Уильям Теккерей - Кэтрин
Так, по крайней мере, обстояло дело с мисс Холл; и бедняжка очень рано начала пожинать, что посеяла.
Мужчине в подобных случаях редко приходится раскаиваться. Его не клеймят за вероломство; он не знает мук раненого честолюбия; ближние не глядят на него с оскорбительным превосходством; общество не выносит ему уничтожающий приговор; это все — доля той, что поддалась искушению, а искуситель выходит сухим из воды. Если мужчина сумел ловко обмануть женщину, это прежде всего учит его презирать жертву своего обмана. И успех и слава (пусть даже сомнительная) достаются ему, а она только несет кару. Задумайтесь об этом, сударыня, когда молодые красавцы станут нашептывать вам сладкие речи. Вас не ждет ничего, кроме горя, обиды и одиночества. Задумайтесь об этом и будьте благодарны вашему другу Соломонсу за предостережение.
Итак, дошло до того, что граф стал совершенно равнодушен к Кэтрин и даже почувствовал к ней презрение, — да и можно ли было ждать от него иных чувств по отношению к молодой особе, так легко ему уступившей? — а потому был бы весьма рад случаю от нее избавиться. Но какие-то слабые остатки совести мешали ему прямо и недвусмысленно сказать: "Убирайся вон!" А бедняжка упорно не желала понимать намеков, роняемых им в разговорах и перебранках. Так у них и шло: он продолжал ее оскорблять, а она отчаянно цеплялась за любую самую тоненькую веточку, только бы не оторваться от скалы, за которой, казалось ей, ждет небытие или смерть.
Но вот, после вечера в "Розе" с Томом Триипетом и другими славными малыми, упомянутыми графом в приведенной выше беседе, фортуна словно бы заулыбалась ему: уорикширский сквайр, которому этот вечер обошелся в сорок золотых, назавтра пожелал отыграться; и дело, как ни странно, кончилось тем, что в кошелек его сиятельства перекочевало еще полтораста монет. Столь изрядная сумма поправила дела молодого аристократа и вернула ему душевное равновесие, сильно поколебленное денежными затруднениями последних месяцев. Эту удачу на известное время и до известной степени разделила и бедная Кэт; правда, в доме не прибавилось прислуги, и она по-прежнему сама занималась стряпней, не имея других помощников, кроме девчонки на побегушках, исполнявшей также обязанности поваренка и судомойки; но граф теперь обходился со своей любовницей помягче, точней сказать — не грубее, чем можно было ожидать от человека его склада в обращении с женщиной ее положения. К тому же ожидалось некое событие, вполне естественное при подобных обстоятельствах, и срок его был не за горами.
Капитан, имея все основания не слишком полагаться на глубину своих родительских чувств, великодушно занялся приисканием отца для будущего дитяти и для этой цели вступил в переговоры с мистером Буллоком, напомнив ему о его былом увлечении и уведомив, что мисс Кэт получит в приданое двадцать гиней; но Томмж отклонил предложенную честь, божась, что вполне доволен своим холостяцким положением. На сцену выступил было мистер Брок, выразивший готовность стать обладателем мисс Холл и ее двадцати гиней; и, быть может, дело бы на том и уладилось, если бы его не расстроила сама Кэтрин, которая, услыхав об этом, тут же в гневе и ярости — о, какой ярости! — бросилась к мировому судье и под присягой сообщила, кто отец ее будущего ребенка.
К ее великому удивлению, ее господин и повелитель, вместо того чтобы возмутиться этим поступком, принял весть о нем с неожиданным добродушием; он только чертыхнулся по поводу шутки, которую с ним сыграла негодница, а последовавшая за ее возвращением буря страстных, неистовых упреков и горькие, горькие слезы отчаяния оскорбленной души явно позабавили его. Мистер Брок был отвергнут с гадливым презрением; что же до мистера Буллока, то мысль о возможном союзе с ним вызвала у мисс Кэт негодование, еще более яростное. Чем не муженек, в самом деле! Нищий из приюта, да еще в солдатском мундире! Лучше она умрет или пойдет грабить на большую дорогу! И можно поверить, что она в самом деле предпочла бы такую участь, ибо в целом свете трудно было найти существо более тщеславное, а тщеславие (как всякий, я полагаю, знает) некоторым женщинам заменяет все, — оно — те очки, сквозь которые они смотрят на мир, оно их совесть, их хлеб насущный, их единственное мерило добра и зла.
Мистер Томми, как мы уже видели, отнесся к брачному предложению не менее враждебно, чем сама Кэт; что же до капрала, то он с притворным унынием объявил, что, раз его заветная мечта неосуществима, ему остается лишь напиться с горя, что он и сделал.
— Пойдем, друг Томас, — сказал он мистеру Буллоку. — Наша желанная нам не досталась, так давай хоть выпьем, черт возьми, за ее здоровье! — Каковое предложение было Буллоком одобрено.
Столь тяжким явилось для честного капрала Брока испытанное разочарование, что, даже когда выпитое без счету пиво почти лишило его дара речи, он, проливая слезы, клял заплетающимся языком злую судьбу, которая отняла у него не только жену, но и ребенка, — ему так хотелось иметь сыночка, утешенье на старости лет.
Меж тем подоспел назначенный природой срок, и Кэтрин благополучно разрешилась от бремени, произведя на свет здорового младенца мужского пола, наделенного правом на герб Гальгенштейнов, только с поперечной полосой в левом поле. Новые заботы и обязанности оставляли ей сравнительно мало времени для ссор с графом; впрочем, этот последний, то ли из уважения к ее материнству, то ли справедливо полагая, что она нуждается в покое, не бывал теперь дома ни утром, ни днем, ни вечером.
Следует признать, что все это время капитан не терял понапрасну, а проводил в игре; и так как после первой победы над уорикширским сквайром фортуна продолжала ому благоприятствовать, он мало-помалу накопил почти тысячу фунтов. Выигранные деньги он приносил домой и запирал в железный ящик, для верности привинченный к полу под его кроватью. Разумеется, мисс Кэтрин, стлавшая ему постель, очень скоро проникла в тайну этого сокровища. Но ключ благородный граф всегда носил при себе, а кроме того, он самыми страшными заклятьями (пополам с проклятьями) обязал ее никому не рассказывать о железном ящике и его содержимом.
Но не в натуре женщины хранить подобную тайну; а капитан, целыми днями пропадая на стороне, не подумал о том, что она станет искать, с кем отвести душу в его отсутствие. За неимением женского общества, ей пришлось осчастливить своей дружбой капрала Брока, который в качестве приближенного к графу лица постоянно бывал в доме и который уже оправился от удара, нанесенного ему отказом мисс Кэтрин выйти за него замуж.
Когда ребенку было два месяца, капитан, устав от детского писка, отдал его на воспитание в деревню и отпустил ходившую за ним няньку. Мисс Кэтрин вернулась к своим обязанностям, вновь совместив в своей особе служанку и хозяйку дома. В ее распоряжении находились ключи от погреба, где хранилось пиво, и это обстоятельство служило надежным залогом преданности капрала, сделавшегося, как уже было сказано, ее другом и наперсником. Верная женской природе, она вскоре поверила ему все домашние секреты и открыла причины недавних своих огорчений, рассказав о том, как дурно обращался с ней граф; какой бранью он ее осыпал; каких денег стоили ее наряды; как он даже бил ее; какую крупную игру он вел; как ей однажды пришлось снести в заклад его кафтан; как недавно он приобрел четыре новых, расшитых золотом, и уплатил за них сполна; как лучше всего чистить и сохранять золотое шитье, готовить вишневую наливку, солить рыбу и проч. и проч. Все эти confidences [9] следовали подряд одна за другой, и скоро мистер Брок знал историю жизни графа за последний год едва ли не лучше, его самого, — граф был небрежен и многое забывал, а женщины не забывают ничего. Они хранят в памяти все слова и ничтожнейшие поступки того, кого любят, вплоть до самых пустяков, помнят, когда у него болела голова, какое и когда он носил платье, что и когда заказывал на обед, — подробности, которые сразу же вылетают из памяти мужчины, но навсегда остаются в памяти женщины.
Тому же Броку, и лишь ему одному (поскольку больше некому было) Кэтрин под строжайшим секретом поведала о выигранных графом деньгах и о том, что он прячет их в железный ящик, привинченный к полу в спальне; и Брок подивился удаче своего командира, сделавшей его обладателем столь крупной суммы. Они с Кэт даже осмотрели ящик; он был невелик, но на редкость прочен и надежно защищен от кражи или взлома. Ну что ж, кто-кто, а капитан заслуживает богатства ("однако ж не купил мне хоть несколько ярдов кружев, которые я так люблю", — перебила Кэт) — капитан заслуживает богатства, потому что умеет тратить деньги с княжеской широтой и всегда готов их тратить.
Пришло время сказать, что, пока Кэт сидела в одиночестве, внимание monsieur де Гальгенштейна привлекла к себе некая молодая особа, наследница изрядного состояния, часто посещавшая бирмингемские ассамблеи, и что он, в свою очередь, произвел на нее немалое впечатление своим титулом и своей изящной наружностью. "Четыре новых кафтана, расшитых золотом", о которых упоминала мисс Кэт, без сомнения, были приобретены для того, чтобы окончательно пленить наследницу; и в короткий срок графу и его кафтанам удалось добиться признания в нежных чувствах и готовности вступить в брак, если папенька даст согласие. Последнее удалось получить без труда, ибо папенька был купец, а читателю, я думаю, и самому известно, сколь магическое действие оказывает титул на людей низшего сословия. Да, видит бог, ни одна деспотия Европы не знает такого духа угодничества, такого раболепного благоговения перед аристократией, какое присуще свободным сынам Британии. Только здесь да еще в Америке можно встретить что-либо подобное.
