Избранные произведения - Пауль Хейзе
Она взглянула мне прямо в глаза, поблагодарив меня взглядом, и мы снова запели вместе, как раньше. Голос ее звучал лучше прежнего; но в нем появились печальные нотки — так жалуются на судьбу без вины виноватые; от ее песни хотелось заплакать. Внезапно она оборвала песню на полуслове, гортанно вскрикнула, сжала губы, подобно умирающему ангелу, и зашаталась в седле.
— Горе мне, — запричитала она, — кто-то грубо толкнул меня, мне стало плохо, мой голос больше не подчиняется мне. Отступись от меня, Виктор, найди себе новую Имаго, здоровую, сильную и с незапятнанным лицом, чтобы она могла ликовать и петь с тобой, тебе в усладу и заслуженную награду.
— Имаго, невеста моя суженая, — воскликнул я, — разве отступаются от подруги из-за того, что она заболела? Я заключил союз с тобой перед лицом моей Строгой госпожи, а потому твое лицо для меня — воплощение благородства и возвышенности. Внемли же, что я тебе скажу: оттого что ты больна и печальна, моя любовь к тебе стала во много крат больше, чем тогда, когда ты радостно и блаженно ликовала рядом со мной.
— Горе тебе, Виктор, если ты не отступишься от меня! — сказала она. — Ибо не принесу я тебе ничего, кроме кручины.
— Принеси же мне горе и кручину, — ответил я. — Но от тебя я не отступлюсь.
И я возобновил союз с больной Имаго; и все было, как раньше, только голос ее умолк и в глазах затаилась боль…
Так все и шло вплоть до сегодняшнего дня. Она моя невеста, и я не отступлюсь от нее, она мне дороже всех сокровищ мира, даже онемевшая и больная… Гей! Мужество, упорство и свобода! Мне принадлежит Строгая госпожа, мне принадлежит Имаго; первая нужна мне для творчества, вторая — для нежной любви; все остальное — вздор. Земные женщины забавляют меня; они как глоток воды в пути: выпил, поблагодарил и забыл. Я знаю кое-кого из них, блондинок и брюнеток. Как аппетитны блондинки, как сладострастны брюнетки! Но их имен я не различаю. Одно-единственное имя осталось в моей памяти: Псевда, мелкая изменщица, повергнувшая в печаль Тевду, обидевшая Имаго. Месть ниже моего достоинства! Одного лишь возмездия жажду я от нее: еще один только раз увидеть ее, чтобы узнать, как неверная чувствует себя, чтобы заставить ее опустить передо мной глаза. Я имею на это полное право, она заслужила наказание. Довольно об этом; да пойдет ей впрок мещанское болото, благослови Господь ее брак.
Ну вот я все сказал, и на этом кончаю.
Преданный вам
Виктор.
Эту исповедь он той же ночью собственноручно опустил в почтовый ящик. И уже на следующее утро спешной почтой получил ответ:
Высокочтимый друг! Вашу исповедь, присылку которой я рассматриваю как знак особого ко мне доверия, я прочитала с надлежащим благоговейным вниманием. Но прежде чем я перейду к ее содержанию, позвольте сначала устранить то, что меня смущает; у меня язык чешется высказать вам кое-что; не может же такого быть, чтобы вы всерьез верили, будто обязали к чему-то женщину благодаря процедуре, о которой она ничего не знала и знать не могла; процедуре, которая всего лишь плод вашей фантазии. Одним словом, обязали благодаря пригрезившейся вам помолвке. Такого не может быть, вы не могли это сделать, ибо это и неразумно, и несправедливо. Дорогой друг, госпожа Вюсс не заслужила отвратительного имени Псевда, ибо если и есть на земле искренняя и правдивая женщина, то эта женщина — она. Вы требуете от нее величия? Не знаю, способны ли женщины вообще на величие — нам свойственны другие качества, — но даже если допустить, что они на него способны, разве можно от них величия требовать? Превратись величие в обязанность, и человечество будет заслуживать сожаления. Госпожа Вюсс, как и любая другая женщина, не исключая меня, призвана быть верной супругой порядочного человека; и это свое призвание она исполняет наилучшим образом, себе в успокоение, своим близким на счастье, другим в назидание. Во всем городе я не знаю более благородной, верной, самоотверженной женщины и лучшей матери. Повторяю еще раз: я и мысли не допускаю, чтобы она перед кем бы то ни было опускала глаза. Она не обязана этого делать и, кстати сказать, не будет этого делать, можете не сомневаться. Допускаю, что какая-то другая женщина могла бы вместе с вами почувствовать магическое действие «второго пришествия», — правда, эта женщина должна была бы обладать редкостными качествами и любить вас всеми фибрами своей души. Но госпожа Вюсс не почувствовала этого «пришествия» и вовсе не должна была его чувствовать. Предпослав своему письму это замечание, я снова возвращаюсь к началу.
Да, вашу исповедь я прочитала с благоговением; я была тронута и смущена, испугана и исполнена возвышенных чувств. Я не обладаю ни соответствующим даром здравого смысла, ни должной мерой безрассудства, чтобы приходить в возбуждение от чудовищной смеси фантазии и реальности. И все же! Что такое — «Тевда», «Псевда», «Имаго», три личности с одним лицом? Одна не существует, другая умерла, третьей нет в наличии, и та, что не существует, больна! Попробуй разберись! У меня просто дух захватывает, не пойму только, от страха или от благоговения. Вы — простите, я знаю, вы ненавидите это имя, но не называть же мне вас рабби, — вы поэт, хотя и не любите, чтобы вас так называли, вам больше по душе быть ясновидящим пророком. Вашу Песнь Песней об Имаго я читала с радостным изумлением, так внимают великому поэтическому творению; в глубине души я убеждена, что демон, которым вы одержимы, называйте его, как хотите, «Имаго», «Строгая госпожа» или еще как-нибудь (он наверняка должен быть близким родственником гения), имеет священное происхождение. Ибо в одном я твердо убеждена: то, чему вы, человек взрослый, умный и смышленый, принесли в жертву свою любовь, не может быть фантомом. Короче, я верю в вашу «Строгую госпожу» и в вас, мой дорогой друг, в ваше призвание, в ваше будущее величие, на которое я до сих пор только надеялась и о котором смутно догадывалась. Настолько верю, что ваша повесть, словно бессмертное произведение искусства, наполнила бы мою душу чистейшей радостью, если бы я не была подругой госпожи Вюсс, если бы мое сердечное участие в ней не принуждало меня думать о вашем благополучии или неблагополучии. Но меня охватывает ужас при мысли о страданиях, которые принесет вам столкновение вашего прекрасного мира грез (простите женщине это банальное выражение) с грубой действительностью
