Галерея женщин - Теодор Драйзер
– А что, если ребенок будет на меня похож? – рискнул я спросить.
Ну и что! Кто сможет что-то доказать? Фил, увы, едва обращает внимание на Брейта. Он никогда не заподозрит ни меня, ни ее. Она была в этом уверена – на том и порешили.
И все же, должен признаться, я почувствовал, что все это как-то нехорошо. Фил всегда был и оставался, несмотря на свою языческую и практичную природу, что делало его беспощадным в коммерческих сделках, таким дружелюбным, таким по-своему в некоторых (далеко не во всех) случаях откровенным со мной. И вдруг такое. Плохо же я отплатил ему за его доброе отношение. Однако, поразмыслив и решив, что Альбертина действительно этого хочет, я не стал возражать. Ибо такая история приключалась со мной не впервые. Бывали и другие. Но в каждом случае не без согласия и желания женщины. Я никогда не заставлял ни одну из них переживать это в одиночестве, делать то, чего они делать не хотели. А в данном случае имелось достаточно средств, чтобы обеспечить безбедную жизнь моему отпрыску. Зная Альби, я понимал, что она будет внимательна и щедра к ребенку. И поскольку на первом месте у меня всегда стояла работа, я не расстраивался и не раздражался при мысли, что мне не всегда удастся видеться с ним, – хотя потом мне в этом никогда не было отказа. Но ребенок ничего не знал. (Когда девочке исполнилось шестнадцать, она даже начала на меня поглядывать с загадочным выражением – подумывала о возможности завести со мной любовный роман, так сказать!)
Итак, в ноябре на свет появилась девочка, которую назвали Джоан. Ее рождение Альби и Фил отмечали с грандиозным размахом. Я тоже преподнес скромный подарок. Альби до рождения дочери и после него чувствовала себя хорошо, и у нее было достаточно сил, чтобы выполнять свои светские обязанности не только летом, но и в следующем сезоне во Флориде. И больше никаких слов от нее, кроме сообщения, в общих чертах, что она снова станет матерью. А Фил – хотите верьте, хотите нет – по какой-то для меня совершенно необъяснимой причине был убежден, что я именно тот человек, который должен составлять его жене компанию на время его отсутствия. С его стороны не было ни тени недовольства или подозрения, когда он узнал от Альбертины о предстоящем рождении ребенка. «Почему бы тебе не рискнуть во второй раз?» – вот и все, что, по ее словам, он ответил.
А сейчас хотелось бы добавить, что мне никогда не удавалось избежать странного ощущения, даже фатального чувства в связи с этой моей незаконнорожденной дочерью, в которой явно начало проявляться небольшое сходство со мной еще во младенчестве, недель через шесть. Альбертине доставляло радость подносить ее ко мне, иногда со значением указывать пальцем на ее носик, глазки (цвет!) или ушко (точно такой же формы, как у меня), состроив гримасу или подмигнув мне, пока никто не видит. Я могу крутить любовь, да? Овладеть женщиной буквально против ее воли? Так вот смотри, что у меня теперь есть! Более того, вскоре все станет ясно просто благодаря внешности ребенка. Но нечего беспокоиться, Джоан – очаровательная девочка, и я волен уйти, если ее мать мне надоела. Потому что вот он я, здесь, в дочери, и мне никогда, никогда этого у нее не отнять! Так прошли один-два счастливых года.
Но еще раньше были весна и лето на Лонг-Айленде в поместье Хэмптон-Саутгемптон, меблированном и украшенном так, как это могли сделать только Миллертон и его команда. Оформление вызывающее, даже нахальное – яркие, пестрые клумбы, столики и стулья под зонтиками, качели, корты для игры в теннис и сквош и бог знает что еще! И все это на фоне переменчивого, теплого, грохочущего, часто туманного моря. Полностью укомплектованный штат прислуги и в доме, и в саду, якобы под руководством Альбертины и Фила, но на самом деле более или менее под присмотром ди Бродзио и леди Уэдерсуит. А какие гости! Пожалуйста! Каждые выходные приезжают весьма занятные светские компании. Конечно, это важные миллионеры, но разбавленные молодежью и стариками, чье происхождение вполне могло быть сомнительным – кто же разберет. Некоторые – и их немало, – конечно, принадлежали к самым сливкам общества, а потому вели себя высокомерно. Кроме того, бывали хитроумные авантюристы типа ди Бродзио и Уэдерсуит. Они прекрасно знали, как собрать и направить тех, кто должен был поразить и обмануть толстосумов, имевших амбиции влиться в светское общество. Завтраки, обеды, чаепития, ужины. Танцы, верховая езда, плавание, гольф, теннис, бридж, рулетка, баккара. Все «как положено». Но Альбертина жаловалась мне на этот «пустой балаган».
– Честное слово, – сказала она мне однажды, – не могу выразить, что я чувствую. Это и не настоящий дом, и не семейная жизнь.
– Попробуй относиться к происходящему как к зрелищу, – предложил я. – Это удивительно – я бы сказал, даже поразительно, если подумаешь, кто и что за всем этим стоит.
Я имел в виду Фила, его свободную и беспечную языческую душу.
– Ты всегда так! – ответила она. – Я знаю, что тебе больше ничего и не надо. Лишь бы было хорошее зрелище. Они не могут тебя по-настоящему унизить. Но меня! Видел бы ты, как они иногда на меня смотрят. Боже, как я все это ненавижу! Если бы я не была стольким обязана Филу, я бы просто не выдержала!
– Ну-ну, Альби, – утешал я ее. – Развеселись! Подумай, какое это прекрасное место. Лучше, чем клуб или отель. Ты живешь в огромном номере люкс, где практически все делают за тебя другие. К тому же у тебя есть друзья. Ты была бы не ты, если бы их не было. (Я слышал об Альбертине немало хорошего.) Все идет прекрасно, многие думают, что ты нашла дорогу в светское общество.
– Ох уж это светское общество! Очень оно мне нужно! Снобы и денежные мешки. Как бы мне хотелось поехать куда-нибудь вместе с тобой,
