Избранные произведения - Пауль Хейзе
Внезапно все собрание охватило радостное возбуждение, сопровождаемое шепотом и подавленными криками восхищения, как при приближении торжественного шествия. Когда он равнодушно — ибо что значило для него окружение? — обернулся, чтобы узнать причину внезапной радости, в комнату вбежал, не поздоровавшись и не представившись, мужчина; пробегая мимо Виктора, он задел его рукавом, не извинился, тут же сел за рояль и раскрыл ноты. Неужели же он будет?.. Да, Боже правый, он начал петь, хотя его не просили об этом и не давали разрешения, словно какой-нибудь пьянчуга в трактире. Раз — и Виктор уже около него, захлопывает нотную тетрадь и бросает ее ему на колени, после чего непрошеный гость молча выскочил из комнаты. Все произошло так быстро, как если бы летучая мышь влетела в окно и тут же вылетела обратно.
— Что это за тип? — весело спросил Виктор, обращаясь к советнице в надежде, что заслужил за свои быстрые действия ее благодарность.
Но гляди-ка: повсюду замешательство и возмущение, на всех лицах оцепенение. «Никакой это не тип», — прошипела Псевда с покрасневшим от гнева лицом, сердито сверкнув глазами. А кантональная советница со слезами на глазах упрекнула его свистящим шепотом:
— Это же был ее брат, Курт!
С насмешливой почтительностью Виктор склонился перед Псевдой:
— Сударыня, примите мои искренние и глубокие сожаления!
— Сожаления неуместны! — властно отрезала она. — Я горжусь и буду гордиться своим братом!
Она молча покинула комнату, и вслед за ней все стали расходиться.
— Ах, мой чудесный музыкальный вечер! — с безутешным видом причитала кантональная советница. Когда Виктор принялся усиленно извиняться перед ней, уверяя, что никак не мог предположить в этом невоспитанном человеке, который ворвался в собрание без приветствия и представления, расталкивая локтями гостей…
— Дались вам эти церемонии! — горько прервала его советница. — Он же оригинал, гений!
Она отошла от него с расстроенным видом.
— Виктор, Виктор, — похлопал его по плечу, смеясь, лесничий Леман, школьный товарищ. — Ты совершил большую ошибку.
— Извини, дорогой друг, это была не ошибка, я наказал ее.
— Называй это как хочешь, но отношения с госпожой Вюсс ты испортил навсегда.
— Это мы еще посмотрим! — бесстрашно возразил Виктор.
На улице у него было такое ощущение, словно он побывал на каком-то дурацком представлении. Так, значит, это и был хваленый Курт! «Утонченный, любезный, скромный!» Неужели слова родного языка означают не одно и то же в разных местах? Этот тип — гений?! Один из десятков тысяч доморощенных гениев, такие есть в каждой семье, превозносимые до небес родными сестрицами, увенчанные изнывающими от тоски тетушками… И вообще, в какую дыру я попал! А разговоры, разговоры! Избитые общие фразы, в другом месте их постеснялись бы произнести вслух; уродливые суждения, которые следовало бы заспиртовать, чтобы не протухли. «Чопорные, смехотворные церемонии во дворцах вельмож!» Они, верно, полагают, что во «дворцах вельмож» царит такая же атмосфера, как на выставке племенных быков. «Льстивые придворные!» Каким они представляют себе придворного? Вероятно, в образе заклейменного властями интригана, который с утра до вечера ошивается вокруг трона, как сценический злодей вокруг суфлерской будки. «Безрадостная семейная жизнь в больших городах!» Надо полагать, потому безрадостная, что там не порют своих детей! «Бездуховные развлечения так называемого высшего света!» Там, по крайней мере, не болтают о «без вины виноватых»… А что до духовного горизонта, то и здесь он не ахти… Оно и неудивительно, в такой-то дыре! У отца «выразительная голова», братец — гений! «Вежливые люди все более или менее двуличны». Из какого демократического корыта она выудила это убогое изречение? Но произнесла его славно, уверенно и твердо, как историческую дату на экзамене. «Битва при Саламине?» — «Я знаю», — торжествующе поднимается вверх указательный палец. Хочешь, Виктор, я скажу тебе, кто она такая? Незрелый ребенок, прежде времени выскочивший замуж; вчера еще играла в куклы, и вдруг откуда ни возьмись на руках оказывается младенец. Он для нее как бы продолжение куклы. Ты заметил, как она лакомилась взбитыми сливками? Еще чуть-чуть (жаль, что взрослым это непозволительно), и она бы, как клоун в цирке, погладила себе живот. Но красива, ничего не скажешь! Из-за нее так и хочется поставить Создателю более высокую отметку за его творение; она стала еще прекраснее, чем была тогда в пору «второго пришествия». Ничего не утратила, но многое приобрела; «расцвела», говоря языком романистов. А как храбро она защищала своего брата, этого паяца! Псевда, ты мне нравишься. Она, правда, еще слегка лягается, как дикая кобылка; тем лучше, это говорит о породистости; мне даже нравится, когда она пышет гневом; напротив, ей это к лицу, как нельзя лучше подходит к ее черноволосому облику. Псевда, мы еще станем добрыми друзьями… И, весело напевая, он зашагал по улице.
Но вся его веселость была только детским утренником на палубе корабля; внизу, в каюте, стонал уязвленный мужчина, и это был капитан. Вернувшись в гостиницу, Виктор сразу отбросил напускную веселость и погрузился в свои мысли. «Виктор, ты узнал истину, а у истины вряд ли что можно выторговать. Истина гласит: из своего царственного появления — прийти и поразить — ничего не вышло; твой вид, твой взгляд, твое праведное возмущение не произвели впечатления, а если и произвели, то оно было жалким. В чем причина неудачи, как после этого сложатся отношения между тобой и Псевдой? Подумай и ответь».
Виктор подумал и ответил: «Причина неудачи в следующем: эта дамочка счастлива и довольна; поэтому она ни в чем не нуждается, ей ничего не надо, и меньше всего от меня; я ей просто не нужен. Прошлое она забыла и вряд ли вспомнит о нем. В этом причина моей неудачи. А что касается будущих отношений между нами, то дело обстоит следующим образом: мое духовное превосходство здесь мне ничуть не поможет, так как она не способна даже измерить его. Оно мне даже мешает, так как моя духовность вступает в противоречие с ее убеждениями, которые позаимствованы ею у окружающих и потому непоколебимы. Одним словом, пользуясь выражением госпожи Штайнбах, «она не из того теста сделана». Кто почитает «выразительную голову», кто восхищается Куртом, тот никогда не оценит по достоинству Виктора; это неестественно, ибо одно исключает другое.
