Возраст зрелости - Жан-Поль Сартр

Матье вздрогнул.

— Алло! Это Матье. Я… послушай, мы были идиотами. Я хочу… алло! Марсель? Ты меня слушаешь? Марсель! — в ярости крикнул он. — Алло!

Ответа по-прежнему не было. Он потерял голову и крикнул в трубку:

— Марсель, я хочу на тебе жениться!

Наступило короткое молчание, потом что-то вроде лая на другом конце провода и короткие гудки. Какое-то время Матье сжимал трубку, затем тихо положил ее на стол. Даниель, не говоря ни слова, смотрел на него, но выглядел он отнюдь не торжествующе. Матье сделал глоток рома и сел в кресло.

— Ладно!

Даниель улыбнулся.

— Успокойся, — утешающе сказал он, — гомосексуалисты обычно становятся прекрасными мужьями, это общеизвестно.

— Даниель! Если ты женишься на ней ради красивого жеста, ты испортишь ей жизнь.

— Не тебе бы говорить, — оборвал его Даниель. — Знаешь, я женюсь на ней вовсе не ради красивого жеста. Прежде всего она хочет ребенка.

— А… А она знает?

— Нет!

— Так почему ты женишься на ней?

— Потому что мы с ней друзья. Голос его звучал неубедительно. Они налили себе еще, и Матье упрямо произнес:

— Не хочу, чтобы она была несчастной.

— Клянусь, я сделаю все для ее счастья.

— Она думает, что ты ее любишь?

— Вряд ли. Она предложила жить у нее, но мне это не подходит. Я поселю ее у себя. Вероятно, чувство мало-помалу возникнет — так мы думаем.

Он добавил с вымученной иронией:

— Я ведь собираюсь скрупулезно выполнять супружеские обязанности.

— Но как же… — Матье сильно покраснел. — Разве ты любишь и женщин тоже?

Даниель как-то странно фыркнул:

— Не особенно.

— Понятно.

Матье опустил голову, и слезы стыда навернулись ему на глаза. Он проговорил:

— Я сам себе стал противен еще больше с тех пор, как узнал, что ты женишься на ней. Даниель выпил.

— А, — сказал он рассеянно и бесстрастно, — я думаю, ты должен чувствовать себя довольно мерзко.

Матье не ответил. Он сидел, опустив глаза: «Он гомосексуалист, а она выйдет за него замуж».

Он расставил руки и поскреб каблуком паркет: он ощутил себя загнанным в угол. Внезапно он почувствовал неловкость, он подумал: «Даниель на меня смотрит» — и поспешно поднял голову. Даниель действительно смотрел на него, да с такой ненавистью, что у Матье сжалось сердце.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросил он.

— Ты знаешь! — сказал Даниель. — Ты тоже знаешь!

— Ты бы, наверное, не остановился перед тем, чтобы пустить мне пулю в лоб?

Даниель не ответил. Вдруг Матье обожгла невыносимая мысль.

— Даниель, ты ведь женишься на ней, чтобы наказать себя?

— Ну и что? — равнодушно пробормотал Даниель. — Это касается меня одного.

Матье схватился за голову.

— Боже мой! — воскликнул он.

Даниель быстро добавил:

— Это не имеет никакого значения. Во всяком случае, для нее.

— Ты ее ненавидишь?

— Нет.

Матье грустно подумал: «Это меня он ненавидит».

Даниель снова заулыбался.

— Допьем бутылку? — предложил он.

— Допьем, — согласился Матье. Они выпили, и Матье почувствовал, что хочет курить. Он взял в кармане сигарету и закурил.

— Послушай, — сказал он, — меня не касается, кто ты. Даже теперь, когда ты мне об этом сказал. И все-таки кое-что я хотел бы у тебя спросить: почему тебе стыдно?

Даниель отрывисто засмеялся:

— Я ждал этого вопроса, мой дорогой. Мне стыдно быть гомосексуалистом именно потому, что я гомосексуалист. Я знаю, что ты мне скажешь: «Я бы на твоем месте не стыдился, я бы добивался своего места под солнцем, эта склонность не хуже любой другой» и т. д. Только это меня не трогает. Я знаю, что ты мне все это скажешь именно потому, что ты сам не такой. Все гомосексуалисты стыдятся, это в их природе.

— Но разве не лучше было бы… принять себя таким, как есть? — робко спросил Матье.

Даниель, казалось, разозлился.

— Ты мне об этом скажешь в тот день, когда согласишься остаться негодяем, — жестко отрубил он. — Нет. Гомосексуалисты, которые хвалятся этим, которые афишируют это или просто с этим смирились… мертвецы: они убили себя из-за того, что стыдились. Я такой смерти не хочу.

Но он, казалось, успокоился и без ненависти посмотрел на Матье.

— Я всего лишь слишком себя принял, — мягко продолжал он, — я себя очень хорошо знаю.

Разговор был исчерпан. Матье закурил другую сигарету. На дне его бокала осталось немного рома, и он его допил. Даниель внушал ему ужас. Он подумал: «Через два, через четыре года… стану ли я таким?» Ему вдруг захотелось поговорить с Марсель: только ей одной он мог рассказать о своей жизни, своих страхах, своих надеждах. Но он вспомнил, что больше никогда ее не увидит, и его неутоленное, неназванное желание медленно превратилось в отчаяние. Он был одинок.

Даниель, казалось, размышлял: его взгляд остановился, губы время от времени приоткрывались. Он коротко вздохнул, и что-то дрогнуло в его лице. Он провел рукой по лбу: вид у него был удивленный.

— Сегодня я все-таки попался, — сказал он вполголоса.

У него мелькнула странная улыбка, почти детская, которая выглядела неуместной на оливковом лице, где плохо выбритая щетина отсвечивала синевой. «Это правда, — подумал Матье, — на сей раз он на пределе». Ему вдруг пришла мысль, стиснувшая его сердце: «Он свободен». И ужас, который внушал ему Даниель, вдруг смешался с завистью.

— Ты должен быть в странном состоянии, — сказал он.

— Да, я в странном состоянии, — согласился Даниель.

Все еще добродушно улыбаясь, он сказал: — Дай мне сигарету.

— Ты разве куришь? — спросил Матье.

— Нет, только одну. И только сегодня. Матье быстро произнес:

— Я хотел бы быть на твоем месте.

— На моем месте? — без особого удивления переспросил Даниель.

— Да.

Даниель пожал плечами.

— В этой истории по всем позициям выиграл ты.

Матье горько усмехнулся. Даниель пояснил:

— Ты же свободен.

— Нет, — покачав головой, сказал Матье. — Бросить женщину еще не значит обрести свободу. Даниель с любопытством поглядел на него.

Однако сегодня утром ты, кажется, считал именно так.

— Не знаю. Это неясно. Все неясно. Истина в том, что я бросил Марсель ни ради чего.

Он задержал взгляд на оконных шторах, колыхавшихся от ночного ветра. Он устал.

— Ни ради чего, — повторил он. — Во всей этой истории я играл роль только отказа и отрицания: в моей жизни больше нет Марсель, но есть остальное.

— Что же?

Матье неопределенно махнул рукой в сторону письменного стола.

— Ну, все это, все остальное.

Он был околдован Даниелем. Он подумал: «„Значит, это и есть свобода?“ Даниель действовал, он уже не может вернуться назад: ему должно казаться странным