Филип Ридли - Крокодилия
Я хотел бы думать о Сэме.
Но думаю о Билли Кроу.
Вот история о том, как моя сестра встретила Стивена.
Каждый день по дороге в школу она проходила мимо школы для мальчиков — похожего на тюрьму увитого плющом здания красного кирпича. Мальчики стояли возле проржавевших ворот и свистели всякий раз, когда она проходила мимо. Она сжимала сумку крепче и кокетливо оттопыривала зад. Иногда ей приходилось отмахиваться от них, когда они выпячивали бедра, изображая, что мастурбируют.
— Это грязные твари, — говорила она своей лучшей подруге Трейси.
— А Шейла сейчас встречается с Гарри.
— Что ж, это ее дело. Для меня все они — стадо мерзких тварей.
— Но есть и симпатичные.
— Тебе только так кажется. Я их всех ненавижу.
Но по ночам она мечтала о парнях в блестящих черных куртках и небесно-голубых галстуках, она проваливалась в бездну страсти, откуда не было выхода, а по субботам отправлялась гулять, в надежде встретить парней в майках и джинсах. Когда она мечтала, что занимается любовью с кем-то из них, у ее партнера не было лица: она думала только о форме — снимать небесно-голубой галстук, медленно расстегивать накрахмаленную белую рубашку, стягивать ее, чтобы обнажилась гладкая бронзовая грудь, тянуть молнию на черных отутюженных брюках, открывая белые трусы. Все ее мастурбационные мечты были связаны со школьной формой, но никогда с конкретным парнем, лицом из множества лиц, ухмылявшихся и свистевших вокруг, стоило ей чуточку качнуть бедрами.
— Ты ведь дурнушка, и знаешь это, — говорила ей мама.
— Наверное, в тебя пошла, разве не так?
— И совсем незачем грубить.
— Ой, отстань, мам.
— И не злись на меня, Анна Нил. Я это говорю для твоего же блага. Ты молода. Так пользуйся этим. Как я пользовалась в твоем возрасте. Получи все, что можешь. Пораскинь мозгами, и убедись, что у него есть деньги. Не совершай ту же ошибку, что и я.
— Да знаю я, знаю. Смени пластинку, ладно? Почему ты так спешишь от меня избавиться?
— Ничего подобного я не говорила.
— Но именно это ты имела в виду, верно?
— Разумеется, это не так. — Мама села, готовясь заплакать. — Просто ты еще не приводила домой ни одного молодого человека. А тебе нельзя быть слишком разборчивой.
Как-то раз в пивной парень по имени Барри подошел к ней и заговорил. Она стояла у стойки с Трейси, пила Баккарди с колой. Она чувствовала себя неуверенно и неуклюже в новых золотых туфельках на высоких каблуках. И к тому же слегка захмелела.
— Привет, крошки, — сказал Барри.
Трейси захихикала.
— Мы тут с приятелем, Стиви, и я говорю ему: "Слушай, просто позор. Такие роскошные пташки явно засиделись одни. Так нельзя. Чтобы столько мяса, да без подливки, если ты понимаешь, к чему я клоню…" Так вот, я ему говорю: "Почему бы нам не пойти и не поддержать их в трудный момент?" А Стив, он ведь просто душа любой компании, — конечно же, соглашается. Правда ведь, Стив, старина?
— Да, — подтвердил Стив.
Трейси хихикнула.
— А теперь слушайте сюда, цыпочки. Эта ночь принесет вам удачу. Вас двое и нас двое. Нам скучно и вам скучно. Мы сейчас собираемся в «Вишенку». Не хотите ли прокатиться с нами?
— А машина у тебя есть? — поинтересовалась Анна.
— А то. За кого ты меня держишь?
— Собственная?
— Моя.
Анна схватила его за руку.
— Ну что ж, идем.
В диско Анна отплясывала с Барри всю ночь. Он засунул язык ей в ухо, а она укусила его за шею. Правой рукой она массировала его набухшую ширинку и говорила непристойности, когда утихала музыка. Он же засунул пальцы во влажную расщелину между ее ног и терся о ее бедро.
Стивен и Трейси тихо сидели в углу.
Часа в три ночи Анна и Барри, не сказав никому ни слова, вышли из клуба, и Барри трахнул ее на заднем сиденье машины. Она была девственницей, кровь запятнала коврик из фальшивой леопардовой шкуры.
— Классно было, — ликовал Барри. — Классно.
Анна была с ним согласна, но предпочла скромно промолчать. Она подтерлась какими-то салфетками и улыбнулась новоприобретенному любовнику. Его лицо горело и лоснилось от пота, а штаны беспомощно болтались у колен. Анна любовалась золотой цепочкой на его шее, казавшейся такой прекрасной на загорелой коже, так эротично лежавшей на ключицах. Даже звук его дыхания наполнял ее желанием схватить его и сжать подушкой бедер. Он был ее малышом, беспомощным, как щенок, опустошенным великолепием оргазма.
На следующий день Трейси сказала:
— Спасибо, что вы нас бросили. Мы не знали, как добраться домой. У него не было денег, а я вовсе не собиралась платить. Вот уж сосунок. Господи боже. Представляешь, не было вообще ничего. Мы даже не целовались.
— Прости, Трейс. Я так напилась. Я только очнулась в машине, когда Барри вез меня домой.
— Боже мой. Оргазмы у приборной панели и на коврике для ног?
— Это было великолепно.
— И что дальше?
— Это было великолепно… и сегодня мы встречаемся снова.
— Боже, Анна. Это не просто великолепно. Это серьезно.
— А ты ревнуешь?
— Из-за этой глыбы цемента? Не смеши меня.
— А ты будешь встречаться со Стивеном?
— Я буду избегать Стивена. Всегда. Он ничтожество. Передай привет Барри. Скажи ему, что если у него найдется друг, которому есть что сказать, или же немой с большим членом — я бы не прочь познакомиться.
Этой ночью, когда Анна, просунув голову под руль, отсосала у Барри, она поняла, что любит его больше всех на свете. Смакуя соленый вкус спермы, она завела разговор об их общем будущем, о детях, доме и саде, где будут цвести ломоносы и герани.
— А ты серьезно настроена, я смотрю, — заметил Барри.
Она сочла это за комплимент и улыбнулась.
Ему было восемнадцать. Они со Стивеном работали вместе в банке. Анна еще училась в школе. У нее были точные планы на будущее. Она рассказала ему обо всём — чем она хочет заниматься, где хочет побывать, и он оказывался частью каждого плана, любой будущей возможности.
— Банк хорошо платит, — рассказывал он. — Много выходных, милые люди.
— Красивые девушки? — интересовалась она.
— Да. Бывают. Показывают мне фотографии своих молодых людей.
И она застывала в его объятьях, абсолютно счастливая, упиваясь полнейшей безопасностью.
Так продолжалось месяца четыре. Потом у Анны случилась задержка. Она сказала Барри по телефону, что нужно встретиться. Он был занят в банке. Она сказала ему, что, скорее всего, беременна. Он ответил, что свяжется с ней как можно скорее. Прошло четыре дня, но Барри так и не объявился. Наконец в отчаянии она отправилась в банк. У окошка она увидела Стивена и подошла к нему.
— Стив, где он?
— О, привет Анна. Как поживаешь?
Боже мой, подумала она. Он уже покраснел. Что за молокосос.
— Ладно, Стив. Мне некогда. Мне надо встретиться с ним. Срочно.
Она заплакала. За ней уже выстраивалась очередь.
— Его здесь нет.
— Где же он?
— Дома, я думаю.
— Нет его там. Я всюду искала. И у матери, и у бабушки. Всюду. Он здесь. Я уверена.
— Тебе лучше уйти, Анна. Это банк.
— Я уйду только… — охранник дотронулся до ее руки. — Отъебись от меня! Стивен, приведи его! Приведи его! — Она уже по настоящему рыдала. — Приведи его! Приведи его!
— Ну-ка, мисс, успокойтесь, — встрял охранник. — Здесь не место устраивать сцены. Это банк.
— Насрать мне на твой банк. И на тебя тоже.
— Если вы не уйдете, придется вызвать полицию.
— Пожалуйста, Анна, — попросил Стив.
Почти пять часов она простояла у дверей банка в надежде поймать Барри, но он так и не вышел. Только Стив.
— Я же говорил тебе.
— Боже мой, Стив, что же мне делать?
Он обнял ее за плечи.
— Пойдем, выпьем кофе.
— Мне бы чего-нибудь покрепче.
— Ну пойдем.
Они сидели в пивной, и она рыдала, изведя ворох салфеток. Тихо мурлыкал музыкальный автомат. Она никогда не чувствовала себя такой несчастной и опустошенной.
— Он больше не хочет видеть меня, правда?
— Да, — подтвердил Стив, — боюсь, что так.
— Это ведь его ребенок.
— Ты… ты не первая, Анна.
— Вот что! Я никогда и не думала, что он рыцарь в сияющих латах. Боже, я этого от него и не ждала. Но я думала… — и она снова дала волю слезам. — Я так его ненавижу. Убью его, если увижу. Клянусь.
— Ну перестань.
— Мама убьет меня. Мне придется уйти из дома. Я не буду избавляться от ребенка, Стив.
— Правильно. Не надо.
Она сжала его руку, мягкую, розовую, с белыми чистыми ногтями.
— Ты так все хорошо понимаешь, — сказала она. — Почему они все на тебя не похожи?
— Меня все ненавидят, — признался он. Как хорошо было сказать об этом кому-то, сказать ей, смешать ее горе со своим.
— Я — нет. Уверена, у тебя на самом деле полно друзей.
