почему нет? Ведь если я тебя убью, это не будет являться действием, совершённым ребёнком в противоречие поставленной себе цели.
— А если сделаешь что-либо, что поможет мне выжить — рискуешь оказаться в печке! вот так-то… ну, давай, попробуй. — Сергей встал во весь рост, спустил трусы и вывалил чудовищные гениталии мутанта.
— Не так быстро, малой… до весны время много.
— Что же: я уравняю шансы. Где эта бумажка? — Серёжа порылся в венках, достал фломастер, альбом и опросную карточку, — что ты, кстати, говорил там насчёт клея?
— Насчёт какого клея?
— Так и запишем: моя цель на предстоящий год — убийство Бориса Гузибета.
— Расписаться не забудь, — толкнул его под руку Боря — легко разогнулся и, пританцовывая, исчез в траурном зале.
Отцы и дети
— Я хотел бы поговорить с тобой об опасных привычках, — Отец усаживал воображаемого Буратино за стол напротив себя, наливал виски в тяжёлый тёмного хрусталя стакан.
Впереди была пустота, но отцу ничего не стоило мысленно воскресить деревянного человека, тем более, что диалоги подобные этому вели они с ним едва ли не в 666-ой раз: разве что обстановка была иной, или за окном время суток.
— Опасные привычки могут привести к преждевременной кончине: потому они и опасные. И в том-то коварство привычки, что даже курить бросить — можно, а вот ковыряться в носу — уже нет. Это я на тебя намекаю, дорогой мой. Когда-нибудь наковыряешь у себя из ноздрей серы, да фосфора: чиркнешь козявкой как спичкой — и сгоришь к ебеням. И курить ты тоже не бросил. Вчера в туалете пахло. Ты пытался набрызгать там одеколоном, но я всё равно учуял. И не говори мне, что это мои дети. Мои дети к дури не прикасаются. Они и курить-то не умеют. Мои дети — спортсмены, они увлечённые ребята. А ты — наркоман, извращенец, и ко всему деревянный: на хера ты мне, такой, спрашивается, сдался? К тому же похотлив, как сучка: всю семью мне развратил, паскуда. Ты нас всех во блуд ввёл, понимаешь ли?! — вскочив, Отец метнул стакан в стену, но он не разбился, ударив в нижний угол нарисованной печи и гулко покатившись по полу.
Одержимость
Усилием воли заставив себя отключиться от тяжкого навала повседневности, Степан Щорс не раз приходил к выводу, что он старается, по сути, впустую: все эти митинги за право на 40-кадневный отпуск, акции протеста, и даже отдельные провокации…
Без толку.
Профсоюз не шёл на попятную.
Уже погиб брат. А второй брат, Виктор, недавно очутился в дурдоме со странной болезнью, напоминающей одержимость.
Он загрыз насмерть девушку, приходившую убирать номер, арендуемый им в отеле. Частично съел её, разорвав горячее мясо зубами и, как был — весь в крови и с оттопыривающимися штанами — проследовал на reception.
На остановке такси его взяли.
Записка Брещика
Когда разбирали вещи покойного Брещика, обнаружилась записка следующего содержания:
Я, Вадим Брещик, настоящим подтверждаю, что являюсь не человеком, а засланным в биосферу Земли чужеродным организмом-лазутчиком, целиком подвластным воле своих хозяев.
Конкретный мой высочайший хозяин, сигеригор Боопто, является прямым наследником энергии Солнечной Системы. Помыслы его непостижимы разуму homo sapiens.
Сознавая ответственность возложенной на меня миссии, и являясь послушным солдатом Всесильного, я отрекаюсь от Яда и становлюсь беззащитен перед лицом Неумолимого.
Дерись без страха и упрёка,Лавиной посланный злодей:Дави поганого пророкаЧумных курганов и блядей,Рази огнём болотный сумракУдобных нечисти жилищ,Будь многорыл и глух как тумба,Куси как змей, трави как свищ.Кто, власть вкушая, гневил небо,Предстанет вскоре пред Судом.И променявший Быть на НебытьКровавоокий гнойный гном,Пусть возвестит, угарно щерясь:— Долой Червивого, долой! —И бодро клацнет клыком челюстьВ башке бугристой, удалой.
Подпись: В. Брещик, дата, печать вымазанной в нечистотах подушечкой большого пальца.
